«Трудно выйти из тени прошлого»
Новая книга рассказов Леонида Юзефовича* — о памяти, жизни мифа и наших прикосновениях к истории. О тайне осязания прошлого «Огонек» поговорил с писателем
Большинство рассказов книги «Маяк на Хийумаа» написаны недавно и прежде не издавались. Среди них есть исторические и современные, но больше таких, в которых переплетены история и современность. Последние собраны в разделе «Тени и люди». Их сюжеты связаны с архивными поисками автора, с героями его документальных романов «Самодержец пустыни» и «Зимняя дорога». Юзефович встречается с внуком погибшего в Монголии белого полковника Казагранди, беседует о бароне Унгерне с его немецкими родственниками, кормит супом бывшего латышского стрелка, расследует загадочную историю любви унгерновского офицера к спасенной им от смерти еврейке. Тени реальных людей встают со страниц этой книги, и у каждой истории из прошлого есть продолжение в настоящем. Об этом наш разговор с Леонидом Юзефовичем.
— Как возникла книга рассказов и насколько они документальны?
— В отличие от других моих книг она сложилась постепенно, как бы сама собой. Это естественно, поскольку многие рассказы тут ну, пусть не документальные, но правдивые. То, о чем в них рассказывается, не сочинено, а пережито мной в разные годы. Когда-то в подобных случаях писатели ставили под названием подзаголовок «Быль». У меня его нет, тем не менее все эти истории происходили в реальности, причем происходили не с кем-нибудь, а со мной. Есть литераторы, предпочитающие писать от первого лица, но для них это не более чем литературный прием. В таких историях лирический герой имеет мало общего с автором. У них разные имена, биографии, профессии. В моих рассказах я — это я, Леонид Юзефович, историк и писатель. Мою жену действительно зовут Наташа. Мне в самом деле звонили сын и внук не то белого офицера, не то красного разведчика из рассказа «Поздний звонок». На окне моей питерской квартиры стоит железная статуэтка буддийской богини Гуань Инь, как в рассказе «Убийца». Немецкого журналиста из рассказа «Маяк на Хийумаа» и в жизни зовут Марио Банди. Он разрешил мне вывести себя под настоящей фамилией, потому что все написанное о нем — правда. История моих отношений с Игорем Казагранди из рассказа «Полковник Казагранди и его внук» тоже подлинная. Как и надпись, которую оставил мне на память полубезумный латыш из рассказа «Солнце спускается за лесом». Есть персонажи, чьи имена я по разным причинам изменил, но при желании нетрудно понять, о ком речь.
— Почему вы, романист, выбрали жанр рассказа?
— Романист должен растворить себя в своих героях, при этом быть немного философом, немного психологом, социологом, журналистом и много кем еще. А в рассказе звучит одинокий авторский голос, он ближе к поэзии. Недавно я гулял по Петербургу и напевал про себя песню Окуджавы «Ночной разговор»: «На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь,/ Езжай на огонь, моя радость, найдешь без труда». Вдруг мне пришло в голову, что в «Тибетской книге мертвых» человек после смерти должен увидеть «ясный свет». Этот свет — высшая мудрость, и если он сумеет с ним слиться, то выйдет из круга перерождений. Вряд ли Булат Шалвович о чем-то таком думал, но для меня теперь таинственный путник из его песни — это душа, ищущая свой спасительный путь в иных мирах. Может быть, в некоторых моих рассказах хотя бы некоторые читатели найдут то, чего я туда не вкладывал, но оно там есть.
— Название цикла «Тени и люди» не случайно?
— У меня было название «Люди и тени», но жена посоветовала поменять местами эти два слова. Я сразу понял, что так правильнее. Ведь это истории людей, живущих в тени предков или тех исторических фигур, которые для них важны. Я сам такой и знаю, как трудно выйти из тени прошлого.
— И потому «люди» в рассказах при всей их симпатичности выглядят менее ярко, чем «тени». Создается впечатление, что современники включены в рассказы с инструментальной функцией — исполнить волю провидения и восстановить истину, если судьбе будет угодно. Случай дает Унгерну шанс на реабилитацию, верша суд Провидения. В рассказе «Маяк на Хийумаа» есть «обвиняемый», «адвокаты» и «прокурор», а читатель до последнего момента не знает, что думать. Мотив всемогущего Рока в историях «теней» сближает их с древнегреческой трагедией.
— Если в моих рассказах и есть мотив судьбы, то это, наверное, вызвано желанием упорядочить хаос прошлого. Нам страшно жить в истории, которая не подвластна никаким религиозным или политическим схемам. Думаю, идея строго последовательной смены общественных формаций в марксизме тоже порождена страхом перед неупорядоченностью истории. Вера в судьбу отчасти избавляет от этого страха. Кажется, если есть связь между нами и некими высшими силами, значит, мы находимся под присмотром и у нас больше оснований надеяться, что где-то существует замысел о нашей жизни, что она — часть какого-то общего плана. Да и слова Рок, Провидение для меня, как для всякого долго живущего человека, отнюдь не бессмысленны.
