Коллекция. Караван историйСпорт
Ирина Винер: «Слезы моих детей я не прощаю никому, жестко отвечаю любому, кем бы он ни был»
«Дети жестокие, но очень справедливые люди. С ними нельзя сюсюкать. С ними нужно говорить, все объяснять, аргументировать, как со взрослыми, пусть даже порой в достаточно строгой форме. Они это обязательно оценят и еще сто раз скажут спасибо. Если ребенок чувствует ложь, что его обманывают — все, пощады не жди! Дети как никто моментально распознают фальшь. Благодарю Бога, что он дал мне дар — способность разговаривать на одном языке и с 7-летней, и с 15-летней, и с 27-летней».
— Ирина Александровна, позвольте поздравить вас с очередным успехом, на сей раз на литературном поприще. Вы выпустили изумительную книгу воспоминаний. Обычно известные люди пишут автобиографии, чтобы приукрасить свою жизнь, вы же откровенно рассказали обо всем — и о себе, и о своей любви, и о своих детях. Название, правда, странноватое: «Я — никто...».
— Понимаете, я это чувствую и всегда об этом говорю: мы лишь проводники тех идей, которые Всевышний вкладывает в нас. Все идет только оттуда, сверху. Пророк Магомет, написавший Коран, был неграмотным человеком. Разве он мог это сделать самостоятельно, как? То, о чем я говорю, касается любого гения — и Чайковского, и Пушкина, и великого Эйнштейна, у каждого своя стезя.
Моя стезя — линейный тренер по художественной гимнастике, я вижу те вещи, которые не видят другие. Мне это дано. И пока мне это дано, я должна это отрабатывать. При этом прекрасно понимаю, что я — всего лишь проводник тех идей, мыслей, которые мне даются, которые ниспосланы мне сверху. Да, я придумываю номера, ставлю программы, нахожу музыку. Но то, что подолгу ищу, вдруг в один прекрасный момент приходит как озарение. Поэтому, исходя из своего опыта, повторяю, что я — никто.
— По-моему, вы относитесь к себе с очень большой долей иронии.
— Конечно! Почему нет? Вообще, я иронична и самокритична. (Улыбается.)
— Вы рассказывали, что в вашем доме в Ташкенте была большая библиотека, вы с детства любили читать. Русский язык, литература всегда были вашими любимыми предметами в школе. Интересно, какая книга лежит на вашей прикроватной тумбочке сегодня? Что вы сейчас читаете? Или на это вообще нет времени?
— На прикроватной тумбочке у меня лежат Коран, Тора, «Каббала для начинающих» и «Молитва бедного». Я их всегда читаю и перечитываю. Ну и, конечно, томики стихов моих любимых поэтов — Пушкина, Есенина, это обязательно.
— Знаю, что вы любите Владимира Высоцкого.
— Высоцкого я слушаю дома. По два, по три часа в день, пока делаю какие-то дела, я привыкла, к слову, делать сразу несколько дел.
— Художественную гимнастику невозможно представить без музыки. В вашей жизни она, надо думать, тоже играет немалую роль?
— О чем вы говорите! Музыку я слушаю с утра до ночи. Причем совершенно разную. Моя голова реально всегда полна музыкой. От Баха, если хотите, до Челентано. Ведь мои дети выступают и под классику, и под современную музыку. Сегодня, например, один номер делается под «Кармина Бурана» немецкого композитора Карла Орфа, потом под «Вечную любовь» Шарля Азнавура, затем под увертюру к «Пиковой даме», а после — выход на ковер сопровождает аргентинское танго!
— Почему воспитанниц-гимнасток вы называете своими детьми?
— Потому что все они — мои дети. Потому что со мной они проводят намного больше времени, чем со своими родителями. Ведь у нас постоянные тренировки, соревнования. Девочки практически все время живут на сборах. А как иначе? И я, разумеется, за них в ответе. Помните, как это у Сент-Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приручили. Все свои проблемы, все, что наболело, они, конечно, могут рассказать по телефону родителям, подругам. Но я-то нахожусь тут, всегда рядом с ними, поэтому я должна не только их тренировать, готовить к выступлениям, но и замечать все, что, как и почему происходит в их жизни.
— Какая колоссальная нагрузка, которую вы несете уже много лет. Признайтесь, никогда не было желания бросить художественную гимнастику? Ведь у вас есть все: дом, яхта, ордена, вы Герой Труда, наконец! Тем не менее вы не только президент Всероссийской федерации художественной гимнастики, главный тренер сборной России, но вы по-прежнему каждый день в зале, трудитесь. Объясните мне зачем?
— Это моя жизнь. Если бы не было работы, я бы давно умерла. (Улыбается.) Моя мама всегда говорила мне: «Ты должна работать до последнего издыхания».
— Вы увлеклись художественной гимнастикой в десять лет, когда занимались в балетной школе. Но сами за свою карьеру в спорте звезд с неба, насколько известно, не хватали. Как так?
— Вообще-то я трижды становилась чемпионкой Узбекистана! Хотя на всесоюзных состязаниях призовых мест, верно, не занимала. Но, знаете, когда я выходила на ковер, то посмотреть на меня сбегались все. Говорили: «Винер сейчас будет выступать. Определенно станцует что-то интересное, оригинальное!» Согласитесь, что это приятно. Быть может, не меньше, чем взойти на пьедестал!
— Да, вы всегда идете своим путем, как в спорте, так и в жизни. Ни на кого не похожи, всегда необычны. Взять хотя бы вашу манеру одеваться.
— Вы правы, мне всегда было совершенно безразлично, кто что подумает, во что я одета. Если кто-то говорил: «Это тебе не идет!» — мне было наплевать. Что надеть, я всегда решала и решаю только сама. Представьте, я первой в Ташкенте надела черные чулки. По тем временам это был вызов общественному мнению, это была настоящая революция. Я ходила по улицам восточного города в высоких обтягивающих сапогах, коротких юбках. Несмотря на то что в меня могли запустить камнем. Антон, мой сын, иногда даже стеснялся идти рядом со мной. Объясняла ему: «Радуйся, что у тебя такая молодая мама!»
Знаете, то, чем сейчас заняты разные знаменитые модельеры, я делала давным-давно. Все мои платья всегда были яркие, расшитые бусами. Не все придумывала я сама, что-то брала из заграничных журналов мод. Затем шла к портнихам, объясняла им, чего бы мне хотелось, и те создавали то, что нужно. Какие-то вещи доставала через фарцовщиков, стараясь приехать к ним пораньше, пока остальные желающие не расхватают все самое интересное.
— Начав заниматься художественной гимнастикой в Ташкенте, вы ведь не думали о карьере тренера?
— Никогда. С детства я хотела быть актрисой, как все девушки. Хотя моя семья видела меня только врачом.
Дело в том, что со стороны мамы у нас все были медиками. Причем очень серьезными: профессора, рентгенологи, радиологи, терапевты. Сама мама была блестящим лор-врачом. Ее сестра, моя тетя, тоже лечила людей. Поэтому неудивительно, что все считали, что я тоже должна стать врачом, пойти по их стопам. Художником, как папа, стать я точно не могла, потому что рисовать совершенно не умела и не хотела, меня это совсем не увлекало. Все домашние задания по рисованию за меня выполнял папа, чтобы я была отличницей. (Улыбается.) Но видите, как Господь распорядился: я окончила в Ташкенте Узбекский государственный институт физической культуры и с тех пор, если так можно выразиться, рисую детьми. Мои кисти — это мои дети, моя картина — это художественная гимнастика.
— Как красиво вы сказали! А кто обнаружил в вас талант тренера?