«Русский святочный рассказ». Монография о культурном феномене
Монография доктора филологических наук, профессора СПбГУ Елены Душечкиной «Русский святочный рассказ» — наиболее значительный опыт изучения феномена этого жанра в отечественном литературоведении. С разрешения издательства «Новое литературное обозрение» «Сноб» публикует отрывок из книги
Рождественская елка в жизни и в литературе
В 1840-х годах в текстах зимнего календарного цикла начинают появляться сюжеты о рождественской елке, не свойственные более ранним святочным произведениям. Именно в это время елка окончательно входит в русский быт. Процесс «прививки елки» в России был не только долгим, но и по временам весьма болезненным. Он длился около двух веков, самым непосредственным образом отражая настроения, пристрастия и состояние различных слоев русского общества. Елка на пути завоевания популярности должна была ощутить на себе и восторг, и неприятие, и полное равнодушие.
Не засвидетельствованный в русском народном обряде обычай рождественской или новогодней елки ведет свое начало с Петровской эпохи. Высказывания о том, что она «первоначально сделалась известною в Москве, с половины XVII века», откуда и перешла в Петербург, как кажется, не имеют под собой никакой реальной почвы. Петр I, испытывая комплекс национальной неполноценности, по возвращении домой после первого путешествия за границу «устраивает экстралегальный переворот, вплоть до перемены календаря». Согласно царскому указу от 20 декабря 1699 года, впредь предписывалось вести летоисчисление не от сотворения мира, а от Рождества Христова, а день «новолетия» перенести с 1 сентября на 1 января. Попутно вводился западный обычай празднования Нового года: в его ознаменование в этот день было велено пускать ракеты, зажигать огни и «украсить дома от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых». Эта малозаметная в эпоху бурных событий деталь и явилась началом долгого процесса усвоения елки в России. Петровское нововведение, однако, еще сильно отличалось от знакомого нам обычая: во-первых, в новом обряде, наряду с елью, рекомендовалось употреблять и другие хвойные растения, во-вторых, помимо целых деревьев (со стволом, а значит, и внешними очертаниями дерева, его формой), использовались ветви, и наконец, в-третьих, елки предписано было устанавливать не в помещениях, а снаружи — на воротах, дорогах, крышах трактиров (которые по этой причине получали иногда в народе название «елок») и т. п. Украшения из хвои становились, таким образом, элементом городского праздничного пейзажа. Вспомним хотя бы «древнее общественное здание» (т. е. кабак) в пушкинской «Истории села Горюхина», «украшенное елкою и изображением двуглавого орла». На первых порах елка была связана не с Рождеством, а с Новым годом; символом Рождества она становится гораздо позже. Указ Петра является едва ли не единственным документом по истории елки в XVIII веке. По крайней мере, в известных описаниях святочных и рождественских обычаев этого времени елка не упоминается.
На новом этапе и в совершенно иной форме мы встречаемся с елкой только в следующем столетии, и не исключено, что эта встреча имеет к петровскому указу весьма косвенное отношение. На этот раз она состоится в сильно онемеченном Петербурге, который со временем превратился в настоящий рассадник рождественского дерева, как тогда на немецкий манер называлась елка. Обосновавшиеся в Петербурге немцы продолжали отмечать Рождество и Новый год, соблюдая привезенные с родины обряды.