Архип Куинджи. Повелитель света
Окончательным толчком к разрыву с передвижниками стала анонимная статья в газете "Молва": дескать, весь его успех кроется в хитроумном размещении и освещении весьма однообразных картин, построенных на дешевых эффектах на потребу досужей публики.
Стоило Архипу Ивановичу увидеть карикатуриста Щербова, он начинал беспокоиться: «Опять этот! Он точно что-то задумал!» Дело в том, что однажды Щербов высмеял Куинджи, вечно выхаживающего уличных птиц: нарисовал, как тот собирается ставить клизму вороне на крыше. «Как же, — возмущенно басил художник, — это ведь вороне сделать никак невозможно, да и на крыше, эдак ведь улетит она».
Страсть Куинджи к птицам была известна всем. Каждый день, когда пушка на Петропавловской крепости била полдень, он шел кормить зерном воробьев, ворон и галок — они слетались к нему со всего Петербурга и стучались в окно мастерской. Подбирал их, отогревал, лечил, перевязывал. Жена Вера Леонтьевна ворчала: «С тобой, Архип Иванович, вот что будет в конце концов — приедет карета, скажут — там на дороге ворона лежит, спасай! Да и увезут, только не к вороне, а в дом умалишенных». Между тем правилу спасать слабых он был верен с тех пор, как шестилетним мальчишкой отбивал щенков и котят у сверстников, любивших жестокие игры с мучением животных.
Предки Куинджи, греки, переехали из Бахчисарая в Карасубазар — предместье Мариуполя (по-русски говорили Карасевка), где бескрайнее море, яркое солнце, запахи травы и соли, пение цикад и крики чаек. Приземистую хатку на окраине прямо у обрыва построил еще дед Христофор Куинджи — фамилия его с урумского языка (в котором сплелись греческий и татарский) переводится как «золотых дел мастер». Сын Иван стал «еменджи» — сапожником, и детей его — Спиридона, Катерину и Елевферия — так и записали в метрике, сделав фамилию из профессии. Быть бы и младшему Архипу Еменджи, но дед забрал его в пять лет и переписал на свою фамилию — отец и мать мальчика умерли друг за другом. К слову, в документах нет точной даты его рождения: не то 1840-й, не то 1841-й, не то 1843-й, но чаще всего исследователи склоняются к 1842 году.
После смерти деда он жил то у старшего брата Спиридона, то у тетки по матери, пас гусей и коров. Как-то разрисовал беленые стены хаты петухами, а старший брат в ярости все рисунки стесал лопатой. Но тот же Спиридон отдал его учиться — сначала в «вольную начальную школу» к полуграмотному греку, затем в городскую, а позже устроил брата на первую работу в контору к подрядчику-строителю. Тот позволял Архипу и малевать углем на стенах кухни, и рисовать на полях журналов приемки кирпича: там-то и появился однажды портрет церковного старосты, на который приходила полюбоваться вся округа.
Потом Куинджи определили в «комнатные» мальчики к хлеботорговцу Аморетти. Он раздувал самовар, носил дрова, прислуживал за столом и чистил сапоги. Хозяин проникся симпатией к даровитому парнишке, показывал его рисунки знакомым. Кто-то посоветовал ехать к Айвазовскому — проситься в ученики. И пятнадцатилетний застенчивый деревенщина в соломенной шляпе, бедно одетый и косноязычный, отправился в Феодосию.
Известный маринист не прогнал, но и на порог мастерской не пускал. Почти три месяца Архип жил во дворе под навесом. Единственным поручением мэтра было натереть краску и выкрасить забор (зато сколько потом появится легенд о поддержке, оказанной Айвазовским юному дарованию!). Несолоно хлебавши Куинджи вернулся в Мариуполь и поступил ретушером к местному фотографу, а в 1865-м отправился в Петербург. Там ведь Императорская академия художеств, Архипу же надо непременно туда поступить и прославиться, чтобы за него отдали любимую! Очаровательная Вера Леонтьевна Шаповалова-Кетчерджи была дочерью мариупольского купца (на самом деле его звали Елевферием, но ради успешной торговли пришлось переименоваться в Леонтия Герасимовича). Познакомились на Троицу — двадцать седьмого мая 1855 года. Странный выдался день: заканчивалась Крымская война, и юноша, рисовавший на обрыве, увидел, как вражеские корабли в упор расстреляли российские купеческие суда. Англо-французская эскадра направлялась к Мариуполю, в городе началась паника. На берег высадился десант, грабивший дома и поджигавший склады. До Карасевки, слава богу, враги не дошли.
Архип помчался к затаившимся за рекой Кальчик казакам сообщить о нападении неприятеля. По пути увидел накренившуюся пролетку без колеса и лежавшую у дороги девочку с подвернутой ногой. Отнес ее к брату Спиридону и сбегал в имение Шаповаловых, чтобы прислали кого-нибудь за барышней. А эскадра вечером снялась с якоря и ушла в море.