Памяти первых и последних. Почему в России больше никогда не будет «новых русских»
Тридцать лет назад появился термин «новые русские». Им обозначали представителей ворвавшегося в жизнь России невиданного доселе класса — предпринимателей, собственников. Что стало с ними за эти годы и в кого все они превратились — размышляет колумнист «Сноба» Константин Эггерт
«Вася, почем брал “Версаче”?» — «Двести баксов». — «Вот дурак! За углом в бутике такие же по триста!» Популярный анекдот середины девяностых сегодняшним двадцатилетним будет непонятен. Чужеродным покажется вроде бы понятное словечко «брал». «Версаче» — или что бы то ни было другое — сегодня «покупают», «приобретают», все чаще «заказывают онлайн с доставкой». Но тридцать лет назад «Версаче» — и все остальное — именно «брали». Как «конкурента за горло» или «от жизни все». И чем дороже, ярче и китчевее можно было что-то «взять», тем лучше.
Именно в марте 1992 года с легкой руки журналистов «Огонька» или «Коммерсанта» (есть тут разные версии) в хаотическую и захватывающую жизнь новорожденной Российской Федерации вошли «новые русские». Словосочетание относилось к предпринимателям, которые только что вышли на сцену. Одни «новые русские» завели дело в позднесоветское время, когда Горбачев разрешил открывать кооперативы. Другие были так называемыми «цеховиками» — подпольными предпринимателями советских времен. Кооперативное движение, а затем «чубайсовская» приватизация 1993 года позволили многим из них выйти из тени. Вместе с ними вышли на свет и бандиты, которые хотели легализовать свои деньги и получить новые от «крышевания» возникавших, как грибы, фирм. Но были и те, кто из обычной рабочей, врачебной, преподавательской жизни, как тогда говорили, «ушел в бизнес» — в надежде стать богатым и счастливым. Ушли многие. Кто-то преуспел, кто-то погиб, кто-то, разочарованный, вернулся к прежним занятиям.
Выражение «новые русские» прижилось, потому что определило не просто социальный класс, а стиль жизни и дух времени. Потребление, часто безудержное и безвкусное, стало одной из главных примет эпохи. Программа журналиста Кирилла Набутова снимала первые конкурсы красоты, соревнования любителей пива и стриптизерш. В интервью для моего подкаста «Ящик всевластия», посвященного истории российского телевидения, Набутов говорит, что это был момент в истории, когда триумф одержал, как сказали бы сегодня, «безбрежный мачизм». Но за этим крылось что-то другое: желание активной части общества отвергнуть унижения советской эпохи — все это стояние в очередях, выпрашивание справок, «доставание» продуктов — и взять собственную жизнь в свои руки, рвануть к неведомым высотам. Этот порыв символизировали сила и власть денег.