Экономика ярмарочного типа
Спустя 10 лет после своего закрытия Черкизовский рынок (как и многие другие) стал частью истории рыночных отношений в России. Как выясняется, оригинальность этих отношений хорошо прослеживается по истории наших базаров, ни на что не похожих: «мерцающих» и конкурирующих с государством
Десять лет назад был закрыт Черкизовский рынок в Москве, а вместе с ним — немного раньше или позже — сотни похожих торговых площадок в других городах России. Они вытеснялись на периферию городского пространства по объявленным причинам борьбы с контрабандой, антисанитарией, терроризмом и засильем иностранного капитала (а также, как, например, в столице, ввиду передела городской собственности). Но прежде всего их закрытие знаменовало конец постсоветской эпохи и начало какой-то новой России, название которой мы еще не придумали, но порядки которой уже чувствуем.
Периодизацию истории нашей страны можно выстраивать по-разному: по царям, формам правления, войнам или культурным стилям. Мне симпатична периодизация по рынкам, потому что она касается повседневной жизни человека, которая обычно ускользает от исследователя.
Рынок в России принципиально отличается от своих восточных и западных аналогов: он существует как бы в двух форматах. С одной стороны, это рынок нормального времени, выполняющий функции «мелкой торговли свежим продовольственным товаром», с другой стороны — это как бы «свернутый рынок», который начинает работать в полную силу при коллапсе власти и обычных систем снабжения. Такие коллизии в истории случались не раз, и всякий раз менялся рынок.
Большевистский строй для обычных людей начался не со штурма Зимнего и даже не со смены правительства, а с появления сухаревок — толкучих рынков, по образцу знаменитого московского рынка у Сухаревской башни, помогавших обнищавшим горожанам получать товары первой необходимости. А закончился как раз появлением Черкизона и его аналогов. Внутри ХХ века были свои вехи: в частности, «год великого перелома» и установление сталинской диктатуры можно четко отследить по уничтожению остатков рыночных отношений царской России, сохранявшихся, например, в Сибири до самого начала 30-х годов.
То, как сегодня выглядят и функционируют рынки в России, тоже многое говорит об особенностях нашего общества, в частности о главенстве в нем бюрократического аппарата и страшной нехватке горизонтальных сетей и связей. Так что покажи мне свою модель рынка, и я скажу, кто ты.
Темная материя
При этом, однако, история базаров в России изучена еще меньше, чем история местного самоуправления или история демократических течений. Зияющие лакуны в эмпирическом материале ХХ века еще можно объяснить советским подходом: того, что не было официально разрешено, для исследователей как бы не существовало. Но и в истории царской России рынкам уделялось до смешного мало внимания. Отдельные работы описывают феномен ярмарок, кто-то изучал коробейников, но постоянно действующие рынки остаются в тени. Это обстоятельство ярко контрастирует с обилием исследований, посвященных классическим восточным базарам и европейским рынкам, накопившихся за рубежом. Там существуют целые школы и научные направления, занимающиеся анализом «базара» и «европейского рынка», подходы которых можно с разной степенью эффективности заимствовать для анализа отечественных реалий. Наша главная проблема — нехватка свидетельств, эмпирического материала: тот же Черкизон ушел в прошлое, как барахолки и колхозные рынки времен застоя, а внятного описания, чем все они являлись, так и не осталось.
Объяснять это умолчание можно по-разному: с одной стороны, рынки очень привычная часть нашей жизни, в которой, кажется, и нечего изучать. Тем более что интерес к повседневности в России всегда был развит слабо. С другой стороны, рынки у нас все время оказываются как бы «теневой зоной», до конца не вписывающейся в представления государства о самом себе, а значит, неудобной для изучения. Скажем, что такое восточный базар? Это не просто экономический феномен, но удивительное пересечение социальных, религиозных и экономических практик. Это место для обмена информацией и формирования «общественного мнения», в конце концов, говоря современным языком, это главное публичное пространство восточного города. Он плотно вписан в систему общественных отношений: не случайно харталы — закрытия лавок — на Востоке всегда считались событиями чрезвычайными, имевшими далеко идущие политические последствия. В европейской традиции рынки обеспечивали устойчивость связей между городом и деревней, а также между отдельными городами, они «сшивали пространство» и тоже являлись неотъемлемой частью социального ландшафта. У нас же обе эти функции рынка — формировать публичность и «сшивать пространство» — государство старалось оставить за собой. Поэтому рынок часто выглядел его невольным конкурентом и оказывался «свернутым», действующим вполсилы — до очередного государственного коллапса, когда наконец-то это подводное рыночное