Рубен Варданян — о развитии сферы филантропии и методе кнута и пряника
Серия интервью «РБК Стиль» о благотворительности продолжается разговором с бизнесменом и филантропом Рубеном Варданяном, чей новый проект Philgood помогает фондам мыслить системно и говорить на одном языке с миром бизнеса.
Рубен Варданян не отрицает, что благотворительность — сфера эмоциональная, подчиняющаяся не только (а порой и не столько) разуму, но и чувствам. И все-таки социальный предприниматель и филантроп уверен, что относиться к ней нужно системно, а действовать — стратегически. Не случайно в своих размышлениях он часто проводит параллели и обращается к опыту бизнес-сообщества. «Помогаем помогать» — такой слоган мог бы выбрать его новый проект Philgood. Он нацелен на то, чтобы научить благотворительные фонды формулировать те самые стратегии, задумываться о диджитал-продвижении и PR-сопровождении. А еще Philgood становится связующим звеном между бизнесом и НКО, помогая им разрабатывать и запускать общие проекты. О том, что это даст индустрии, как филантропам и фондам научиться еще лучше понимать друг друга и почему многое зависит от доверия, мы и поговорили с бизнесменом.
— В серии интервью «РБК Стиль», посвященных теме филантропии, вопрос о том, что происходит со сферой благотворительности в России сегодня, уже стал своеобразной традицией. Давайте с него и начнем?
— Благотворительность в России находится в стадии своего формирования и взросления. Мы еще только-только пытаемся сформулировать правильную повестку, масштаб, стандарты этой деятельности. С одной стороны, у нас накоплен огромный исторический опыт, и в нашей стране благотворительность была традицией. С другой, в Советском Союзе это была такая партийно-коммунистическая часть — помощь африканским странам, то есть благотворительность была больше на уровне не семейно-личностных отношений, а партийно-государственном. В 90-е, конечно, появилось огромное количество людей, организаций, которые пользовались механизмами благотворительности для получения, в том числе, и государственных денег, дотаций, и в этом смысле они серьезно подорвали доверие к сфере, но в 2000-х начался процесс формирования нормальной благотворительной среды. В ней уже есть чемпионы, успешные организации, которые доказали своей деятельностью, что они могут быть не просто эмоционально сострадающими чему-то или кому-то, кто в этом нуждается, но реально оказывать профессиональную масштабную и долгосрочную помощь в разных областях. Другими словами, формирование этой очень важной части нашего общества идет, хотя медленнее, чем я бы хотел.
— А можно говорить о том, что уже есть какая-то системность, этой сферы? Или это скорее какие-то попытки отдельных фондов внутри целой страны?
—Вместе с нашими партнерами — фондом «Друзья» — мы помогли центру содействия инновациям в обществе «СОЛь» провести исследование социального сектора в России. Нам было интересно посмотреть на получившуюся карту, по которой видно, что уже есть отдельные кластеры, — экологический, например. Причем эти кластеры появляются не только в Москве, но и в регионах тоже. Однако надо признать, что пока все равно мы в целом находимся в достаточно зачаточном состоянии, и системы, которая работала бы как индустрия, в полную силу, конечно, пока еще нет. На мой взгляд, мы еще далеки от такого масштаба профессиональной и прозрачной отрасли. Но это временные процессы, мы к ней придем.
— Если говорить о проблемных точках сферы благотворительности, какие они на данный момент?
— Есть несколько серьезных вызовов. И один из этих вызовов в том, что благотворительная отрасль имеет свою очень большую специфику. Она основана очень часто на эмоциях или на процессах, а не на конечном результате. И тут нужно понимать, что действительно благотворительность без тепла, без эмоций, без чувства сопричастности невозможна, но, с другой стороны, любой благотворительный фонд — это не только оказание помощи, но и реальная стратегия, понимание процессов, их организация, создание инфраструктуры, бухгалтерия, финансы. И, как я уже сказал, отрасль находится еще в стадии формирования, просто ни доноры, ни регуляторы, ни государство не давят на нее, и в этом смысле большинство благотворительных организаций не чувствуют через это давление, что они должны быть более масштабными, прозрачными и структурными. Многих удовлетворяет то, что они могут быть в своей нише небольшими, продолжать искренне делать свое дело, не вырастая в большие организации. И в некотором смысле это злая шутка. Подчас получается, что целеполагание, нормальные какие-то базовые вещи — ну там стратегия, наличие документа, понимание процесса, все то, что люди готовы и умеют так или иначе выполнять в бизнесе — в благотворительности до них не доходит. И это нам нужно менять. Я глубоко убежден, что без доверия к отрасли — как в человеческом, так и в профессиональном плане — ничего не получится.
— Вам кажется, что сейчас отрасли не хватает доверия со стороны возможных доноров?
— Доверие базируется на трех вещах: первое, что есть благородные цели, второе, что эти цели достаточно четко озвучены и оцифрованы, и третье, что есть прозрачность, показывающая, как именно все происходит в достижении цели. В нашей стране в целом стоит вызов относительно доверия, у нас большие проблемы с ним, и в благотворительности оно играет еще большую роль. Почему так много людей предпочитают оказывать помощь лично человеку, а не делать это системно? Мы — как общество — могли бы намного больше оказывать помощи, используя механизмы благотворительности, но пока у нас не все получается, потому что нет доверия. И задача Philgood, PHILIN («Инфраструктура благотворительности») и Центра управления благосостоянием и филантропии бизнес-школы СКОЛКОВО (SWTC) в том, чтобы работать на перспективу, «в длинную». Нужно обучать, растить как сами организации и их лидеров, так и доноров.