Phсякое
Шнуров, лидер группировки «Ленинград», и PHARAOH, предводитель рэп-когорты Dead Dynasty, в разговоре с журналистом и писателем Максимом Семеляком* находят десять отличий поколения 1990-х от центениалов, но находят и общий знаменатель — новые поэты ищут новое слово и новый звук.
Дело футуристов живет и в 2018. Вот избранные цитаты из манифеста футуристов «Пощечина общественному вкусу», который в 1912 году извергли Бурлюк, Крученых и Маяковский.
- Только мы — лицо нашего Времени
- Рог времени трубит нами в словесном искусстве
- Прошлое тесно
- Бросить Достоевского и Толстого с парохода современности
- Мы приказываем чтить права поэтов на словоновшество
- Права на увеличение словаря произвольными и производными словами
Внимание! «Новые времена! Так и надо!» — подумали мы и попросили Шнурова выбрать автора для нашего «ковра», подобно Бейонсе, назначившей 23-летнего Тайлера Митчелла для съемки ее портрета на обложку американского Vogue. Сергей Владимирович выдвинул кандидатуру Сергея Берменьева, автора канонических фотопортретов Иосифа Бродского и Виктора Цоя, Майи Плисецкой и Адриано Челентано, Дэвида Боуи и Федерико Феллини. «Легендарно!» — подумали мы, и так и вышло.
Шнуров похож на старого пирата, PHARAOH — на начинающего корабельного врача, но при этом есть ощущение, что плывут они на одной шхуне, да и цели пока совпадают. Этот вполне стивенсоновский альянс — жизненно необходимый во времена, когда карта музыкальных сокровищ давно потеряна. Стоит сказать, что для лидера группировки «Ленинград» это вообще необычное предприятие — Шнуров всегда скупился на похвалу, особенно если речь шла о соперниках по цеху. Однако о PHARAOH он стабильно отзывается в превосходной степени и даже записался в его последнем альбоме. При всей разнице жанров, возрастов и стратегий оба с силой бьют в одну точку, где слышится любимая ими тревожная грязь, глумливое обретение смысла и корсарская архаика.
Phутуристы
Вы оба, очевидно, перерастаете рамки когда-то выбранного стиля. Как «Ленинград» — не про ска-панк, так и PHARAOH не есть хип-хоп как таковой. В чем ваш посыл, что в вас преодолело то, чем вы формально являетесь?
Шнуров: У каждого поколения есть свой язык. Но язык — структура динамичная, он меняется. Так что на примере каждого следующего поколения это видно особенно ясно — язык обновляется даже и в структурном смысле. Дело ведь не только в неологизмах или американизмах каких-то. Меняются не только слова, но меняется порядок слов. И в случае с PHARAOH это конкретно так. И в его случае я вижу появление нового языка, даже новой знаковой системы.
PHARAOH: Я слышал музыку «Ленинграда», когда мне было лет восемь, наверное, — у моего двоюродного брата были все кассеты. Мне запрещали это слушать, но я все-таки слушал. В тот момент я ничего не понимал, мне это все казалось смешным, провокационным и так далее. Когда я начал подрастать и понемногу понимать, что происходит, то мне показалось, что тексты, которые пишет Серега, одни из самых депрессивных, которые я когда-либо слушал из сферы творческой конъюнктуры в этой стране. У меня была большая дискуссия с одним моим знакомым насчет того, как музыканты выражают свои мысли в песнях. Серегу я на самом деле причислил бы к самым громкоговорящим и сделавшим себя именно по структуре гениальных музыкантов. Потому что я, например, мог бы провести огромную параллель с тем же Бобом Марли. Человек мог музыкой, которая одна по настроению, сказать совершенно другие вещи. И несмотря на то что все …, он мог погладить тебя своей музыкой по голове и сказать: да ничего страшного, мы прорвемся. И в текстах «Ленинграда» масса подобных двойных смыслов, когда на первый взгляд массовой аудитории ты слышишь одно, но, если ты умеешь различать, считывать структуры песен и раскладывать по полкам