Служу за решеткой
Скандалы с избиениями и пытками в российских тюрьмах и колониях, взбудоражившие общественное мнение в прошлом году, получили неожиданное продолжение в новом: замглавы Федеральной системы исполнения наказания (ФСИН) Валерий Максименко объяснил срывы подчиненных «моральной усталостью» сотрудников ФСИН. Максименко признался: «Работа… не самая уважаемая... Я скажу больше, что есть города и регионы, где сотрудники боятся ходить в форме». Но как при этом объяснить парадокс: устроиться на работу в структуры ФСИН не так просто, на вакансии в этом ведомстве устойчивый спрос, а сеть специализированных вузов по подготовке кадров расширяется. Сейчас в системе работают 295 967 человек. Что приводит людей в профессию тюремщика? «Огонек» поговорил с сотрудниками столичных следственных изоляторов «Матросская Тишина» и «Бутырка» о жизни и служб.
Соцсети полны чатов, где идет активное обсуждение, как устроиться на работу в систему ФСИН, где обучиться азам тюремного ремесла. Предложение соответствует спросу: кадры для исправительных учреждений готовит целая сеть профильных учебных заведений — вузы в Рязани, Вологде, Владимире, Самаре, Новокузнецке, Пскове, Перми и Воронеже, у каждого из них своя специализация. Пройти отбор и попасть в профильный вуз непросто: нужно получить направление из ФСИН России по месту жительства, пройти собеседование, военно-врачебную комиссию и сдать нормативы физподготовки и экзамены (в зависимости от выбранной специализации). Ради чего?
Официальная зарплата у офицера в системе ФСИН невелика — около 40 тысяч рублей, но на самом деле цифры совсем другие: плюсом к зарплате идут многочисленные надбавки — за звание и стаж службы, за особые условия и работу со сведениями, составляющими гостайну. Само собой, еще и поощрительные бонусы (за особые достижения и безупречную службу), и серьезный соцпакет (см. подробности в рубрике «Справка»). Материальный мотив, словом, очевиден и, судя по всему, для соискателей вакансий достаточен — ни престижа, ни радужных перспектив в этой работе нет.
Зато психологические издержки высоки. Как отмечают сотрудники системы, эмоциональное выгорание для сотрудников ФСИН — это не фигура речи, а специфика работы. Среди достижений ФСИН последнего времени фигурируют жутковатые показатели: снижение количества суицидов сотрудников ведомства на 48 процентов (в период с 2012 по 2016 год) и на 20 процентов — снижение числа сотрудников, состоящих на психологическом учете (за тот же период). От каких цифр высчитаны эти проценты, в отчетах не сообщается, хотя экспертам памятно интервью первого замдиректора ФСИН Анатолия Рудого: в 2015 году, сообщил он «Интерфаксу», с собой покончили 180 сотрудников ФСИН (и 360 заключенных).
Американские исследователи утверждают: в США треть (31 процент) работников тюрем проявляют симптомы клинической депрессии или посттравматического стрессового расстройства, а 17 процентов — обоих этих заболеваний сразу. Открытых российских данных по этим показателям нет, но эксперты убеждены: отечественная статистика от иностранной в лучшую сторону не отличается. Скорее наоборот…
«Матросская Тишина» и «Бутырка» — столичные витрины ФСИН. Хотя и в образцово-показательных учреждениях свыкнуться со «спецификой» непросто. Начальник Бутырской тюрьмы Сергей Телятников, правда, относится к этому философски: «Когда человек отработал год, уже, как правило, видно, приняла его тюрьма или нет,— рассуждает он.— Если приработался и привык, значит, будет служить дальше…»
«Многие испытывают перед системой ужас»
Светлана, 47 лет, оператор видеонаблюдения отдела режима и надзора, в системе 18 лет
Муж работал в системе, и я пришла сюда. Сначала было тяжело. Система своеобразная... Я 10 лет проработала в охране. Делала то же, что и сейчас, но технически на другом уровне. Стало легче — просмотрел запись и убедился, что нарушений нет. Но ужасный поток информации и огромная нагрузка — 125 камер. Я не афиширую, где служу. Однажды мама встретилась с нашим знакомым и сказала ему, что я работаю в «Бутырке». Он воскликнул: «А какая девочка хорошая была!» Кто незнаком с системой, испытывает ужас. Это нормальная реакция. Это страх неизвестного. Люди судят о тюрьме по фильмам, а то, что у нас на самом деле происходит, изнутри, знают немногие. Я люблю свою дачу, сад, огород, выращиваю в теплице и арбузы, и дыни, и все-все.
«Я тут временно»
Ибрет, 32 года, младший инспектор 2-й категории, в системе 9 лет
Я служил в СИЗО в Дербенте. Работы не было, а там льготы, зарплата хоть какая-то. И ничего там страшного нет. Все в наших руках, если ты ленив, то работать везде тяжело, а если дружишь с головой, то все нормально. Такие же люди, общество, только несколько специфическое. Если сначала думать, а потом действовать и говорить, то сложности нет. Через три года я перевелся в «Бутырку», все-таки замок, история. Здесь надо уметь найти подход к каждому заключенному. С коллегами мы как семья, понимаем друг друга с полуслова. Мои близкие к моей работе относятся не скажу, что положительно, но нормально. Я не афиширую, где работаю. В Москве корни пускать не собираюсь, я тут временно, свои горы, свежий воздух, море ни на что не променяю.
«Или на завод, или в тюрьму»
Евгения, 29 лет, прапорщик, младший инспектор дежурной службы, в системе 6,5 года
У меня был выбор: идти или на завод, или в тюрьму — другой работы в Кольчугино не было. Родители были не против. Друзья сначала удивлялись: «О! Тюрьма!» Сейчас привыкли. В «Бутырку» перевелась 2,5 года назад, мне тут нравится, прихожу как во второй дом. Работать несложно. Все время общаешься с людьми. Они разные, с кем-то надо помягче, с другим — построже. Главное — никого не провоцировать. Удобный график работы — сутки/ трое. Бюджетники, льготная пенсия. Зарплата небольшая, но стабильная. У меня есть возможность карьерного роста, но я не хочу погружаться в работу и «жить» в тюрьме, у меня на «воле» много увлечений и дел. Зимой — лыжи, занимаюсь верховой ездой, со временем планирую уйти в декрет, меня устраивает то, что есть.
«О нас никто ничего не знает»
Андрей, 24 года, инспектор отдела режима и надзора, в системе 3 года
В «Бутырку» я перевелся из колонии общего режима в Новомосковске. У меня два высших образования — Академия ФСИН по специальностям «Психология» и «Уголовное право и криминология». Мне нравится работа, и я целенаправленно пошел в этот вуз, потому что хотелось восстанавливать в нашем социуме справедливость. Попасть в СИЗО — стресс для человека, все реагируют по-разному, надо под каждого подстраивать общение. И чем можешь помочь в своей должности и своими обязанностями, тем всегда поможешь. Работа в нашей системе воспитывает бесконфликтное общение. Я не скрываю, где работаю, и никто никогда не ужасался, узнав об этом. Но вопросы ко мне, естественно, возникают, потому что большинство людей никогда не встречали сотрудника тюрьмы. О нас на самом деле никто ничего не знает.