На трибунах становится тише
В декабре не стало второго мэра Москвы Юрия Лужкова. «Татлер» попросил двух диаметрально противоположных людей вспомнить этого противоречивого человека.
Жил отважный капитан
Друга — своего и всех московских спортсменов — вспоминает многолетний гендиректор «Лужников» Владимир Алёшин.
Раз здесь «Татлер», надо, наверное, поговорить о том, как Юрий Михайлович повлиял на светскую жизнь. Или как она повлияла на него. А это, конечно, было взаимное влияние. Он вообще активно следил за тенденциями, которые происходят в обществе, старался Москву выдвигать в европейское пространство — как он это понимал и чувствовал. Это ведь была его инициатива — проводить в Москве Венский бал. Помню, поступило ему предложение поучаствовать в бале в самой Вене. Он у организатора спрашивает: «А с чего бал начинается?» Сказали, с венского вальса. А надо знать, что Юрий Михайлович и Елена Николаевна (Батурина — жена Юрия Лужкова. — Прим. «Татлера») ко всему относятся прагматично. Для того чтобы правильно держаться в обществе и правильно танцевать, они решили брать уроки у нас в «Лужниках». Пригласили профессионалов. Сначала, может быть, не очень получалось. А потом в Вене — я был на том балу, — когда они вышли танцевать, публика начала аплодировать. Мэр показывал личный пример того, что не надо бояться учиться новому, а надо всегда брать лучшее, то, что потом может пригодиться.
Мы познакомились в середине восьмидесятых, когда были депутатами Моссовета. Он был председателем комиссии по бытовому обслуживанию, я — председателем комиссии по физической культуре и спорту. Он был очень большим руководителем, возглавлял крупнейшую компанию, которая занималась нефтехимической отраслью — НПО «Химавтоматика». А я был генеральным директором Центрального стадиона им. В. И. Ленина, как тогда назывались «Лужники». Дружить мы начали с 1991‑го, уже когда Юрий Михайлович стал заместителем Гавриила Харитоновича Попова (первого мэра Москвы. — Прим. «Татлера»). Тогда, летом, вновь назначенные руководители города решили провести в своем кругу спортивный праздник в Серебряном Бору. Хотели поиграть в волейбол, но там не было оборудованных спортивных площадок. Меня попросили подготовить площадку, я эту задачу выполнил. Матч устроили между командами правительства Москвы и правительства России. В команде правительства России не хватало игроков, вот меня и попросили поиграть. И я играл против Лужкова (мы выиграли). Потом был небольшой обед — и все решили продолжить занятия спортом. Хотели играть или в баскетбол, или в волейбол. Тут я говорю: «Вы и так сидите в кабинетах по многу часов. Давайте лучше выйдем на воздух, будем играть в футбол». И предложил «Лужники». Лужков поддержал, и за ним пошли практически все министры: естественно, руководитель города же.
Спортом он начал заниматься из-за того, что появились проблемы с сердцем. Помню, как приезжал к нему в больницу, — он стихи писал и тогда написал печальную оду о семье, о жене, о жизни. А потом вышел из больницы и, как человек системный, изучил свою проблему. Оказалось, решить ее можно двумя способами: медикаментами и регулярными занятиями спортом. И вот он стал два раза в неделю играть в футбол и два раза — в теннис. Плюс турниры были по воскресеньям — достаточно серьезная нагрузка. Но он не привык отступать. В этом он был в маму. Он рассказывал, как они жили в детстве: трое детей, отец с фронта пришел раненый. Мама держала всю семью. Крепкая была женщина. В начале девяностых, когда Юрий Михайлович уже был мэром, его многие хаяли: мол, «они жируют», а народ голодает. И вот стоит Анна Петровна однажды в очереди за продуктами, вместе со всеми. И слышит, что народ ее сына ругает. И говорит: «Я мать Лужкова. Ничего нет такого, о чем вы говорите». Женщина была с характером. Я думаю, характер Юрий Михайлович у нее взял.
В общем, стали мы регулярно играть в футбол, по средам и субботам, очень рано, в восемь часов. Но когда начинает играть руководитель, под него, естественно, подстраиваются и все подчиненные. Так все и стали приходить к восьми часам. Даже те, кто к спорту относился прохладно. Скажем, Владимир Иосифович Ресин — тоже приходил к восьми и гулял вдоль поля, смотрел, как мы играли.