Спасти нельзя реновировать: Что нам делать с памятниками архитектуры?
Маститый архитектор Сергей Чобан строит целые кварталы в Петербурге, Москве и Берлине, а глава КГИОП Сергей Макаров по долгу службы призван охранять памятники — архитектурный критик Мария Элькина поговорила с ними в отеле «Астория», живущем полноценной жизнью шедевре Федора Лидваля, о том, как не превратить город в мумию
Каковы главные проблемы в сохранении исторического центра Петербурга?
Сергей Макаров: Я думаю, проблемы у нас стандартные, такие же, как в других больших городах со значительной частью исторической застройки — как в Венеции, Риме, Неаполе. На весь остальной мир мы не похожи только климатом. Урбанизация, большое количество транспорта, консерватизм мышления — это все более или менее стандартно.
Все же такого массива застройки, как в Петербурге, нигде нет?
Сергей Чобан: Вена?
Макаров: Вена — да. Но ЮНЕСКО недавно включило исторический центр Вены в список объектов Всемирного культурного наследия, находящихся под угрозой. Причина — высотное строительство в центре, и у ЮНЕСКО это вызывает опасения. И еще один город, включенный в этот же список, — Венеция.
А Венеция чем провинилась?
Макаров: Гигантским количеством туристов и тем, что круизным лайнерам там разрешено заходить в лагуну.
В Петербурге туристов пора считать проблемой?
Макаров: Это проблема лишь в некоторых местах города. Допустим, в ГМЗ «Петергоф» в этом году был поставлен рекорд: в один летний день там побывало 67 тысяч посетителей, это колоссальная антропогенная нагрузка. В целом же с туризмом у Петербурга скорее проблема в сторону минус, чем в сторону плюс, потому что отели пустуют в зимнее время.
Сейчас эксперты единодушно говорят, что туризм — это проблема для города. В чем она заключается? Казалось бы, приехали туристы — хорошо, все должны быть рады.
Чобан: Я думаю, что основная проблема для любого исторического города — это потеря его атмосферы. Город можно сохранить методом очень осторожной, бережной санации и реставрации. Я родился в Ленинграде, жил здесь очень долгое время, и для меня Ленинград, Петербург — это не только и не столько анфилады парадных ансамблей, но это еще и внутренние дворы, те самые дворыколодцы, их запах, водосточные трубы, брандмауэры — то, что рисовал Добужинский. Важно не превратить дворыколодцы в атриумы. Бывает так, что формально все вроде сохранили, а аутентичная атмосфера города ушла. Мне наиболее интересны города, где душа города остается. Я, например, совершенно очарован Неаполем — это город, у которого, безусловно, присутствует душа. А есть города, в которых мы видим удачные примеры внедрения нового в старое но душа при этом уходит — вот в Париже из привилегированных частей города вытесняются коренные жители, а в дома заселяются люди с большими деньгами и дорогие магазины. Например, в Берлине, где я живу, с этим очень активно борются. Я недавно был на заседании совета района Кройцберг, где велась очень активная дискуссия, вплоть до того, что люди были абсолютно против застройки брандмауэра. Потому что они считают, что брандмауэр — это памятное для них место, жители могут прорубить в нем окна, но уничтожать его нельзя.
И все же Берлин довольно сильно изменился за последние годы.