Недослышанные
В России впервые провели инициативный опрос 14-летних. «Огонек» узнал его результаты.
Есть разные интерпретации того, в какое десятилетие мы с вами живем: одни более лестные для власти, другие менее. Но есть в конце концов и не очень еще раскрученные, в частности, в 2018 году наше правительство анонсировало, что до 2027‑го будет длиться «Десятилетие детства». Оператором этого перспективного федерального плана является Министерство просвещения, прибегающее к помощи других участников: Общественной палаты, Минтруда и т.д. До недавнего времени программа оставалась в тени, так как ее показатели никак не учитывались в рейтингах эффективности губернаторов и про‑ чих официальных KPI, внимание к которым является жизненно важным для всего бюрократического корпуса. Но демографическая ситуация в стране меняется: рождаемость, по всем прогнозам, будет неизбежно падать, количество детей сокращаться и «детский вопрос» в России внезапно оказывается острым. Достаточно проанализировать последние разговоры президента с главами регионов (например, с нижегородским губернатором Глебом Никитиным), чтобы обнаружить, что «убыль населения», «детские сады», «поддержка семей» и прочее становятся политической повесткой.
С чего начинается детство
Главной проблемой правительства, мешающей как-то функционально вписать детскую тему в свои планы и проекты, является ее неуловимость: как реально и эффективно влиять на демографию — даже для экспертов открытый вопрос, что конкретно конструирует «счастливое детство» — загадка. За рубежом для поиска ответа на последний вопрос принято рассчитывать так называемые «Индексы детства», построенные по разнообразным шкалам и методикам. Преимущественно они опираются на объективные статистические данные, подкрепленные отдельными школьными опросами, и т.д. В любом случае основу этих индексов составляет кропотливо собранная эмпирика, которой в России недостает. И все равно всегда остается интрига: насколько собранные нами данные соответствуют реальному самочувствию детей и подростков.
Казалось бы, можно зайти с другого конца — попробовать составить «Индекс субъективного детского благополучия», то есть опросить напрямую детей. В федеральном плане «Десятилетия детства» эта задача была поставлена во главу угла: во всех документах указывается, что нам «нужно услышать голос детства», нельзя за детей решать, счастливы они или нет, давайте узнаем у них, чего недостает нашему младшему поколению… Повторять эти мантры про «клиентоориентированность», а в данном случае детскоцентрированность можно сколь угодно долго, так и не придумав, как решить указанную задачу. На пути любого социолога, решившегося-таки спросить о чем-то ребенка, тут же встают три методологические проблемы, которые мы обсуждали, в частности, с одним из инициаторов исследования — Фондом Тимченко — в надежде их как-то преодолеть. Во-первых, непонятно, как (в какой обстановке) говорить с ребенком, чтобы он рассказывал о себе, а не транслировал чужое мнение о нем самом (родителя, учителя); во-вторых, как говорить с ребенком, не нарушая этических запретов и при этом не увязая в бесконечной череде документов об информированном согласии родителей, законных представителей; в-третьих, как, поговорив с ребенком, оценить степень его благополучия.
Социологическое сообщество очень консервативно: мы до сих пор верим в случайную выборку и ее способность репрезентировать всю страну. Правительство, естественно, ориентируется на консенсус внутри нашего цеха. Однако, опираясь на существующий консенсус, сложно сдвинуть тему субъективного детского благополучия с мертвой точки. Хотя бы потому, что лучший разговор с детьми — это неформальный разговор, ведущийся в процессе игры, в условиях социологического эксперимента, граничащего с авантюрой.