Zoloto
Сенсация! Музыкант Владимир Золотухин вернул бардовской песне секс и смысл. Это больше не Грушинский фестиваль, а меланхоличный серф-рок с балладами о том, как «Нас было двое из семи миллиардов. И больше никого и не надо».
Новый альбом «Капалавада» его группы Zoloto — записан исключительно на живых инструментах без использования сэмплов или ИИ — игра со словами на манер футуристов, западающие мелодии и нежные аранжировки принесли за месяц 983 тысячи прослушиваний только на одном из музыкальных сервисов.
Ксения Гощицкая узнала курс Zoloto – мотивирующую историю, как путь к статусу рок-звезды занял у Владимира десять непростых лет: от концерта для одной зрительницы (что? да!) до солдаутов. А летом 2024-го мы полюбили Zoloto навсегда: ребята стали хедлайнерами благотворительного фестиваля «Антон тут рядом» в Петербурге, сыграв программу с оркестром подопечных фонда.
Правда ли, что «Капалавада» — оммаж Бурлюку и главное: в чем сила? спойлер: В слове!
В конце сентября вышел третий альбом «Перевоплотиться» твоей группы Zoloto. И слова сингла «Капалавада» — это просто футуризм какой-то. Алексей Крученых, придумавший термин «заумь» и провозгласивший в совместной с Велимиром Хлебниковым декларации «Слово как таковое» право поэта оперировать «разрубленными словами, полусловами и их причудливыми хитрыми сочетаниями», был бы в восторге. Ты держал в уме манифест реформаторов русского языка рубежа ХХ века, когда сочинял свои стихи?
Если только чисто интуитивно. Чтобы я сел за текст и такой — а напишу-ка я сейчас оммаж Бурлюку! — не было. Тексты — моя бесконечная боль. Они пишутся тяжело, долго — годами. Например, в альбоме «Перевоплотиться» есть песня, первые четыре строчки которой я написал лет десять назад. Я постоянно недоволен, потому что очень скрупулезно отношусь к слову. Думаю, что в русской музыке текст важнее мелодии, поэтому стараюсь максимально внимательно с ним работать. Когда я собрал свою первую группу (Cardio Beat. — Прим. ред.), то искал поэта-песенника, потому что идентифицировал себя только как автора музыки. Придумать мелодию для меня никогда не было проблемой. А человек, который владеет искусством стихосложения, казался мне персонажем недосягаемого уровня. Но текстовик никак не находился, и я стал пытаться подступиться к словам самостоятельно. Несколько лет делал наброски, но никому не показывал, все время калибруясь о тех, кто поет на русском языке, — вот текст как будто бы хороший, а этот — так себе. В какой-то момент набрался храбрости показать что-то из написанного своим друзьям. Мне повезло, отклик был позитивным. Я понял, что работа над текстом приносит свои плоды. Но так, чтобы я сел и написал стихотворение, не бывает. Как правило, за инструментом я переплетаю музыку со словами, и вдруг они начинают обретать смысл и складываться в текст. Думаю, стих самодостаточен. Его можно положить на мелодию, но это необязательно. А вот текст песни часто неотделим от музыки.
Какие музыканты были твоими камертонами, пока ты искал собственный вокабуляр?
Александр Розенбаум, Земфира* (*признана в РФ иностранным агентом. — Прим. ред.), ДДТ. В песне «Вот-вот апрель» я даже использую сэмпл из песни ДДТ как отсылку к моим поискам. Меня цепляли поэтические ходы у Владимира Высоцкого, я много слушал группы Ленинградского рок-клуба, чуть позднее врубился в тексты «Мумий Тролля».
С какой русской песней ты себя максимально ассоциируешь?
«Три слова» Найка Борзова.
Неожиданно! По певучести альбома «Перевоплотиться» я представляла себе что-то вроде «Хризантем» Вертинского или вообще русские народные песни.
Ты знаешь, и романсы, и фольклор я слушаю с детства, хотя у родителей и не было таких пластинок: папа, как и положено советскому инженеру, собирал западные альбомы рок-музыкантов типа Dire Straits. Дело в том, что моя бабушка мечтала о карьере оперной певицы — она великолепно пела. Ее карьера не сложилась — дедушка был довольно консервативных взглядов и артистические устремления супруги не поощрял. Но сложился их семейный любительский дуэт — дед превосходно играл на семиструнной гитаре, ее еще называли цыганской, аккомпанировал и подпевал. Любая семейная вечеринка с какого-то момента обязательно превращалась в концерт. Собственно, дедушка и дал мне в руки гитару, что-то показал из аккордов, и вот уже вскоре мы аккомпанировали бабушке с ним вдвоем, но я играл на классической шестиструнной. Благодаря учебе в музыкальной школе, у меня на домашних концертах появился свой музыкальный блок. Все это продолжалось вплоть до прошлого года — в ноябре дедушка ушел из жизни. Именно тогда, вернувшись с похорон, я и стал записывать альбом «Перевоплотиться»: пытался осмыслить окончание большого периода моей жизни, детство, связь с моей семьей.
Психолингвист Татьяна Черниговская в лекциях часто приводит такой пример: если бы у Моцарта в детстве не было фортепиано, возможно, никто не узнал бы про его талант. Круто, что дедушка дал импульс твоим способностям.
Да, и родителям огромное спасибо за то, что не ставили мне палки в колеса. Как потомственные инженеры, они пытались направить меня по семейной линии, в восьмом классе я отходил на курсы по автокаду и черчению, чтобы получить какую-то прикладную профессию. Но когда в семье поняли, что у меня нет к этому ни желания, ни способностей, настаивать не стали. Мне не говорили: «Какой ты молодец, дерзай!» Но тем не менее не прессовали идти в строители. Я всегда чувствовал их поддержку не словами, а действием: на пятнадцатилетие мне подарили электрогитару, потом колонки. Я за это благодарен. С самого детства я знал, что буду рок-звездой. И это не гордыня, просто я понимал, что у меня есть такой талант. Такой же, как водить машину или быть врачом. Я между всеми этими профессиями ставлю знак равно. Когда ты осознаёшь и определяешь свои способности, дальше нужно над ними работать. Большой грех зарывать свой талант.