Большая маленькая душа
Группа Artik&Asti записала дуэтную песню с начинающим певцом Nick Riin. Премьера релиза «Nobody Like You» состоялась 31 мая. Эта красивая лирическая композиция, объединяющая харизматичных талантливых исполнителей, занимает лидирующие позиции в чартах. Мне захотелось вновь соединить Seville, солистку группы Artik&Asti, 
и Никиту (Nick Riin) и поговорить не только об удачном творческом союзе, но и о жизненном пути каждого, насыщенном и очень интересном.
Севиль, для начала мы с Ником поздравляем тебя с победой в шоу «Маска» на НТВ.
С: Спасибо.
Н: Это было феноменально. Твой Енот теперь станет священным животным в Российской Федерации.
А кстати, почему Енот? Почему ты выбрала именно эту маску?
С.: Там был большой перечень героев, но, когда я увидела костюм Енота, то поняла, что это тот персонаж, который подарит всем радость. Я считаю, что задача артиста, помимо служения своему призванию, — выдергивать людей из обычной бытовой жизни и погружать в другой мир, чтобы люди отвлекались и были в гипнотическом состоянии вместе с персонажем. Я думаю, что Енот именно так и поступал.
Насколько тяжело было находиться в увесистом костюме Енота?
С.: Костюм действительно увесистый. Он из поролона, поэтому в нем тяжело двигаться, нагибаться, разгибаться, ничего не видно, но в результате это хорошее кардио — я похудела, подтянулась еще больше. (Улыбается.) Плюс это очень классное психологическое шоу, как правильно сказал Дима Билан. Енот был моим альтер эго. Если в сценической жизни я больше демонстрирую женственность, то в Еноте раскрылась моя внутренняя сила, целеустремленность.
Интересно. Вы с Никитой совсем недавно записали дуэт. Там от тебя требовались женственность, обаяние…
С.: ...и истерика...
Н.: Там еще и сексуальность, я извиняюсь.
И как все эти перевоплощения в тебе сочетаются, Севиль?
С.: Я не могу объяснить. Это же мы наблюдаем на сцене. Вот мы сейчас с вами находимся в великом Художественном театре. Только что я наблюдала, как прекрасно играет Арбенина в «Маскараде с закрытыми глазами» Игорь Верник. На сцене это один человек, но как только он пересекает кулисы, то превращается в своего героя, и это уже совсем другой Верник. Я не знаю, что это такое. Мне кажется, это какая-то грань наша, которая открывается только в свете софитов. Так же и другая часть меня открывается перед микрофоном, у Ника тоже.
Тебя часто называют очень стильной артисткой. А как ты сама охарактеризовала бы свой стиль?
С.: Мне нравится быть разной. Могу быть как сдержанной в строгих костюмах и недоступной в черных перьях, так и в россыпи камней с объемной укладкой — это всё тоже про мои грани, которые умело подчеркивает во мне команда и я сама.
Как долго ты работала над тем, чтобы найти свой стиль?
С.: В моем случае это метод проб и ошибок, саморазвитие и, повторюсь, слаженная работа команды. Одежда — хороший инструмент, чтобы создать первое впечатление о себе. Если ты знаешь, кто ты и что ты любишь, это можно отобразить через стиль. И этот процесс бесконечен.
А как ты относишься, Никита, к тому, что говорит Севиль по поводу перевоплощения? Если брать сценический образ или клип, в котором нужно взаимодействовать. Как ты для себя эти вещи ощущаешь?
Н.: Тут нужно начать с того, что я из семьи музыкантов и вырос за кулисами. У меня очень большая насмотренность.
Но насмотренность — это одно, а практи- ка — совсем другое.
Н.: Да. Конечно, Севиль — уже опытная певица, хотя у меня тоже какой-то опыт есть. И пусть это небольшая сцена, но на протяжении последних 15 лет у меня был свой бэнд. Я экспериментировал со звучаниями разными, делал свою музыку — авторскую, некоммерческую, и только недавно решил ворваться в мир шоу-бизнеса. По-другому я это не назову.
Что ты имеешь в виду?
Н.: Зайти красиво, эффектно и чтобы на это обратили внимание. Это потихонечку получается, скажу без ложной скромности. Я радуюсь этому, опыт набирается в ускоренном темпе, потому что нет у нас времени «разжевывать», надо всё быстро делать, чтобы люди уже видели тебя и красивым, и эффектным. Я же был еще и продюсером музыкальным, побывал по разные стороны кулис и сцены. Соответственно, делал выводы, когда смотрел на артистов, когда приглашал их. В общем, мне удалось посмотреть на нашу профессию с разных сторон.
По твоим словам, ты из семьи музыкантов, но, насколько я знаю, твои близкие больше связаны с классической музыкой.
Н.: Дедушка мой — заслуженный артист России, концертмейстер Большого театра. Он да, представитель нашей классической династии. Бабушка — скрипачка, прослужила в оркестре Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. А моя мама, Елена Кузьмина, — тоже заслуженная артистка, певица, существовала в поп-жанре. Композитор Игорь Саульский в свое время прозвал ее «леди холодного джаза». На одном из конкурсов она покорила его своим обаянием. Также мама побеждала в вокальном конкурсе в Италии. Надо сказать, что у нее разная музыка была, и она больше причисляет себя к поп-индустрии. У нее и сейчас довольно большая прослушиваемость, я выкладывал ее альбомы, сражался с пиратами. У нее есть потрясающий альбом колыбельных песен — рекомендую к прослушиванию. Это очень серьезное видение вечных произведений, исполненное на очень высоком уровне. Я так говорю не потому, что она моя мама, а потому, что это правда.
Как хорошо, когда сын так трогательно говорит про свою маму.
С.: Восхищается.
Н.: Я люблю маму.
У тебя же классическое образование музыкальное?
Н.: Да, причем у меня их два.
Фортепиано и…?
Н.: ...и кларнет. Большое спасибо моему дедушке, что он выдержал мой характер и занимался со мной, бывало, по семь часов.
Дедушка играл на кларнете?
Н.: Нет, он альтист. Но хорошему музыканту это не мешает взяться за своего внука по полной программе, чтобы из того вышел хоть какой-то толк.
А ты сам захотел быть кларнетистом?
Н.: В моей семье поговаривают, что да, но я подозреваю, что это были какие-то манипулятивные действия. (Смеется.)
То есть всё это не в осознанном возрасте начиналось?
Н.: Там была такая история, что я сначала пошел на фортепиано, отучился пять лет.
В музыкальной школе?
Н.: Да. Но, честно признаться, самая большая школа, которую я получил, — это занятия с моими родственниками. Бабушка, дедушка, мама, дядя мой (он долгое время был солистом в Хоре Турецкого). Больше всего знаний, вдохновения и любви к музыки привили, конечно, они. Наряду с этим я учился у потрясающих педагогов: так, игре на кларнете я обучался у двух светил кларнетного искусства — у выдающегося кларнетиста Ивана Пантелеевича Мозговенко и Ивана Федоровича Оленчика, его ученика. Они дали мне всё, чо я мог максимально впитать в этом деле, за что я им очень благодарен.
Но ведь прямая дорога при этом — играть на кларнете, сольно или в оркестре.
Н.: Ну у меня всё случилось иначе. Я, кстати, резко перескочил с одной темы на другую. Начал с фортепиано. Но в какой-то момент мне стало противно заниматься и следить за скрипичным ключом и за басовым. Я подумал: а есть ли какой-то музыкальный инструмент, где нужно следить только за скрипичным? Передо мной стоял выбор. Я очень люблю джаз, я большой поклонник Игоря Бутмана, старого джаза. Я рос на этой музыке. И вот я нашел свой «скрипичный ключ» — кларнет. Очень нравится мне тембр этого музыкального инструмента. И родители меня отправили учиться игре на кларнете.
Это в каком возрасте было?
Н.: 9−10 лет. После музыкальной школы я поступил как раз к Ивану Пантелеевичу Мозговенко в Академию Шнитке, потому что он там преподавал. Продержался в Академии не очень долго, потому что уже начал работать звукоинженером, а потом саунд-продюсером в Хоре Турецкого. Попал туда не потому, что у меня там дядя был, а чисто случайно.