Коллекция. Караван историйРепортаж
Нина Дорошина. Не советская девочка с балетной походкой
«Один раз, зимним вечером за тихой беседой, Дорошина вдруг сказала: «Сейчас, когда давным-давно нет уже ни Олега Николаевича, ни Даля, я думаю, почему мы так мучили друг друга? Зачем все это было нужно? Почему мне так хотелось, чтобы Олег на мне женился? Почему мне было не родить ребенка от любимого человека? Просто радоваться тому, что у меня есть сейчас, и быть счастливой. А в результате, когда тебе уже за восемьдесят, лежишь одна в квартире и понимаешь, как была счастлива тогда. Но не умела этого ценить...» — рассказывает главный редактор Анжелика Пахомова.
Наша первая встреча с Ниной Дорошиной состоялась, когда актриса еще выходила на сцену «Современника». В этом театре она работала практически со дня его основания. Мы разговорились во время случайного телефонного интервью, и так получилось, что стали созваниваться. Нина Михайловна поразила меня доверчивостью к совершенно, казалось бы, чужому человеку, которого она даже ни разу не видела. Она рассказала про свою старенькую больную маму, которой тогда было далеко за девяносто, про больного брата, которого тянула на себе... Про свои болезни Нина Михайловна предпочитала не говорить, хотя они не просто были... Я не раз, приходя на спектакли, видела, что у «Современника» дежурила скорая. В спектакле «Заяц. Love Story» Дорошина прыгала, бегала, озорничала, танцевала... И все это — порой хватаясь за сердце, буквально уползая со сцены. «Дополнял» тяжелое впечатление далеко не здоровый Валентин Гафт, который имел проблемы с коленями и иногда не мог сам встать. Ну и что! Зрители все равно были потрясены мужеством актеров, спектакль неизменно собирал аншлаги.
Придя в «Современник», Дорошина «сломала тренд»
Как-то, позвонив Дорошиной в канун ее дня рождения, чтобы сделать с ней интервью, я узнала, что у актрисы не так давно умерла мать. Кто-то может сказать: а что, это было неожиданностью, если человеку сто лет? Но я давно уже заметила: чем позднее уходят от нас родители, тем тяжелее мы их провожаем... Нина Михайловна убивалась, тосковала, не скрыла в нашем разговоре, что у нее депрессия и ей ужасно тяжело. Имея истинный порыв души, я тут же собрала по редакции небольшую сумму денег, добавила подарки и иконы и отправилась к Дорошиной домой. Нина Михайловна все также жила в двухкомнатной квартире на Красной Пресне, которую она получила еще в молодости. В этот раз ее маленькая комната, где находилась спальня, была с «задрапированным» окном, и ее освещала только лампа. Казалось, что актрисе не хочется дневного света... Мне нравилось в Дорошиной то, что она открыто выражала эмоции, прямо говорила, что у нее на душе. С такими людьми понимаешь, как себя вести. Мы тепло поговорили с Ниной Михайловной, на какое-то время наша беседа была прервана звонком Волчек. Галина Борисовна обеспечила Дорошиной постоянную помощь от театра. Привозили горячее питание и все, что требуется для здоровья. Собранные нами деньги Дорошина приняла без ломаний и приличествующих слов, просто и благодарно. И это тоже мне очень понравилось. Мало таких людей.
В наших многочисленных беседах и интервью актриса вспоминала о далеком прошлом — детстве, юности, первых шагах в «Современнике». Помню впечатление, которое высказала о ней ее подруга Людмила Иванова: «Когда Нина рассказала мне о своем необычном детстве, я поняла, почему она такая «не советская», разбитная, вольная, что ли... Что бы ни вбивала в Ниночку советская школа, ее личность сформировалась раньше, когда она десять лет жила с семьей за границей».
Ее отца, работавшего оценщиком на меховом комбинате, в середине 30-х годов отправили на закупку мехов в Иран. Эти меха нужны были для Красной армии: для воротников, папах, полушубков. Благодаря отцовской командировке Ниночка, в отличие от своих ровесников, не узнала ужасов войны. Как и положено ребенку, выросшему при посольстве, знала этикет, владела столовыми приборами, вообще имела прекрасные манеры. И при этом впитала весь этот восточный колорит, который потом обожала всю жизнь. Кстати, по словам коллег, Нина всю жизнь помнила фарси и мечтала снова съездить в Иран.
В СССР она вернулась в 12 лет, в тот же Лосиноостровск, где родилась и откуда семья когда-то уехала в Иран. Сейчас в этом «городе» живу я, и это современный район Москвы, причем старой. А тогда — окраина, куда ходили электрички и откуда местные жители не каждый день ездили «в столицу». Сюда даже метро не проложили! Однако Нина была вынуждена ездить каждый день, потому что училась в центре, в училище Щукина. Когда Дорошина окончила второй курс, ее пригласили на съемки фильма «Первый эшелон», где она познакомилась с Олегом Ефремовым. Он тогда тоже был совсем молодой, актер Центрального детского театра. Нина влюбилась сразу и навсегда. Но его тогда не заинтересовала... Сама она насчет своей внешности шутила: «Лицо — плоское, круглое, как сковородка. Хоть блины пеки!» Олег в то время был влюблен в кого-то и каждый вечер звонил с почты в Москву. А Нина ночевала в комнатке при почте (актеров было много, селили их по разным местам) и все слышала.
После съемок, уже в Москве, Ефремов пригласил Дорошину посмотреть репетицию первого спектакля «Современника» — «Вечно живые» — и потом не раз приглашал на спектакли. После них бывало провожал... к себе домой и оставлял ночевать. Но в этом ничего такого не было. Те, кто далеко жили и не успевали на метро, могли ночевать у коллег. Олег жил с родителями. Он просто понимал, что поздно вечером Нина до Лосиноостровска не доберется. В 1958 году Дорошина пришла показываться в «Современник». Она уже много снималась в кино, ездила с концертами. Иванова вспоминала, что на показ она пришла с такого выступления, в концертном наряде, на веках какие-то тени с блестками. Фифа! Современниковцы таких не любили, там женщины ходили в кофтах и удлиненных юбках, не все красились, никаких каблуков и помад, Ефремов этого не любил. Дорошина «сломала тренд». И Олег Николаевич ее принял.
В «Современнике» Дорошина далеко не сразу начала играть главные роли. Ее взлет произошел после роли Принцессы в «Голом короле». Тогда все ахнули. Заметили наконец ее ладную фигуру, красивые плечи, озорные глаза, кудрявые волосы. И Нина расцвела! Откуда только брались ее яркие, нарядные платья! Каблуки огромные, модная прическа. Все молодые ребята стали просто повально влюбляться в Нину. И уж тогда сам Олег Николаевич увидел в ней женщину...
Кстати, в Дорошиной никогда не было ни зависти, ни каких-либо понятий о конкуренции. В одном из интервью нашему журналу ее коллега актриса Лариса Кадочникова вспоминала: «Когда я уже немного освоилась в театре, сказала ей: «Ты — гениально играешь Принцессу, но как бы я хотела тоже сыграть эту роль». Она ответила: «Да? Я это организую». И Дорошина сама пошла к Ефремову: «Олег, вот Лариса Кадочникова хочет сыграть Принцессу». Он говорит: «Ну, внешне-то она подходит. Пусть выучит текст и порепетирует с Евстигнеевым или Галей Волчек». За две недели я все выучила, отрепетировала — и сыграла. Вот так актриса в расцвете сил, на вершине успеха поделилась бенефисной ролью с дебютанткой!»