Мужчина сегодня
Что такое настоящая мужественность в наши дни и почему ее переосмысление кажется необходимым? Рассуждает наш колумнист Григорий Туманов.
Папа как-то подарил мне одну занимательную фразу, которой хочу поделиться и с вами. «В России, – сказал он однажды, когда мы с ним занимались «чисто мужским» (на тот момент так считалось) обсуждением последних политических новостей на кухне, начислив по сто виски, – есть важная национальная забава: перетаскивать именитых мертвецов с места на место». Речь, конечно, шла о хорошо известных вам политических деятелях советского прошлого, про которых мы никак не определимся – они людоеды или все-таки прогрессивисты. То же, впрочем, касается и идей, данных нам прошлым – мы точно так же таскаем их из угла в угол. Мертвые, в том числе отцы, дали нам знания о «мужском», которые в 2021 году порой выглядят как вставной зуб и которые явно нуждаются в передислокации или как минимум в переосмыслении.
«А это папа научил меня быть мужчиной?», «а почему тогда сестра выросла с тем же набором знаний, качеств и представлений о личной свободе?», «окей, но как человек 1938 года рождения мог научить двух разнополых детей от разных жен относительно современному представлению о гендерных ролях?», «а если бы не папа, то я вырос бы мужчиной?», «а мужчиной – это вообще как?» – безостановочно задаю себе эти вопросы уже который год, а все никак не найду ответа на вопрос: папа ли научил, а не мама, быть мужчиной и мужчиной ли меня учили быть, а не просто человеком? Да и в принципе, если уж рассуждать о чем-то мужском, то это неизбежное рассуждение о смерти – в конце концов, мы же не просто так умираем раньше вас, женщины. Поэтому не обессудьте, такое начало.
Ну а поскольку любая «экспертная» колонка требует цифр, то давайте я сразу же их приведу. Вот ТАСС сообщает нам, что между двумя переписями населения (данных по рекордной последней, увы, пока нет), то есть между 2002 и 2010-ми, возросло число отцов-одиночек: раньше их было 1,18%, а теперь стало 1,27%. Не так уж революционно, но согласитесь, чуть ломает стереотип о классической российской однополой семье, состоящей из бабушки и мамы. Матерей-одиночек, к слову, стало немного меньше: с 2002 года их число сократилось с 12,78% до 11,72%.
О чем это может нам говорить? О том, что можно меньше беспокоиться за мужчин, которые вырастут мифическими немужчинами, раз их воспитала только женщина? О том, что у нас будет больше людей с этим неизведанным мужским воспитанием? Бог его знает, трактовать цифры – неблагодарное занятие. Я лишь знаю, что отец-одиночка и мать-одиночка сталкиваются с разными сложностями в силу гендерных обстоятельств в стране, и что если ребенок и вырастает с травмой, то во многом потому что любому одинокому родителю банально сложно одновременно работать и уделять достаточно внимания маленькому человеку рядом.