Здоровый цинизм. Поколение 30-летних откажется от державных ценностей
Чем отличается поколение советских бэби-бумеров, которое сейчас у власти, от того, что грядет ему на смену? Профессор Михаил Анипкин рассказывает Forbes, почему важно изучать поколения — особенно в периоды турбулентного развития страны
В этом году среди участников Гайдаровского форума был доктор социологических наук Михаил Анипкин — последние пять лет он постоянно проживает в Англии, где совмещает занятие бизнесом и наукой. В центре его интересов — социальная антропология и поколенческая социология, которые и стали предметом разговора c Forbes.
Почему так важно изучать поколения?
Во-первых, чем больше мы знаем об обществе — тем лучше в любом случае. Особенно когда речь идет о взглядах определенных возрастных групп. Во-вторых, в нашей социологии и общественных науках вообще поколенческий подход не развит. Впервые им заинтересовались в Институте социологии в конце 80-х — начале 90-х годов под влиянием западных социологов. Том Полсон из Эссекского университета приехал в Москву и руководил специальным проектом, в рамках которого изучались советские семьи — траектории их успеха, карьерные лифты. В-третьих, биографические и поколенческие методы в турбулентный момент развития общества позволяют понять смысл того, что происходит и предположить дальнейшие тенденции. Это особенно важно для России, где история в XX веке была невероятно сложной, а граница отсечения поколений очень четкая — происходит революция в 1917 году, одномоментно срезается поколение, начинается новое. Поэтому на срезе у многих поколений общий культурно-исторический контекст.
При этом надо подчеркнуть, что ошибочно изучать поколения через количественные методы, такие как анкетные опросы, это не работает совершенно. Нужно использовать только методы качественного исследования — биографические и глубинные, нарративные интервью. Они позволяют понять смысл того, что переживали люди, что испытывают сейчас, и как они или их дети будут реагировать на изменения в будущем.
Вот, например, сейчас у власти поколение советских бэби-бумеров, то есть рожденных примерно с 1949-го и далее до конца 1950-х, включая Путина и его ближайших соратников. Это поколение очень большое, его много просто статистически. Его представители начали делать хорошие карьеры в позднем Советском Союзе в 70-80-е годы, оно научилось жить в двух измерениях — официальном, т.е. говорить правильные слова на партсобраниях и так далее, и в измерении личной жизни. Это их устраивало, они к этому привыкли. Поэтому, над словами Путина о том, что величайшей геополитической катастрофой был распад единой страны, смеяться не надо. Их надо понять социологически. Самое интересное, что это поколение не хотело распада Советского Союза. Так получилось, что его представители явились тараном, который его разрушил, но они этого не желали. Начало этот процесс более старшее поколение — рожденное в 20-е годы и начале 30-х, поколение Александра Яковлева и Михаила Горбачева. А поколение, рожденное в 50-е — поколение здоровых циников. И потому их дети, появившиеся на свет начиная с середины 1970-х и под конец 1980-х, должны эту черту усвоить от отцов. То есть поколение нынешних 42-43 летних и далее, вплоть до тех, кто в возрасте «30+» унаследовали эдакий здоровый прагматизм.
Что это означает?
То, что они будут соглашаться со всем, идущем от «отцов», как подчиненные, которые пока не могут принимать решения. Но как только они получат власть в свои руки, они «пошлют» всех далеко, и обнулят предыдущие решения, и будут проводить свою повестку дня, реализовывать собственную программу. А их программа — это никакие не «духовные скрепы», это все их тихо бесит, но они вынуждены соглашаться со своими родителями, потому что привыкли к сервильности. Они будут устремлены на то, чтобы переделывать страну, полностью менять технологический уклад, это станет их идеологией.
Но это поколение «тридцатилетних» — они не революционеры?
Ни в коем случае. Они не революционеры, но вся эта «скрепоносная» повестка их раздражает. Они, возможно, постараются, если говорить научным языком, возвратить Россию к секулярному государству. Но сейчас революционером быть и не нужно — в отличие от 1991 года, когда государство распалось, и все надо было создавать заново. Сейчас все прописано в Конституции. Так что в отношении будущего у меня есть определенный оптимизм, который я связываю с приходом к власти поколения тридцатилетних прагматиков.