«Я совсем не радикальная феминистка»
Юлдус Бахтиозина о своем фильме «Дочь рыбака», татарском барокко и солдатском техно.
В этом году Международный кинофестиваль имени Андрея Тарковского «Зеркало» впервые пройдет онлайн. В конкурсе «Зеркала», который ежегодно отбирает кинокритик “Ъ” Андрей Плахов, состоится мировая премьера фильма «Дочь рыбака» — полнометражного дебюта фотохудожницы Юлдус Бахтиозиной, который она сняла в Петербурге на собственные средства. Героиня этой сказки эпохи тиндера и инстаграм-сториз — продавщица рыбного магазина, которая попадает в волшебный мир царевен, похожий одновременно на секту молодых опричниц и исправительное учреждение для бьюти-блогеров. Чтобы стать царевной, героиня проходит испытания, среди которых армрестлинг в бассейне, катание на советских игровых аттракционах и искушение наливным яблочком.
Юлдус Бахтиозина — дебютантка в кино, но ее художественная биография достаточно разнообразна: в 2014 году она стала первым спикером от России на международной конференции TED, была участницей проекта BBC «100 женщин, меняющих мир к лучшему» и стала лучшим молодым фэшн-фотографом 2016 года по версии итальянского Vogue. Бахтиозина работает в стиле, который сама полушутя называет «татарским барокко»: эклектика на грани китча, сочетание иронии и наивности, визуальной пресыщенности и почти детской беззащитности перед миром. Это мировосприятие характерно для современных 20-летних (в саундтреке «Дочери рыбака» звучат голоса этого поколения — Shortparis, Луна и Тима Белорусских). И, кажется, это первый удачный опыт его перевода на язык кино. Об отношении к феминизму, солдатском техно и режиссере Алексее Балабанове с Юлдус Бахтиозиной поговорил Константин Шавловский.
«Дочь рыбака», насколько я знаю, выросла из идеи короткометражки?
Когда я написала сценарий, мне казалось, что это короткометражка. Но поскольку меня никто ни в чем не ограничивал, мы сознательно делали совсем независимое кино, то, когда мы нашли все локации и утвердили всех актеров, я поняла, что можно проявить дерзость и снять полный метр.
Кого бы вы могли назвать своими учителями — в кино и фотографии?
В фотографии, наверное, никого назвать не могу. Мне, конечно, нравились в разное время разные художницы, такие как Клод Каон, Синди Шерман — с ней меня даже как-то сравнивали, с ее автопортретами. Лестное сравнение. Сравнивали еще с Владом Монро, с которым мы, кстати, дружили — одновременно жили на Бали, были соседями и общались. Но я у него, конечно, не училась, мы просто дружили. Так что у меня нет учителей. А что касается кино — я люблю кино, но у меня нет образования, поэтому все мои знания и привязанности связаны скорее со зрительским опытом. Из иностранных режиссеров мне очень нравится Уэс Андерсон. Из российского кино люблю Алексея Балабанова. Когда мы снимали «Дочь рыбака», мне хотелось в сцене реального мира каким-то образом передать балабановскую атмосферу. У нас это, конечно, не получилось, но мы это реферили друг для друга в команде. И мне, безусловно, не может не нравиться Рената Литвинова — и как актриса, и как режиссер.
В разговоре о «Дочери рыбака» наверняка будут вспоминать еще Рустама Хамдамова, художника, который в кино тоже работает с мотивами русских народных сказок.
Я смотрела только его «Мешок без дна» и подозреваю, что меня могут с ним сравнивать. Но это же поверхностное сравнение: кокошники там и кокошники здесь. На самом деле, кажется, больше ничего общего. Мне очень нравится, как Хамдамов делает картинку, но я, если честно, не очень люблю артхаусное кино, где непонятно, что к чему. Для меня кино — это что-то линейное, сюжетное, то, что нас чему-то учит. Не только про картинку, но и про время, которое сквозь нас проходит. Когда я смотрю Хамдамова, я вижу, что это кино не связано со временем, в котором я живу. Я поэтому же не могу смотреть и Параджанова, пробовала «Цвет граната» посмотреть — не получилось дойти даже до середины.
Мне кажется довольно показательным, что Балабанов вам ближе Параджанова.
Балабанов мне ближе, потому что он куда-то под кожу тебе залезает, это настолько человеческое и настолько болезненное, что его трудно от себя отпустить. Все его фильмы для меня — про борьбу. А в поэтическом кинематографе редко бывают естественные образы, там нет человечности. Все очень красиво, но это pure art. Наверняка многие отнесут меня куда-то ближе к Параджанову, но мне самой гораздо ближе Балабанов, я росла на его фильмах и верю, что «у меня есть огромная семья», просто она красивая, ее боль хорошо одета, богато расшита жемчугом.