Наталья Крачковская: «У меня был шанс устроить свою личную жизнь, но как-то не получилось...»
Я одна. Иногда думаю: вот упаду — никто даже и не узнает. Рядом будут ходить люди, ездить машины, а тут, на полу моей квартирки, — знойная женщина, мечта поэта...
Недавно я участвовала в телепередаче Андрея Малахова про курение. Наш главный санитарный врач выступил с инициативой запретить сигареты в кино. Отрицательные герои, дескать, пусть курят, а положительные — ни-ни, и даже было бы здорово, если б выпивали крупным планом стакан молока... Вроде как дымящий на экране персонаж неправильно воспитывает нашу молодежь. По мне, так детский сад какой-то. На все аргументы против господин санитарный врач возразил: «А вот американцы...» Ну американцы и живут иначе! На самом деле, пока писали передачу, я вспоминала свои первые сигареты, были такие — без фильтра, в синеньких пачках, стоили восемнадцать копеек. Курили их все подряд.
А начиналось с того, что очень хотелось есть... Потом, конечно, да — развивалась дурная привычка. Но поначалу — голод. Голод был первопричиной. Именно поэтому с американцами нас сравнивать нечего. Те первые мои сигареты — штука термоядерная, аппетит отбивала на полдня. Втянулась… и не заметила, как прокурила пятьдесят два года. Совсем злостной курильщицей стала, когда появилась неустроенность в профессии, начались домашние неурядицы. В такие периоды, случалось, следующую сигарету прикуривала от предыдущей. Бывало, почти брошу, но — раз! — и снова горе, смерть, резкий поворот. . . Сейчас не курю совсем! Инсульт, как говорится, сильно поспособствовал.
Представляете, стало плохо: бросает то в жар, то в холод, голова кружится, еле добралась до телефона. Почему набрала «02», а не «03»? Когда поняла, что по пала в милицию вместо скорой, положить трубку не смогла — стало страшно: вдруг упаду и не успею набрать нужный номер?. . Я же дома совершенно одна. Стало жутко, и я затараторила: «Ребята, это актриса Наталья Крачковская, мне плохо, нужен доктор». Спасибо, милиционеры сами вызвали мне скорую и разговаривали со мной, пока не приехали врачи. Помню все как в тумане, очнулась уже в реанимации.. .
— А вы не поторопились сразу после таких проблем со здоровьем на сцену?
— Оставила себе только два спектакля. Восьмой десяток разменять — все-таки не шутка. Ноги совсем отказываются ходить. В постановке «Невеста для банкира» — вот удача! — героиня большую часть времени должна находиться в инвалидном кресле. Играю с удовольствием. У меня прекрасные партнеры — все из театра «Содружество актеров Таганки». А здоровье. . . В моей возрастной категории от него в принципе ничего хорошего уже ждать не приходится. Скомандовала себе: «Обалдела, что ли? Вставай! Иди играй!» Два спектакля отработала перед Новым годом. Люди потом подходили и благодарили. Всем понравилось. Это приятно.
— Сейчас уже, наверное, и не вспоминаете, как собирались в историки?
— Историей я интересовалась всегда, даже занималась в кружке Историко-архивного института. Ездить надо было через всю Москву, но меня это не остановило. Жила я в районе Тимирязевской академии, рядом с шикарным парком и основным корпусом, бывшим имением Разумовских, как раз неподалеку от старинного, невероятной красоты фонтана.
Дело было, как сейчас помню, осенью. Прибегает один из уличных приятелей с воплем: «Наташка! Там фонтан провалился!» Какая тут школа? Конечно, портфели забросили в угол и все побежали смотреть, что творится на месте фонтана. Восторгу нашему не было предела, потому что провал открывал самый настоящий подземный ход — большой, со сводчатым потолком. Мы мигом залезли в подземелье. Ход вел к дворцу и гроту на пруду, вырезанному в форме буквы «Е». В честь, наверное, императрицы Елизаветы. А если есть потайной ход, значит, должен быть клад! И мы занялись простукиванием стен. Вытащили нас на свет божий милиционеры. Как же меня потом «простукивала» бабушка!
Наш дом был необычен еще и тем, что других жилых строений рядом не имелось. С одной стороны — ботанический сад, с другой — оранжереи, где разводили необыкновенной красоты цветы. Одни липы чего стоили: кажется, уже тогда им было лет по двести — триста. В этом месте, кстати, снимали «Хованщину», и я болталась на съемках. Мы смотрели, как Марфа ходит со свечой, и домысливали всякую всячину... То ли атмосфера так на меня действовала, то ли еще что, но я часто задумывалась о том, что родиться мне надо было пораньше. Жалела, что не застала времени дворцов и кринолинов. То фантазировала, что живу в эпоху Петра, то грезила о годах правления Елизаветы... Истории же хотелось посвятить судьбу. Кстати, я поступала в Историко-архивный институт и даже неплохо написала сочинение. Но актерство перетянуло.
Занималась я и балетом, но, увы, не сложилось. Забыла, как называется болезнь, но у меня начала самопроизвольно подворачиваться нога. До сих пор не могу ходить на «платформах». Вижу, вы улыбаетесь... Кстати, я тогда была очень худой. Во дворе меня звали Томом Сойером — я носила короткую стрижку и штаны из «чертовой кожи» на подтяжках. Ткань, похожую на джинсу или прорезиненную парусину, почему-то называли «чертовой кожей». Росла я жуткой оторвой — лазила с мальчишками по деревьям, играла в лапту, может, поэтому вес накапливаться не успевал... На фото тех лет я, как ни сложно в это поверить, эдакое дитя Освенцима. Московская бабушка, конечно, переживала по поводу моей худобы, но не критично, зато вторая бабушка — из Тбилиси — взялась за дело плотно. Словом, начатое одной бабушкой с блеском завершила вторая — они меня откормили.
— Вы им это припомнили, когда пошли в артистки?
— Мама очень правильно меня подготовила, она сразу сказала, что Джульетту сыграть мне никто и никогда не предложит: «Наташка, они просто не найдут Ромео, чтобы решился встать под балконом, на который выйдет такая Джульетта».
Мама была умничкой. Она признавалась, что тоже очень хотела, чтоб я похудела, но потом мнение свое поменяла. Это была «моя» полнота, я, невзирая на нее, чудесно двигалась, танцевала, до шестидесяти лет легко могла сесть на шпагат.
Да и все молодые люди, которые за мной ухаживали, ничего против моих пышных форм не имели. Скорее наоборот... Был у меня, например, один ухажер. Платоническая любовь. Идем как-то вечером по бульвару, и, помню, добило меня не то, что вокруг девочки-худышки, а то, что на них надето. Понимаете, все, что потихоньку начало привозиться из-за границы, было маленьких размеров. Модные в то время пышные юбки с пачками мне не грозили, я бы в автобус не вошла! Плиссе тоже превращало меня из миловидной девушки в бабу на самовар... А одеться я любила.
И вот иду, мысли горестные в голове гоняю.
— Все, — говорю, — решено! Худею!
Кавалер мой замер как соляной столб:
— Да ты чего, Наташка?! Пожалуйста, не делай этого! — и... заплакал.
Серьезно говорю, заплакал! А я не унимаюсь:
— Вот приведешь меня к своей маме знакомиться, а она спросит: «Где ты такую толстуху нашел?»
— Моя так никогда не скажет! — твердо пообещал парень. И рассказал, что мама — типичная англичанка, то есть «высушенного» такого типа, и всю жизнь старается поправиться.
— Муж тоже против богатых форм возражений, надо понимать, не имел?
— Крачковский продолжил дело бабушек! Почти хрестоматийная история: глупо завоевывать такую даму, как я, стихами при луне. Какой творог и булки носил мне по утрам Вовка! Все это ставилось мне под дверь, и девчонки шептались: «Опять Володька Наташке Белогорцевой завтрак притащил!»
— Булки стали главным аргументом в его пользу?
— Володя много чем мог еще покорить, но одна его черта меня купила с потрохами. Он никогда не задавал любимых всеми мужиками вопросов: «А кто это? А что это он так на тебя смотрит?» За всю нашу совместную жизнь я ничего подобного не слышала. На все мои шалости и дурацкие выходки муж попросту не реагировал. Другой убил бы давно. Я, случалось, загуливалась до рассвета, когда вино рекой и теплоход, и все такое... Поначалу меня даже бесило, что Крачковский мирно спит, когда я прихожу в восемь утра.
— А что, по-твоему, я должен делать? — спросонья интересовался муж.
— Как что?! Переживать...
— Если б я каждый раз переживал, давно бы уже умер, — отшучивался Володя и переворачивался на другой бок.
Но справедливости ради надо заметить — никаких поводов для ревности я не давала. Кто-то провожал, другие звонили. Но ничего серьезного, правда. Я ничего не искала, потому что и так все имела. Муж мой был невероятно умен в житейском плане.
Говорила ему:
— Володенька, мы сегодня в ресторане гуляем.
— Хорошо, но чтобы до двери потом проводили.
И вот прихожу утром с провожатыми:
— Только, пьяные рожи, не шумите, Володю разбудите!
«Пьяные рожи» понимающе хмыкали:
— Любовь...
Между прочим, «булочное ухаживание» после заключения брака сохранилось. К счастью. Откуда бы я ни явилась, подогретый ужин Володя мне всегда обеспечивал.
Муж был старше меня на пятнадцать лет, но никогда не комплексовал по этому поводу. С ним было невероятно интересно. Он многое знал из истории Москвы, и порой мы забалтывались ночи напролет. На самом деле все, что знаю теперь, я узнала от него. Володя был для меня ликбезом. Валя Титова, моя подруга, приходила и просила его: «Расскажи что-нибудь». Я что-то на кухне готовлю, а она два часа кряду сидит с открытым ртом и слушает. Мой Володя... Самый умный, самый добрый. Ой, сейчас буду плакать...