«Они стоят и утираются»
Китай твердо намерен стать глобальным центром промышленных инноваций, что означает тотальное перераспределение мирового богатства и в корне не устраивает США. Именно поэтому торговая война с Америкой не только не прекратится, но имеет все шансы перерасти в военный конфликт
Прокуратура США начала уголовное расследование против китайской корпорации Huawei, которую власти подозревают в краже технологических секретов у американского подразделения компании T-Mobile. Непосредственным поводом к этому послужили гражданские иски к китайскому производителю смартфонов, по одному из которых Huawei обязали выплатить T-Mobile смехотворную компенсацию в размере 4,8 млн долларов за присвоение данных об устройстве Tappy, использованных при проверке гаджетов. А несколькими днями ранее власти Польши — преданного союзника США — обвинили одного из сотрудников Huawei в шпионаже в пользу Китая. Все это есть не что иное, как новый виток негласной торговой войны, развязанной Вашингтоном против Пекина.
О том, почему это противостояние не только не может закончиться миром, а наоборот, имеет все шансы перерасти в реальный военный конфликт, где находятся болевые точки его потенциальных участников, в чем заключается логика этой борьбы и какой мир намерен выстроить вокруг себя Китай, в интервью «Эксперту» рассказал руководитель сектора международных военно-политических и экономических проблем НИУ ВШЭ Василий Кашин.
— Дональд Трамп все время повторяет, что Китай ведет себя неправильно и нечестно. Из-за этого дефицит США в торговле с КНР уже достиг астрономических показателей — порядка 375 миллиардов долларов. Это главная причина противостояния двух стран или есть другие?
— Торговый дисбаланс — это мусорный предлог для той войны, которую мы наблюдаем. Он декларируется Вашингтоном для внутреннего употребления. А реальная причина — промышленная и инновационная политика КНР, стремление этой страны изменить свою роль в мировом разделении труда. Еще несколько лет назад китайцы начали ряд амбициозных индустриальных программ. Это касается и искусственного интеллекта, и технологий связи 5G, и микроэлектроники, и машиностроения, и многого другого. При этом резко увеличились вложения в науку, появилось много важных промышленных инициатив, например «Сделано в Китае 2025».
Сейчас доля Китая в собираемом в этой стране iPhone составляет около 14 процентов. И даже в смартфонах местных китайских брендов она пока не слишком велика — 30–40 процентов. Но есть цель всю электронику полностью делать самим. Другой пример — самолеты. Китайцы запустили в серийное производство свой региональный лайнер ARJ-21. Пусть он не очень удачный, да и сам проект реализуется очень медленно, но выпуск этих лайнеров налажен. Более того, у КНР уже есть и свой магистральный самолет C919, который сейчас проходит испытания. А вместе с Россией они конструируют широкофюзеляжный CR929. Очевидно, что лайнер следующего поколения уже практически полностью будет китайским.
И так во всем. В итоге, вложив гигантские государственные средства в прорывные проекты, Пекин решил рвануть сразу по нескольким ключевым направлениям гражданской науки и техники, вывести свои высокотехнологические компании в лидеры мирового рынка. И если учесть, что все это происходит под жестким контролем политического руководства страны, то за результат можно не волноваться. Центральную комиссию по интегрированному военному и гражданскому развитию возглавляет лично Си Цзиньпин, а в ее состав на момент создания входили четыре из семи членов Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК. Это позволяет при всех особенностях местной бюрократии и коррупции очень эффективно использовать имеющиеся средства. А надо понимать, что Китай готов бросить на эти цели такие финансовые ресурсы, которых нет ни у одной западной корпорации. Поэтому естественно, что США вынуждены этому как-то противостоять.
— А сколько китайцы готовы потратить средств?
— Если говорить о госпрограммах, то на какое-то отдельное важное направление они запросто могут бросить несколько десятков миллиардов долларов, а в отдельных случаях речь может идти о сумме далеко за сотню миллиардов долларов в течение нескольких лет. Но это будут не только средства госбюджета, но также госкомпаний и частных корпораций, которые тесно связаны с государством.
— И что они получат на выходе? Какой продукт?
— Прежде всего они получат компании уровня Huawei или ZTE, которые в довольно короткий срок смогли завоевать значительные доли мирового рынка. И это все будет продолжаться. Например, Китай поставил сверхамбициозную цель стать мировым лидером во всем, что связано с искусственным интеллектом. И уже очень успешно продвигает на рынки развивающихся стран системы безопасности и городского видеонаблюдения, имеющие функции распознавания лиц. Их, в частности, закупают государства Латинской Америки и Ближнего Востока. Есть целые отрасли станкостроения, где китайские компании уже производят вполне конкурентоспособную продукцию мирового уровня и даже борются за лидерство с США и Европой. Пару лет назад германская машиностроительная компания MTU собиралась закупить китайские станки для лазерной обработки турбинных лопаток авиационных двигателей. Эту сделку остановили в последний момент под невероятным давлением США.
Если предположить, что Китай обеспечит прорыв хотя бы в половине тех направлений, которые он наметил, то весь мировой рынок и всю торговлю неминуемо ждет глобальный передел. Напомню, что Китай поставил цель к 2050 году выйти на душевые показатели развитой страны. Что это означает на практике? А то, что в списке сильнейших международных брендов у Китая их должно быть больше, чем у США. Просто потому, что Китай как страна больше Штатов в четыре раза. И если сейчас у них сильных международных брендов меньше, чем у Южной Кореи, то будет как минимум на порядок больше. А это уже заявка на глобальное перераспределение мирового богатства. Разумеется, США не могут с этим смириться. Тем более что Китай не только инвестирует в основном государственные средства, но и всеми силами защищает свой внутренний рынок.
— Как может выглядеть сделка Пекина с Вашингтоном о прекращении торговой войны?
— Китайцы очень легко идут на уступки по всем вопросам, связанным с торговым дисбалансом. И они действительно могут увеличить закупки американской продукции на десятки миллиардов долларов в год, причем без особого ущерба для себя. Надо понимать, что с точки зрения торговли Америка для Китая — это преимущественно экспортер сырья. Мы любим говорить про себя, что Россия — сырьевой придаток КНР, но на самом деле Америка здесь не так уж сильно отличается от нас. Главные статьи американского экспорта в Китай — сельхозпродукция, продовольствие, товары лесопромышленного комплекса и минеральное сырье. Конечно, наряду с этим есть еще гражданские самолеты и микросхемы, всякие электронные компоненты. Но они не занимают доминирующего положения в структуре товарооборота. И для китайцев довольно просто нарастить поставки нефти из США за счет сокращения закупок с Ближнего Востока, увеличить потребление американской сельхозпродукции за счет бразильской, больше покупать самолетов Boeing, а меньше — Airbus. И китайцы это предлагали. Казалось бы, какие проблемы: американцы должны заткнуться и успокоиться. Но все дело в том, что США нужны структурные изменения. Им нужно, чтобы китайцы перестали субсидировать высокотехнологические отрасли и защищать свой рынок. Но Пекин на это никогда не пойдет. Поэтому возникает патовая ситуация. Конечно, перемирие между США и Китаем возможно, но едва ли возможен устойчивый мир.
— Почему?
— Смотрите, Китай был нетто-экспортером нефти до 1993 года, а сейчас он на 60 процентов зависит от импорта углеводородов. По железной руде зависимость еще больше — 80 процентов. Более того, в текущем десятилетии Китай даже стал зависеть от импорта угля, чего раньше никогда не было. В этой ситуации у КНР есть один единственный путь — повышать технологический уровень своих товаров, создавать большую добавленную стоимость. Он просто обязан превратиться в крупного поставщика высокотехнологичной продукции, которая не только будет собрана в Китае, а там же разработана и произведена. И при этом продаваться она должна под китайскими брендами. То есть, грубо говоря, чтобы Китай продолжал развиваться, из ста ведущих брендов мира как минимум пятьдесят надо выкинуть на помойку, а их место должны занять китайские марки. Были примеры покупок готовых высокотехнологичных западных компаний — Volvo, Saab, Continental Motors, FCCC и еще несколько компаний. Но сейчас под влиянием США китайцам затрудняют покупку западных активов. Более того, американцы стремятся наносить удары по китайским компаниям-чемпионам везде, где это только возможно. Например, они запретили госструктурам пользоваться продукцией Huawei и ZTE. Теперь, если ты хоть как-то связан с американским государством, ты просто не можешь приобретать продукты Huawei и пользоваться ими. Это очень болезненный удар по избранной китайцами модели развития.
— То есть американцев не устраивает то, что Китай перестал быть сборочным цехом всего мира и теперь стремится стать центром инноваций?
— Именно. Но в качестве сборочного цеха китайцы и не имеют перспектив. Многие низкотехнологичные производства бегут из Китая. Это прежде всего касается выпуска текстильных изделий, игрушек, потребительской продукции. Все это уходит куда-то в Юго-Восточную Азию, в Индию. Конечно, у Китая остается важнейшее преимущество: за годы экономического роста там создана великолепная сеть профессионального технического образования по подготовке квалифицированных рабочих и младших инженерных кадров для
промышленности. И зачастую компании размещают сейчас производство в Китае не потому, что там все очень дешево, это уже далеко не так, а потому, что там легко найти хороших рабочих. Но за этим тоже нет будущего, так как тотальная автоматизация предприятий рано или поздно сделает свое дело. Соответственно, если вы хотите иметь будущее, то должны иметь собственные конструкторские центры, своих дизайнеров, разработчиков и так далее. И при этом должны контролировать всю производственную цепочку.
Именно на это и нацелено китайское планирование. И это вопрос их выживания. У китайцев всегда было четкое понимание: если компартия не обеспечит определенные темпы экономического роста, то неизбежно встанет вопрос о ее легитимности. Тем более что марксистская догматика уходит в прошлое, в нее мало кто верит. Более того, она становится источником проблем, потому что если вы разделяете коммунистическую идеологию, то у вас будет много претензий к компартии Китая, поскольку проблема неравенства в обществе стоит очень остро. Вместе с тем, с точки зрения населения Китая, у компартии есть две очень важные заслуги. Во-первых, она прекратила череду национальных унижений, построив сильное государство, которое уже на равных может говорить со сверхдержавами. А во-вторых, КПК сумела обеспечить обществу определенный уровень благосостояния. Но вот темпы роста замедляются, да к тому же на вас еще и давят со всех сторон. И вам надо либо обеспечить поступательное развитие экономики высокими темпами, чтобы люди все время видели ощутимое улучшение своей жизни, либо определенным образом начать вести себя на международной арене. Сейчас обе эти функции сталкиваются, и в этом большая проблема.
— И какой может быть выход из этой ситуации?
— До прихода Трампа китайцев, в общем-то, все устраивало, потому что они хоть и с возрастающими трудностями, но все-таки продолжали реализовывать свою промышленную программу. Теперь нажим резко усилился, но точка еще не поставлена. Их стратегия сейчас нацелена на то, чтобы любой ценой тянуть время, откупиться от американцев, потратить десятки миллиардов на их сою, самолеты, газ, нефть, да на что угодно. Но, разумеется, в США есть четкое понимание, что этого допустить нельзя. Ужесточение подхода к Китаю — это не личная прихоть Трампа, а курс, который пользуется широкой поддержкой части экономической элиты Америки и людей, связанных с национальной безопасностью. Там сложился двухпартийный консенсус по поводу того, что Китай надо давить. Но тактика торговой войны все же сильно зависит от текущего момента. В самих США, как и в Китае, есть весьма многочисленные группы интересов, завязанные на двустороннее сотрудничество даже в этой ситуации. Там все-таки товарооборот под 700 миллиардов долларов, огромные экономические и человеческие связи. И когда все это начинает рушиться, оба лидера сталкиваются с серьезным сопротивлением части элит.
Тем не менее ясно, что в долгосрочном плане ситуация будет ухудшаться. Американская линия довольно четкая: США будут отрубать китайскую промышленность, их чемпионов, от рынков сбыта и от источников западных технологий. Это означает, что Китаю придется приступить к формированию более четко очерченной сферы своего влияния, где он сможет опираться на рынки сбыта своей продукции. У него есть определенное преимущество в виде собственного внутреннего рынка, но в противостоянии с США этого недостаточно. Так что китайцы будут стремиться распространять свою экспансию на все большее количество стран мира, наращивать свое присутствие в Африке, Южной Америке, Азии. Надо понимать, что чем позже наступит время для окончательной битвы между США и Китаем, тем лучше для китайцев — в этом случае у них гораздо больше шансов победить. Их экономика растет быстрее американской, а значит, через какое-то время разница сил будет такова, что противник поймет: игра сделана.
— Наверняка США попытаются втянуть в противостояние с Китаем не только всех своих сателлитов, но и такие страны, как Индия. К чему это приведет?
— Индийские политики люди очень хитрые и разумные. У них огромное количество противоречий с Китаем, они ему никогда не доверяли. Но вместе с тем там отлично понимают, что самое последнее, что нужно Индии в этом мире, — это становиться фронтовым государством в американской стратегии противостояния. У Китая есть миллион способов значительно ухудшить жизнь для Индии, а у нее против Китая практически ничего нет. Например, китайцы могут на постоянной основе развернуть в Тибете свои ударные средства, бригады ракетных войск, в результате чего возникнет реальная угроза густонаселенным районам Индии, да и вообще всей стране. У Китая тесные связи с Пакистаном, а также есть партнерские отношения с рядом повстанческих группировок в северо-восточных штатах Индии, которые при желании можно активизировать или задействовать иным образом. В общем, вариантов масса.
Соединенные Штаты Азии
— К чему приведет наращивание темпов экспансии Китая в АТР? Какую модель они намерены там построить? Это будет нечто вроде Соединенных Штатов Азии?
— Ничего подобного там появиться не может. Традиционное устройство этого региона было основано на даннической системе. До прихода европейцев в Восточной Азии был только один центр — Китай, под властью той или иной династии. И вокруг него было много менее крупных государств, которые Китай даже чисто технически не мог завоевать, да и особо к этому не стремился. Но для нормального функционирования этим странам нужно было вступать в экономические взаимоотношения с китайцами. Сделать это можно было только одним способом — отправив ко двору китайского императора посла с символической данью и признать его главенство. При этом экономическое значение этой дани могло быть ничтожным. Но взамен такая страна получала возможность торговать с Китаем, и если кто-то нарушал региональный порядок, то при благоприятных обстоятельствах она могла рассчитывать на военную помощь. Иными словами, это система, когда есть Китай — законодатель правил в региональных делах и есть все остальные. При этом Китай в принципе не вмешивался в их внутренние дела, не посягал на их самостоятельность, но требовал признания определенной иерархии и определенных правил ведения дел.
— И такую же систему китайцы строят в регионе сейчас?
— Их видение предполагает что-то подобное, но без всего этого антуража. Элементы этой системы можно видеть в продвигаемых Китаем инициативах, таких как «Один пояс — один путь». И хотя там все очень расплывчато сформулировано, смысл ясен: есть Китай, и есть все остальные. Причем Китай — это лидер, центр. Это в перспективе главная экономика мира, эмитент главной резервной валюты, обладатель подавляющей военной мощи. Китай будет устанавливать некие сбалансированные правила, а всем остальным предлагает по этим правилам жить и с ним торговать.
В принципе, раньше так оно и было. Этим порядком не были охвачены только Япония и Россия. Кстати, когда наша страна в семнадцатом веке пришла в Азию и попыталась установить дипломатические контакты с Китаем, то вопрос церемониала оказался главным камнем преткновения.
— То есть небольшим азиатским странам Пекин предлагает встроиться в свои производственные цепочки на вторых ролях?
— Китай будет двигаться вверх по цепочке создания добавленной стоимости, а другие страны займут то место, которое он занимает сейчас. То есть они будут поставщиками сырья, полуфабрикатов, компонентов. Но при этом станут дополнительными рынками сбыта китайской продукции. И, что очень важно для Китая, не будут входить в союз с внешними силами.
Российская роль
— А какую роль китайцы отводят России в этом мировом порядке?
— У нас огромная военная мощь, большая обеспеченность ресурсами, но при этом очень маленькое население. Мы ценны для Китая тем, что можем гарантировать им ресурсную безопасность. И, конечно, они видят в нас важного партнера в международных делах и в военной сфере. Если наши отношения по каким-то причинам разваливаются, то Россия понесет огромные экономические потери, а Китай в стратегическом плане оказывается в изоляции, а то и в окружении. Поэтому китайцы хотели бы видеть наши отношения примерно такими же, как у США с Канадой. Малонаселенная Канада — ключевой поставщик сырьевых товаров на американский рынок, но у нее есть ряд высокотехнологичных отраслей. Тем не менее на фоне американского промышленного комплекса они не играют большой роли, потому что сама страна слишком маленькая. Примерно по такому же сценарию китайцы намерены выстроить партнерство с нами. Пекин заинтересован в том, чтобы Россия была очень тесно привязана к Китаю и уже не могла действовать в полном отрыве от него.
— Но по суммарной военной мощи Россия намного превосходит КНР. Арсенал наших стратегических ядерных сил как минимум втрое больше, чем у Китая. Причем он состоит в основном из новых межконтинентальных ракет, не имеющих мировых аналогов. А ведь у нас есть еще и внушительные запасы тактического ядерного оружия — их едва ли не больше, чем у всех западных стран вместе взятых.
— Безусловно, это очень важный фактор. Именно этим мы и ценны. Но если смотреть в целом на силы общего назначения, то ситуация выглядит не так радужно. Очевидно, что у нас посильнее подводный флот, но во всем остальном мы уже уступаем КНР. Например, российский надводный флот не идет ни в какое сравнение с китайским — он его бледная тень. У Китая уже есть два авианосца, а будет как минимум пять. Они давно строят крупными сериями эсминцы с универсальными системами оружия, крылатыми ракетами, комплексами ПВО большой дальности. Это некие аналоги американских кораблей класса Arleigh Burke с системами ПРО Aegis. Таких кораблей у Китая насчитывается уже более двух десятков. А на подходе у Пекина новые универсальные десантные корабли, транспорты снабжения и много чего еще. То есть мы видим, что они создают первоклассный океанский флот, который в отдаленной перспективе будет сравним с ВМС США.
— Почему при всей необходимости держаться вместе нам никак не удается реализовать ни один крупный высокотехнологичный проект? У нас есть только нефтепровод ВСТО и газопровод «Сила Сибири». Еще китайцы инвестировали в «Ямал-СПГ». Но это же очень мало…
— У нас продолжается масштабное военно-техническое сотрудничество, да и «Росатом» реализовал довольно много проектов в КНР. Помимо Тяньваньской АЭС, которая будет расширяться и дальше, нами были построены заводы по обогащению урана в Ханьчжуне и в Ланчжоу, реактор на быстрых нейтронах. И сотрудничество по этой тематике успешно развивается. Было партнерство в космической сфере. Китайская пилотируемая программа реализована при нашей помощи и на наших технологиях. Правда, весь задел, который у нас здесь имелся, так или иначе уже использован КНР. Но это не значит, что все остановилось. Идет обсуждение новых инициатив.
Правда, за пределами ВТС и космоса у нас не так много конкурентоспособных отраслей, которые интересны китайцам. Есть еще IT, какие-то сферы науки. Но мы особо и не знаем, какие здесь существуют связи. Все вопросы, касающиеся военной сферы, космоса и атомной промышленности, всегда находились в поле зрения наших компетентных органов, даже в девяностые годы. А вот контроль за росийско-китайским сотрудничеством, например, в сфере академической науки полностью отсутствует. И что там происходит, не вполне известно российским властям. Между тем есть примеры, когда видные российские ученые, физики имеют лаборатории в китайских университетах и проводят там по нескольку месяцев в году, а российские власти узнают об этом лишь случайно. И в связи с этим вопрос: какой смысл китайцам затевать с нами большие проекты, если они могут на индивидуальной основе пригласить к себе российских ученых и с ними там работать?
— А что мешает наладить партнерство в сфере инфраструктуры? Китайцы нам предлагали в свое время построить тоннель из Тамани в Крым, ВСМ Москва — Казань, стать участником проекта «Один пояс — один путь». Но ничего из этого так и не было сделано.
— У китайцев есть только два варианта реализации проектов. Либо они приходят в развитую западную страну и покупают там готовый актив с сильным брендом, либо приходят в развивающуюся, реально бедную страну, где нет своей промышленности, и начинают там что-то строить в соответствии со своими стандартами, используя собственные технологии, оборудование и даже рабочую силу. Россия и государства Восточной Европы в эту модель просто не вписываются. В свое время было много разговоров по поводу мегаинвестиций китайцев в Польшу, они даже начали строить скоростную автотрассу Варшава — Берлин. Но все это очень быстро заглохло, так как выяснилось, что китайцы не собираются выполнять польские стандарты и правила. Они просто хотели построить все своими силами, без какой-либо локализации.
Мы видим, что есть страны, готовые брать китайские деньги практически на любых условиях. Это Пакистан, Африка, некоторые государства Южной Азии. Но даже там очень много скептицизма на этот счет. Понятное дело, Россия к таким странам не относится. У нас есть своя промышленность, и нам надо ее защищать. И это сильно усложняет любые переговоры с китайцами.
Эффекты роботизации
— Уже сейчас есть значительная диспропорция между финансовыми возможностями китайского государства и его способностью обеспечить социальные блага своим гражданам. А с ростом населения и переходом промышленности на новый технологический уклад эта диспропорция лишь увеличится. Тотальная роботизация приведет к тому, что многие десятки, если не сотни миллионов людей потеряют работу. Как эту проблему в Пекине собираются решать?
— Китайцы — едва ли не главные энтузиасты роботизации, они активнейшим образом ее внедряют. Более того, Китай уже стал крупнейшим мировым рынком промышленных роботов. И они не видят в этом серьезной проблемы. У них численность рабочей силы в абсолютных показателях сокращается с 2012 года на несколько миллионов человек в год.
При этом есть проблемы со старением общества, его неблагоприятной возрастной структурой, что ведет к росту социальных расходов бюджета. Это серьезный вызов для них, но пока они с ним справляются. Что же касается того, куда девать население, то этот вопрос для них не настолько важный. Думаю, большинство этих людей найдет работу в секторе услуг.
— Не секрет, что Китай и США уже несколько лет все военное строительство ведут исключительно друг против друга. Почему они видят себя врагами? И где между ними может произойти военный конфликт?
— Американцы считают, что Китай — это единственная страна, которая просто по своим ресурсным возможностям может составить им конкуренцию. Ясно, что Россия ведет себя более опасно, но, с американской точки зрения, мы ограничены численностью населения и размером свой экономики, а значит, выше головы не прыгнем. А вот Китай может. Уже сейчас китайская экономика по паритету покупательной способности больше американской, а скоро превысит ее и в абсолютном выражении. При этом у Китая очень низкий уровень военных расходов, явно меньше двух процентов ВВП. То есть он может совершить рывок. Как только это произойдет, он превратится в военную сверхдержаву. Именно к этому китайцы и идут. У них есть план к 2050 году сделать свою армию самой мощной в мире. И они прекрасно понимают, кто стоит у них на пути, поэтому и готовятся к противостоянию с США.
Где и что может случиться, тоже, в общем, понятно. Это цепь островов и архипелагов в Южной-Китайском море (Парасельские и Спратли. — «Эксперт»), Северная Корея, острова Дяоюйдао или Сенкаку в Восточно-Китайском море и, конечно же, Тайвань. Причем проблема Тайваня самая значимая и наиболее опасная из всех — она относится к коренным интересам КНР. А значит, с китайской точки зрения, там невозможен никакой компромисс или тем более отступление с занятых позиций — в противном случае создается угроза делегитимации руководства страны. То есть, если возникнет реальная вероятность отторжения Тайваня, Китай должен будет принять все меры вплоть до военных. И другого выхода у него нет.
— Какое же может быть отторжение? Там живут такие же китайцы и все согласны с принципом «одна страна — две системы».
— Всё намного сложнее. На острове уже давно формируется своя национальная идентичность. Местные жители, особенно молодежь, называют себя именно тайваньцами, а не китайцами. Не стоит забывать, что Тайвань долгое время контролировали голландцы, а в конце девятнадцатого века он был захвачен Японией и почти полвека прожил в составе японской империи. В целом же за последние сто двадцать лет этот остров находился под властью того же правительства, что и материк, только четыре года. Там накопилось много культурных различий, возник свой собственный уклад жизни. Это создает питательную почву для того, чтобы продвигать собственное национальное строительство. И существенная часть молодых людей на острове уже сейчас выступают за создание отдельной тайваньской республики. Есть и совсем радикальные силы, которые в какой-то момент могут заявить, что необходимо провести референдум о независимости Тайваня. На данный момент их поддержка невелика, но ситуация может измениться.
Замечу, что Джон Болтон еще три года назад публиковал статьи в Wall Street Journal о том, что против Китая надо разыграть тайваньскую карту. А после того, как он стал советником президента по национальной безопасности, американская администрация приступила к практическим действиям. Во-первых, резко поменялся характер ВТС с Тайванем. Если раньше США редко одобряли небольшое количество оружейных сделок, то сейчас это сотрудничество, как говорят сами американцы, было «нормализовано». То есть ежегодно одобряются десятки контрактов, а на китайскую реакцию все откровенно плюют. Во-вторых, возобновились проходы американских кораблей через Тайваньский пролив. И наконец, в-третьих, на Тайване и в США были приняты законы, облегчающие взаимные визиты официальных лиц.
— То есть все идет к прямому боестолкновению?
— Американцы прекрасно понимают, что военное преимущество США перед Китаем снижается и время работает против них. Но не думаю, что они решатся на военную агрессию. Они будут пытаться наращивать свое присутствие в регионе, будут балансировать на грани конфликта и пытаться шаг за шагом вытеснять Китай из тех районов АТР, которые для них стратегически важны. Надо понимать, что американцы считают китайцев слабаками. Они практически уверены, что если жестко на них надавить, то те сольют свою позицию и отступят. Иными словами, США будут раз за разом создавать такие ситуации, чтобы принудить китайцев сдать назад. Именно это сейчас и делает Дональд Трамп. Сначала он заключает сделку с Си Цзиньпином, а потом ее демонстративно нарушает, фактически взяв в заложники Мэн Ваньчжоу, и сейчас предлагает китайцам решить вопрос миром. То есть он ясно показывает: я могу делать с вами все, что хочу, а вы будете стоять и утираться.
— Но всем ясно, что долго так продолжаться не может…
— Но пока что они стоят и утираются. Да, они страшно наказали Канаду (арестовав трех граждан этой страны. — «Эксперт»), но в отношении США так ничего и не сделали. Безусловно, у китайцев есть предел терпения. Там тоже есть общественное мнение, и с его позицией власть так или иначе вынуждена считаться. Но стратегически китайцам выгодно тянуть время. Тем не менее, когда количество отвешенных пощечин наберет критическую массу, они отреагируют внезапно и очень резко: выберут благоприятный момент и нанесут сокрушительный удар.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl