Пересчеты к лучшему
За последний месяц руководители разного ранга — от главы правительства до министров экономического блока — в один голос заговорили о хороших новостях: экономика уверенно растет, бедность сокращается, производительность труда увеличивается. Обнаружилась, однако, и странность: всякий раз позитивные изменения связываются с какой-нибудь новой методикой расчетов. Пересчитали — и получилось больше, чем было раньше. Или меньше (если говорят о бедности), но все равно лучше. «Огонек» присмотрелся к феномену.
Главной экономической новостью последних дней ушедшего года было увольнение главы Росстата Александра Суринова. За время его пребывания на посту эксперты и СМИ не раз критиковали статистическое ведомство за нерасторопность. Хотя уволили Суринова не за это. По мнению источников «Огонька», причиной увольнения стали… «недостаточно оптимистичные итоги 2018 года». Темпы роста ВВП оказались ниже прогноза Минэкономразвития — не 2,1 процента, а 1,7 процента. Инфляция за год ускорилась до 4,2 процента вместо ожидавшихся 4 процентов. Число бедных увеличилось на 200 тысяч человек — до 19 млн человек, или 13,3 процента населения.
А формальным поводом для кадрового решения стал конфуз, случившийся за три дня до увольнения. На пресс-конференции президента было сказано, что в 2018 году доходы россиян выросли на 0,5 процента — такой была информация Банка России. А Росстат (в тот же день!) показал снижение на 0,1 процента. После чего Суринову припомнили все по списку: снижение данных по росту сельхозпродукции в 2017 году (не 20 процентов, а 10,6 процента), снижение прироста промышленной продукции в том же году (2,1 процента вместо 3,7)… Эксперты насчитали в общей сложности 20 пунктов расхождений данных Росстата и профильных ведомств по позициям, характеризующим состояние экономики и социальной сферы страны. Практически во всех случаях закономерность одна: цифры, представленные различными госструктурами высшему руководству страны, отличались в лучшую сторону от данных Росстата.
Так что при всех недостатках российской статистики надо отдать должное Александру Суринову: он все же старался, чтобы противоречие с реальностью в отчетах было не столь вопиющим. И однажды честно признал: «Экономика России описана не тем языком, каким описаны экономики других стран». Может быть, в этом причина многих наших проблем?
Что выросло?
В первую очередь это «различие языков» касается макроэкономических показателей. Например, Росстат оценивал спад промышленного производства в 2015–2016 годах в 3,4 процента. В марте 2018 года руководство страны поставило задачу обеспечить рост экономики темпами выше мировых. Росстат занялся пересчетом данных. Был окончательно введен новый Общероссийский классификатор видов экономической деятельности (ОКВЭД-2). В результате оказалось, что кризиса не было, а спад промышленного производства в 2015 году составил всего 0,8 процента, в 2016-м — рост на 1,3 процента. А в июне минувшего года промышленность пересчитали еще раз, и получили прирост за 2017 год в 2,1 процента.
Многие эксперты сомневаются в реальности этих цифр. Василий Симчера, вице-президент Российской академии экономических наук, говорит: «На самом деле никакого реального роста промышленности или снижения инфляции в России давно не происходит. То, что у нас выдается за успехи, всего лишь манипуляции с цифрами. Способов для этого достаточно. Чтобы показать хороший результат можно занизить данные прошлых лет, и таким путем завысить отчетные оценки. В мировой практике так не делается, пересчет статистических данных если и производится, то не чаще, чем раз в 5 лет. У нас же это делают каждый год».
Василий Симчера считает, что у нас реального роста экономики нет уже 8 лет: «Надо понимать, что такое рост ВВП в 1,5 процента. В мировой статистике это норма погрешности. Такая цифра приравнивается к нулю, у нас же ее выдают чуть ли не за успех и говорят: смотрите, наша экономика растет».
Очень странные вещи происходят с данными по инфляции и по потребительским ценам. По словам Василия Симчеры, у нас подменяются понятия: вместо данных по росту потребительских цен объявляют данные по инфляции. Но это разные вещи. Потребительские цены считает Росстат. А инфляцию — Центральный банк. Инфляция — это обесценивание национальной валюты. Фактически — учетная величина, назначаемая Центральным банком и зависящая от курса рубля. Курс рубля растет — инфляция падает. Курс падает — инфляция растет. Инфляция отражается на стоимости всего, что есть в стране, в том числе имущества людей. Но это у нас не считают.
Эксперт разъясняет: обесценивание денег происходит медленнее, чем рост потребительских цен; в 2018 году, например, цены росли в два-три раза быстрее, чем инфляция, и в годовом выражении этот рост по разным оценкам, составил 9–11 процентов. Речь идет о потребительских товарах — хлеб, мясо, молоко, овощи, фрукты... Но об этом предпочитают умалчивать. Потребительские цены зависят от многих факторов, в том числе и от макроэкономических. Если год назад люди могли купить литр молока в среднем за 60 рублей, то к концу минувшего года тот же «средний литр» стоил уже 72 рубля. Это реальность нашей экономики, которую каждый чувствует на себе. В целом за последние 25 лет рублевая масса в России обесценилась более чем в 15 раз, а товарная масса подорожала почти в 40 раз.