В лабиринтах альтернативной истории
«Historia magistra vitae (история — учительница жизни)» — утверждал знаменитый древнеримский оратор, философ и политик Марк Туллий Цицерон. Полемизируя с ним, русский историк Василий Осипович Ключевский замечал, что история не ставит перед собой цели научить чему-либо, она не учительница, а строгая надзирательница, которая наказывает за незнание уроков.
Справедливость этой истины мог бы проверить на себе сам Цицерон, живший в эпоху, когда Рим стремительно двигался к единовластию. Римская держава стала слишком большой, управление ею настолько усложнилось, что с этой задачей уже не справлялся, как прежде, аристократический сенат, состоявший из множества противоборствующих фракций. Если бы Цицерон, один из последних романтиков Римской республики, внимательно вгляделся в историю многовекового противостояния эллинов и персов, он наверняка бы задал самому себе вопрос: почему в маленьких городах-государствах Греции, как правило, была республика в форме аристократии, олигархии или демократии, а в огромной, включавшей в себя множество стран и народов персидской державе Ахеменидов сложилась единоличная и безраздельная власть царя царей? Почему затем эллины, захватив эту державу, подчинив её себе, привнеся в неё свою эллинскую культуру, не установили свои обычаи правления, а, напротив, приняли персидские и сами сделались единовластными царями? Могло ли быть наоборот или как-то по-другому? Вообще, имеют ли право на жизнь иные варианты развития известных исторических событий — или только те, которые произошли на самом деле и запечатлелись в памяти людей?
У нас нет свидетельств, что Цицерон задавался подобными трудными вопросами. Ответы ему бы не понравились. Возврата к прошлому не произошло. На полторы тысячи лет в империи установилось единоличное правление, сначала — в форме принципата, затем — домината, римской и византийской автократии.
А что, если бы победу в гражданской войне всё же одержали сторонники Римской республики? Какая судьба ждала бы римский мир и всю цивилизацию? Империя распалась бы или вновь объединилась? И если бы это произошло, то на каких принципах? Кто ею правил бы: Сенат, как в былые времена, или всё-таки единовластный император с аппаратом чиновников? Какие могли быть альтернативы?
Так появляется само это понятие — альтернатива, применительно к истории. Важно понимать: историческая альтернатива возникает тогда и только тогда, когда общество оказывается перед сложным, ответственным выбором дальнейшего пути. В условиях мира и процветания об альтернативах рассуждают разве что философы и фантазёры, увлечённые своими эмпиреями. Но всякий раз в эпохи смут и потрясений, когда у людей возникает стойкое ощущение неправильности и неправедности избранного ими (а вернее, кем-то за них) пути, когда этих недовольных и сомневающихся становится много, когда среди них начинается брожение умов — в обществе возникает стойкий, осознанный запрос на альтернативы. Теперь не только фантазёры, но и реальные политики, учёные, писатели, многие мыслящие люди задаются трудными вопросами: а что было бы, если бы история сложилась по-другому? Из неудовлетворённости текущим положением вещей рождаются конкретные предположения, как история могла сложиться, что для этого должно было произойти и — главное — что ещё можно сделать, чтобы исправить историческую несправедливость. Таким образом, альтернативная история (АИ) связывает прошлое, настоящее и будущее: из прошлого она берёт фактический материал для строительства иного, альтернативного здания истории, в настоящем проектирует и возводит его, а будущее служит пространством, в котором люди обживают это здание и устраивают жизнь по-новому.
Неслучайно основоположником жанра альтернативной истории считается Тит Ливий, соотечественник и младший современник Цицерона, автор монументальной «Истории Рима от основания города». Он превосходно владел фактическим материалом, обладал критическим мышлением и жил в эпоху потрясений, когда Рим в новом имперском «формате» ещё только-только зарождался. В поисках идей для будущего Тит Ливий обратился к эпохе Александра Македонского, предположив, что великий завоеватель не умер тридцати двух лет от роду, как о том свидетельствует писаная история, а выжил и вступил в противоборство со сравнительно молодой в ту эпоху Римской державой.
Хотя утверждать, что это первая АИ, следовало бы с большой осторожностью. Ещё в Древнем Египте, за тысячи лет до Тита Ливия, получили распространение разные, подчас противоречащие друг другу сюжеты о богах и первых фараонах. В одних из этих историй бог Сет представал доблестным воином и героическим защитником верховного бога Ра, верным братом богу-царю Осирису, а в других — Сет убивал Осириса и узурпировал царскую власть. Были истории, где Гор, сын Осириса, жестоко мстил убийце своего отца, а были и такие, где Сет и Гор совместно правили Египтом. В Каирском музее хранится древнее изваяние, на котором Сет и Гор вместе коронуют Рамсеса III, одного из величайших правителей Нового царства. Но уже в эпоху Птолемеев Сет воспринимался однозначно «богом зла», владыкой смерти, пустынь и враждебных земель. Соответственно все рассказы о его благих поступках и героических подвигах, вроде спасения Ра от ужасного змея Апопа, сделались «альтернативной историей», хотя, естественно, самого термина в то время не существовало — он появится ещё не скоро.