Обычные подозревающие
10 главных параноиков мирового кино
Бред преследования — самый распространенный диагноз среди главных героев триллеров и хорроров. Эпидемия паранойи в кино пришлась, разумеется, на времена холодной войны, когда, по выражению Квентина Тарантино, даже самые попсовые фильмы опирались на определенную долю цинизма и паранойи среди поедателей попкорна. Но даже фальстарт «конца истории» не избавил человечество от страха того, что мир вокруг не настоящий и совы не то, чем кажутся. Станислав Ф. Ростоцкий вспоминает главных параноиков мирового кино.
Чарли Ньютон
Тереза Райт
«Тень сомнения», Альфред Хичкок, 1943
Восторженная юная девица («ясный овал, милое лицо, изящная походка», как описывал ее Франсуа Трюффо) начинает подозревать, что приехавший погостить в Санта-Росу обожаемый дядюшка Чарли (Джозеф Коттен), в честь которого ее когда-то и назвали, на самом деле является разыскиваемым по всей Америке убийцей вдов. Неразборчивая гравировка на подаренном кольце, пара некстати напетых тактов старого вальса, вырванная из газеты страница криминальной хроники — и вот уже тень сомнения сгущается до уровня штормового предупреждения. Сам Хичкок не считал этот филигранный триллер по сценарию Торнтона Уайлдера (но порою кажется, что Аркадия Гайдара) идеальным: «с одной стороны, я притязаю на небрежение правдоподобием, а с другой — сам вроде бы им озабочен». Но при этом с плохо скрываемым удовлетворением замечал, что «ни правдолюбцы, ни психологи не нашли бы здесь ни малейшего повода для недовольства». Полвека спустя основную идею Уайлдера и Хичкока запредельно уморительно подогнали под себя создатели второй части «Семейки Брейди».
Доктор Майлз Беннелл
Кевин Маккарти
«Вторжение похитителей тел», Дон Сигел, 1956
Поначалу врач из калифорнийского Милл-Вэлли думает, что жалобы его пациентов на то, что их близких, похоже, подменили пришельцами, связаны с коллективным помешательством. Но вскоре и сам он с изменившимся лицом будет стоять посреди автострады и истошно вопить проезжающим мимо: «Они уже здесь! А вы — следующие на очереди!» Экранизацию романа Джека Финнея сперва посчитали антимаккартистской, но со временем увидели-таки в ней угрозу скорее красную. Ее перепридумывали в виде масштабной антиутопии («Вторжение похитителей тел» Филипа Кауфмана), боди-хоррора («Похитители тел» Абеля Феррары), недоблокбастера со случайными звездами («Вторжение» Оливера Хиршбигеля) и бессчетных оммажей и подражаний. По нашу сторону госграницы безупречным аналогом являются «Главный полдень» Александра Мирера и снятый по нему «Посредник» Владимира Потапова. Но, как утверждал большой поклонник оригинального «Вторжения» Стивен Кинг, «хотя тревожные сны массового подсознания могут от десятилетия к десятилетию меняться, шланг, опущенный в этот колодец, остается неизменным».
Розмари Вудхаус
Миа Фэрроу
«Ребенок Розмари», Роман Полански, 1968
Молоденькую католичку, в смятенных чувствах ожидающую первенца под сводами тревожно-шикарных манхэттенских апартаментов, терзают все менее смутные сомнения в отцовстве будущего ребенка. Слишком многое свидетельствует о том, что родителем является не амбициозный супруг-киноактер (Джон Кассаветис), а ни много ни мало Князь мира. В своей классической теперь уже книге «Боги и дьяволы в зеркале экрана» Кирилл Разлогов (ему же принадлежит восхитительное определение Розмари как «чертоматери поневоле») на всякий случай приводит сразу несколько версий случившегося: «Это может быть и бред героини, постепенно в ходе беременности сходящей с ума (все клинические симптомы переданы, как свидетельствуют медики, точно и достоверно), и вполне рациональная история козней сектантов, и мистическая история рождения антипода Иисуса Христа». Но какую трактовку в конце концов ни выбери, забыть полный осознания и ужаса взгляд Розмари из-под сделанной по случаю беременности прически «сэссон» не получится уже, кажется, до самого конца света.