Ваби-саби: простенько и со вкусом
У японских эстетических понятий нет четких формулировок. Европейское сознание опирается на ясность мысли, точность, логику, а японское, напротив, ценит тени и полутона. Но интерес к восточной культуре как к источнику радости и духовных сил вдохновляет нас на эксперименты. Три упражнения, чтобы поверить в собственную уникальность.
Ваби-саби – два японских слова, которые помогают нам воспринимать окружающий мир и нас самих как уникальные объекты для постижения красоты, скрытой от суеты и шума.
Ваби – это отсутствие пафоса, отказ от роскоши, «сознательный примитивизм». Саби, понятие японской эстетики, можно перевести как «безмятежность», «печаль одиночества», «приглушенность цветов и звуков». В объединенном – и более емком – понятии ваби-саби заключено отсутствие блеска, безыскусная простота, красота вещей, тронутых временем и несущих в себе тепло множества человеческих рук – и оттого еще более привлекательных. Эта концепция несет в себе множество оттенков смысла, но ни один из них не является точным и определенным.
Уловить сущность ваби-саби можно, если «научиться постигать жизнь через чувства, отбросив посторонние мысли, – объясняет культуролог-японист и председатель общества «Россия–Япония» Галина Дуткина. – Идея состоит в том, что наблюдение за окружающими естественными, изменяющимися, уникальными объектами помогает нам подключиться к реальному миру и избегать потенциально стрессовых отвлекающих факторов. Мы учимся замечать красоту в самом обычном, естественном: например, созерцая увядание осенних листьев. Ваби-саби придает объекту медитативную ценность и в этом смысле становится практическим воплощением философии дзен-буддизма с ее стремлением к отшельничеству, самоограничением и одновременно внутренней силой и сосредоточенностью».
Эстетика скромности
Неслучайно мастер чайной церемонии и последователь ваби-саби Мурата Дзюко (1422–1502) был дзенским монахом. В ту эпоху чай был предметом роскоши, как и привезенные из Китая принадлежности для церемонии – изысканные до вычурности. В противовес этой моде Дзюко подавал чай в посуде местного изготовления, считавшейся грубой. Век спустя сын купца Сэн-но Рикю (1522–1591), став мастером чайной церемонии, продолжил эту традицию: чайный домик он сделал похожим на крестьянскую хижину и дополнил его садом и каменной дорожкой, ведущей через сад к домику. Чаши он заказывал у знаменитого мастера керамики: их вылепливали вручную, не пользуясь гончарным кругом. Нарочито безыскусные и несовершенные (ваби), они со временем покрывались трещинами, налетом, сколами (саби). За свою приверженность простоте Рикю поплатился жизнью: сюзерен, которому он служил, предпочел пышные приемы и драгоценную утварь и приказал мастеру совершить