«Ночь» длиною в десять лет
Юрий Домбровский, один из крупнейших писателей-лагерников, знаменит прежде всего благодаря своей дилогии о 1937-м — это романы «Хранитель древностей» и «Факультет ненужных вещей». Но свои последние 10 лет сибирских лагерей он получил за роман, о котором раньше было ничего не известно. «Огонек» рассказывает историю этого произведения и публикует из него фрагменты
Прошло уже почти десять лет с обретения нами последнего неизданного романа Домбровского «Рождение мыши», о котором до того ходили только слухи. Это была сенсация для поклонников писателя. У этого романа счастливая судьба. Еще одна счастливая книга Домбровского называлась «Обезьяна приходит за своим черепом», рукопись которой изъяли в 1949 году при последнем аресте. Ее могли уничтожить, и Домбровский даже считал ее потерянной, но сохранили, и он смог вернуть ее после освобождения. Однако не только эта рукопись была предметом тогдашних тревог писателя. Оказывается, был еще один роман, над которым он работал одновременно с «Обезьяной», примерно в те же годы. Роман был загублен ловцами из Министерства государственной безопасности (МГБ), причем еще в зародыше.
Считается, что это за «Обезьяну», в то время, кстати, готовящуюся Борисом Лавреневым к публикации в журнале «Звезда» и еще отдельной книгой в издательстве «Московский рабочий», Домбровского посадили в четвертый раз.
Арест произошел в ночь на 30 марта 1949 года, ему прямо предшествовала публикация в «Казахстанской правде», статья называлась «Выше бдительность на идеологическом фронте!». В ней как раз говорилось об «Обезьяне», якобы под этой книгой подписался бы сам фашиствующий Сартр. Это притом что роман антифашистский. Дмитрий Снегин (настоящая фамилия Поцелуев), написавший этот публичный донос, знал Домбровского, работал с ним, сидел за одним столом и, в отличие от него, был плохим писателем. Сила его слова заключалась в другом: он был депутат Верховного совета Казахской ССР и видный работник Союза писателей. Шла борьба с космополитизмом, и в статье он назовет Домбровского космополитом.
На момент ареста у Домбровского за плечами было уже три посадки. В 1932 году его впервые арестовывают в Москве и приговаривают к ссылке в Алма-Ату. Затем новый арест — незадолго до окончания ссылки — Домбровский сидит в тюрьме в Алма-Ате. Наконец, в третий раз его отправляют на Колыму, откуда он выходит инвалидом. Все три посадки в общем — восемь лет, из которых пять в заключении. Каждый раз писатель будет проходить по одной и той же статье, самой что ни на есть «государственной», еще ее можно назвать «интеллигентской», так как для интеллигенции она была очень распространенной,— 58-я пункт 10, или антисоветская агитация. И четвертая посадка — эта же статья.
Однако приговорят Домбровского в последний раз совсем не за «Обезьяну», роль этой книги — даже несмотря на «высокий» донос — в новом приговоре будет второстепенная. Как следует из материалов уголовного дела №03618, с которым мне удалось ознакомиться достаточно подробно, в центре внимания чекистов тогда оказался другой роман, о котором мы до сих пор ничего не знали, он-то и стал главным доказательством космополитизма и агитации.
Речь о романе под названием «Дрогнувшая ночь». Начат он был в 1946 году, и работа над ним продолжалась вплоть до ареста. Домбровский тогда жил и в Москве, куда он ездил к матери, и в Алма-Ате (хотя ранее считалось, что в Москву он возвратится лишь в середине 1950-х, однако, читаем в деле, допрос от 21 апреля 1949 года: «Будучи в Москве в 1946 году, я узнал…»).
В пасквиле депутата в «Казахстанской правде» о «Дрогнувшей ночи» нет ни слова — о ней еще просто не знали, а на момент ареста были закончены две части. Неизвестно, сколько частей задумывал автор, но работа, судя по всему, была где-то на середине.
О книге знали лишь немногие избранные, что сегодня бросает на них тень, потому что отдельная загадка — это то, как все-таки рукопись попала в лапы МГБ, ведь при аресте среди бумаг Домбровского ее, в отличие от той же «Обезьяны», не было. О том, что он дал почитать кому-то роман, а затем увидел роман уже на допросе, на столе у следователя, Домбровский незадолго до смерти рассказал в письме писателю Сергею Антонову. В письме, по понятным причинам, имя друга, принесшего роман в серое здание на тогдашней улице Дзержинского, не называется, но он, конечно, его знал, не мог забыть.