Нино Шаматова умеет проходить сквозь стены
Виниловый топ Prada и платье-шар Сeline — Нино Шаматава собирает архивную коллекцию-ресерч, куда уже попали вещи Мартина Маржелы, Миуччи Прада, Рафа Симмонса и Фиби Файло. Рассматривая находки в ее квартире на Петровском бульваре, мы узнали, как ребенок из патриархальной семьи беженцев, экономист не по призванию, а по принуждению и человек, победивший рак еще в юности, без специального образования взял и создал супербренд Ushatáva — пожалуй, главный российский фэшн-кейс последнего десятилетия.
Коллекция-ресерч и мода-терапия
Вы так лихо вывели Ushatáva в федерального фэшн-хэдлайнера и с тех пор годами удерживаете бренд в абсолютных чемпионах, что у меня вопрос: вырастет ли ваша коллекция архивной моды и винтажа в музей моды?
Очень громко сказано — «коллекция». Я совсем недавно начала собирать вещи, которые мне интересны с точки зрения конструкции и дизайна. Это коллекция-ресерч. Например, в ней есть топ Prada 1998 года, он мне важен не из-за бренда или даты, а с точки зрения работы с винилом: результат его переосмысления — некоторые вещи из этого материала в коллекции Ushatáva Paper Street. И да, мне бы очень хотелось, чтобы когда‑нибудь люди увидели мои находки и вдохновились. Сейчас их около 40. Думаю давать их супербережным стилистам на съемки. Но до музея пока далеко. Еще я стала собирать современное искусство и винтажные предметы интерьера. Увлеклась хореографией: влюбилась в современный танец и в гагу. Очень долго хотела попасть на выступление труппы «Бат-Шева», их энергия мне очень подходит. Они настолько свободны, это дико будоражит и вдохновляет, потому что, наверное, у меня этого нет. Но глядя на них, я как будто и сама становлюсь внутренне чуточку более свободной.
А как вы думаете, с чем связаны внутренняя свобода и несвобода?
Думаю, на это влияют многие факторы, но в моем случае мне кажется, что это все‑таки идет из семьи. У меня довольно традиционная кавказская семья. Большую роль сыграло то, что мы фактически беженцы из зоны грузино-абхазского конфликта. Я родилась в России, в Сибири: родители приехали туда на заработки. Но каждое лето до трех лет я проводила в Абхазии, с бабушками и дедушками. Остальное время жили в Сургуте: родители копили, покупали гарнитуры, технику, и однажды в 1992 году всё собрали, загрузили в контейнеры, отправили на родину и сами должны были лететь следующим утром, но началась война. Мы — те самые мегрелы, которые издавна жили на территории Абхазии: в тот момент таким, как мы, нужно было бежать, чтобы остаться в живых. И мы никуда не полетели, остались на Севере. Всё, что родители нажили, пропало. Мне тогда было три года, и, знаете, я себя не очень уместно чувствовала всю свою жизнь. Меня растили в ожидании, ощущении временности: это не совсем наш дом, наш дом будет вот когда‑то совсем скоро. Это наложило отпечаток на мое становление, на мой уровень внутренней свободы и общее ощущение собственной уместности.
Мода — терапия внутренней свободы или наоборот?
Мода всеобъемлюща. Там есть всё. Тебе нужно сделать коллекцию, тебе нужно поставить шоу: придумать идею, драматургию, интерьер, свет, музыку, понять, кто ее будет писать, продумать сценографию. Это занятие тебя внутренне расширяет. Я всегда любила моду. Моя мама прекрасно шьет и вяжет, она возглавляет подразделение Ushatáva Moms, моя бабушка — прекрасный портной, мой прадед обшивал самых важных людей. Смотрю на маму — у нее очень крутой потенциал с точки зрения вкуса и стиля. Она музыкант, всю жизнь проработала преподавателем по классу фортепиано. Мой папа тоже закончил профессиональное училище, он был преподавателем по классу аккордеона. Но в 1990‑х в Сургуте он вынужденно занялся бизнесом, бросил музыку. И с тех пор креативные профессии папой для меня не рассматривались. Он четко дал понять, что я должна быть либо юристом, либо экономистом.
Выбор невелик.
А так как мой двоюродный брат работал в «Газпроме», я пошла учиться на экономический, чтобы к нему присоединиться по окончании. И вот этот момент — стыдно: стыдно проявиться, стыдно свое желание показать, стыдно прийти к брату и сказать: «Слушай, я, конечно, благодарю тебя за то, что ты дал мне возможность сразу же устроиться на работу с прекрасным наставником в твоем лице, но это не мое, я вообще этого не хочу».