Без потерь
На экране 26-летняя Мила Ершова одинаково убедительна как в историях о трудных подростках, так и в костюмных драмах. Этой весной в онлайн-кинотеатре Окко вышел сериал «Плейлист волонтёра», в котором Мила сыграла участницу поисковоспасательного отряда. О поисках пропавших людей, справедливости и самой себя актриса рассказала в интервью ОK!
Мила, насколько я знаю, к съемкам в проекте «Плейлист волонтёра» ты очень серьезно готовилась…
В этом сериале рассказывается о поисково-спасательном отряде, который ищет пропавших людей. Ранее я никогда не сталкивалась с этой деятельностью, поэтому решила погрузиться в жизнь волонтеров и пойти на полевое обучение. Там добровольцев-новичков учили, как общаться в радиоэфире, пользоваться компасом, какие методики поиска есть: общие правила, позывные, кодовые слова. У них есть такой «птичий язык», чтобы не всем было понятно, о чем идет речь, если вдруг рации прослушиваются.
Это очень тяжелый труд, как физически, так и психологически. Мне кажется, чтобы всё это выдержать, нужно иметь определенный склад характера.
Сто процентов — эти люди вызывают уважение, так как имеют огромную силу воли и мужество. Но еще мне кажется, что это не только про геройство, но и про решение каких-то своих внутренних конфликтов. Возможно, у некоторых людей что-то не получается, не складывается в собственной жизни, и они это компенсируют на поисках, где чувствуют себя нужными, полезными. Даже с точки зрения психологии благотворительность, волонтерство — всё это проявление синдрома спасателя. Но здесь есть тонкая грань: одно дело, когда ты помогаешь людям из состояния изобилия, тебе есть чем поделиться, а другое — когда ты в минусе, бежишь от себя, своих проблем и спасаешь всех вокруг. Недавно такую вещь прочитала: всё время борется за справедливость тот, с кем когда-то обошлись несправедливо. И поняла, что какое-то время сама была в этой борьбе. Я вспомнила, что в начальной школе мне устраивали бойкоты, я была зависима от мнения девочек, которые считались крутыми, они говорили какие-то вещи, которые были для меня авторитетными. Хотя сейчас понимаю, что это всё чушь собачья. А позднее, когда я уже нарастила некий панцирь, стала вступаться за тех, кого обижают. Мы даже разбирали эту тему с психологом, и я осознала, что это моя компенсация: когда-то я сама не могла дать отпор, а теперь помогаю другим людям сделать это.
А когда в тебе случился этот переломный момент?
Я была в абьюзивных отношениях с 14 до 18 лет. Это и так довольно уязвимый возраст, период формирования личности, а когда на тебя еще и постоянно давят... Естественно, из этих отношений я вынесла, что мир небезопасен, что надо всё время защищаться, давать отпор, быть всегда наготове, на низком старте. До сих пор я убираю вот эти шоры, избавляюсь от обусловленностей, возвращаю себе легкость и доверие миру, принимаю, что нет необходимости кому-то что-то доказывать. Хотя у меня и склад характера всё это подразумевает, я всегда была очень бойкая.
Одна из твоих первых ярких ролей случилась в проекте «Трудные подростки» — себя к этой категории можешь отнести?
Прям к трудным подросткам, наверное, нет, но первые четыре класса в школе я дралась практически со всеми мальчиками. А в пятом классе перешла в физико-математический лицей — и там дралась уже только с одним. Потом к нам в класс пришла девочка, которая была физически сильнее того мальчика, и я стала с ней дружить. (Смеется.) Ну а потом в какой-то момент и вовсе подумала: «Ой, драки — это не для меня». Другая школа и мой лицей были буквально через дорогу друг от друга, и именно школа ассоциировалась с трудными подростками, там было всё по классике, как у Валерии Гай Германики в сериале. А в лицее всё же была более жесткая дисциплина. Но я помню, как однажды моей маме позвонил классный руководитель и сказал, что ему кажется, что у меня два дневника...
А их действительно было два?
Конечно! (Улыбается.) Мама заглянула ко мне в сумку, в которой нашла второй дневник, а еще пачку сигарет, крышку из-под пива и билет в кино на утренний сеанс — что говорило о том, что я прогуляла школу. В общем, собрала полное комбо. Я прихожу домой, говорю: «Мам, привет!» Вообще у нас в семье принято при встрече обнимать друг друга, целовать. А тут гробовая тишина в ответ. В итоге мама сказала, что всё нашла. Помню, как я рыдала. Мне на два или три месяца запретили компьютер и телевизор, и после школы я должна была сразу идти домой.
Получается, учась в физико-математическом лицее, ты вела двойную жизнь?
Первое время мне там не очень нравилось. Родители отдали меня туда скорее для общего развития, чтобы голова всё время работала. Вначале я была недовольна, думала: как же так, меня лишили моих друзей! А сейчас я счастлива, что окончила именно этот лицей, что рядом были именно те люди и те друзья. Я очень благодарна родителям. Хотя особо выдающимся учеником в математике я не была, как-то больше в театральной студии занималась, стенгазеты рисовала.