Джонатан Уэллс: «Слабак». Автофикшн о токсичной маскулинности
Джонатан Уэллс рос в Америке 1970-х годов в обеспеченной семье потомков еврейских эмигрантов из Российской Империи. Его худоба смущала не только родителей, но и учителей. Отец решил во что бы то ни стало вырастить из Джонатана выносливого и физически развитого мужчину — тренировал, составил план питания, а на 14-летие даже подарил визит к проститутке. Вопреки опасениям родителей, Джонатан Уэллс достиг успеха — воспитал четырех детей, долгие годы возглавлял Rolling Stone Press, выпустил два поэтических сборника, номинировался на различные литературные премии и написал трогательный и искренний автофикшн о силе слепой и всепоглощающей отцовской любви. «Сноб» публикует отрывок из книги, вышедшей в издательстве «Рипол Классик».
Поднимаясь на лифте в папин офис, я нервничал, чувствуя себя обманутым и в то же время — отвергнутым. Хотя я не мог поведать отцу, что у меня на самом деле на душе, он догадался о наличии проблемы и переложил ее со своих плеч на плечи анонимного специалиста по работе с телом. Отголоски его предыдущих вмешательств всплывали в памяти, пока я шел по коридору. Мэтью, казалось, был своеобразной заменой Натали и Ингрид в виде ньюэйджевского массажиста.
— Это нормальный массаж, папа? — спросил я, как только закрыл за собой дверь. — Или этим словом называется что-то другое?
— О чем это ты спрашиваешь? — возмущенно отреагировал он. — Намекаешь, что опять посылаю тебя к девушке? Если так, то ошибаешься. Думаю, хватит уже девушек: ты вылечился. Но признай: ты оторвался на полную катушку, да?
Я не знал, как ответить на такой хамский комментарий.
— Теперь с девушками… Давай уж сам по себе, — продолжил он.
— Хорошо, если я вылечился, тогда зачем нужен рольфинг?
— Это другая проблемная область, которая явно требует внимания. Рольфинг — серьезная медицинская практика. Считай, повезло, что я могу позволить себе отправить тебя к Мэтью. Уверен, он сможет разблокировать тебя. Как я уже говорил, ты токсичен. Скривившийся старик в детском теле! Что очень плохо! Почему ты так подозрительно ко всему относишься? Неужели не можешь хоть раз довериться мне?
Стоя в тихом, устланном коврами кабинете отца, я вдруг устыдился своей прежней неблагодарности. «А ведь здесь принимаются важные решения, — подумал я, оглядывая комнату. — Решения, способные повлиять на меня и многих других людей. Он справедливо расстроился из-за меня. Ведь он же просто пытался укрепить меня единственным известным ему способом, каким бы ошибочным он мне теперь ни казался».
Я подошел и молча взял из рук отца бумажку с адресом Мэтью.
В квартире в Верхнем Вест-Сайде, где предстояло пройти «окончательную коррекцию», меня встретил молодой человек, на вид чуть старше меня. Футболка и свободные брюки на завязке едва скрывали его худобу, а жидкая борода на впалых щеках росла клочками.
В комнате почти не было мебели — только тонкий коврик на полу и расшатанный стул. Немного света проникало сквозь бамбуковые жалюзи с крапинками, выглядевшие так, будто их привезли из Чайнатауна.
— Привет, Джон. Мне рассказали немного о тебе. Твой отец пожаловался на то, что ты эмоционально закрыт. Говорит, имеется определенное искривление. Согласен с таким диагнозом? — спросил он.
Неужели отец таким странным образом описал меня незнакомому человеку? Я был одновременно ошеломлен и озадачен, не желая ни в чем уступать (независимо от того, насколько точными были слова отца).
— Ну, таково его мнение, — пожал я плечами. — Возможно, он в чем-то прав — я не уверен. Так же, как и не уверен, что хочу находиться здесь.
— Если не считаешь, что рольфинг поможет, то мы можем и не начинать, — обиженно отозвался Мэтью. — Но даже при беглом взгляде могу сказать, что твое тело явно разбалансировано. Левая рука немного длиннее правой, и это наводит на мысль, что твое плечо зажато мышцами и плохо движется в суставе. Ладно, давай посмотрим, что можно сделать. Раздевайся до трусов, — добавил он.
Я начал раздеваться в замедленном темпе, как будто сотрудничая и сопротивляясь одновременно. Мэтью начал с мягкого растирания моих плеч и рук, нежно потягивая и прощупывая мышцы. На мгновение я расслабился, но через несколько секунд понял, почему папа использовал определение «радикальный». Мэтью вдруг так глубоко погрузил свой локоть в мою подмышку, что я, вздрогнув, подумал, что сейчас грохнусь в обморок от боли или меня вырвет. Схватив мою челюсть снизу обеими руками и потянув ее вверх, Мэтью поставил ногу на плечо, которое, по его словам, «было зажато». Показалось, что я даже услышал треск, прозвучавший точно так же, как треск моей ноги на горнолыжном склоне. Все мое тело инстинктивно напряглось. Мгновение спустя я освободился и вскочил на ноги.
— Какого черта ты со мной делаешь?
— Да успокойся, успокойся. Это то, чем я уже давно занимаюсь: называется «вмешательство». Совершенно очевидно, что тебе сейчас оно крайне необходимо. Разве твой отец не объяснил все подробно? Без боли не случится облегчения, мой друг. И тут ничего не поделаешь, так что ложись обратно на коврик. Увидишь, будешь чувствовать себя намного лучше, когда закончу. Думаю, основная проблема заключена в твоей шее. Поэтому и хочу сосредоточиться именно на ней.