Корона и вирус
Эпидемия, бунт и власть в императорской Москве 250 лет назад
Во времена эпидемий и прочих бедствий взор невольно обращается в прошлое: а случалось ли с нашими предками подобное тому, что переживаем сегодня мы, и как они с этим справлялись? Недавно «Коммерсантъ» в материале «Люди часто умирают, а иногда в ночное время погребаются» (см.kommersant. ru/doc/4274148) рассказал о причинах эпидемии чумы в России в 1770–1772 годах. «Огонек» продолжает разговор на эту тему в ином аспекте: как власти пытались защитить от чумы Москву и Петербург и почему их усилия обернулись социальными потрясениями.
Чума: путь в Москву
Считается, что в Москву эту заразу (строго говоря, чума — не вирусная, а бактериальная инфекция) занесли с театра русско-турецкой войны, из Молдавии и Валахии. В августе 1770 года зараза достигла Киева, затем Брянска.
Императрица Екатерина II, кажется, гораздо лучше, чем местные власти, понимала серьезность положения. Читая ее рескрипты, невольно задумываешься: почему начальники городов и провинций не делали этого сами? И не находишь ответа: то ли боялись проявить инициативу, то ли привыкли, что «матушка» все решит за них?
Как бы то ни было, вопрос о борьбе с чумой решался на самом верху. Девятнадцатого сентября 1770 года Екатерина велит московскому генерал-губернатору, «главнокомандующему в Москве» фельдмаршалу графу Петру Салтыкову: «Чтобы сие зло не вкралось в середину империи нашей, учредить заставу в Серпухове на самой переправе чрез реку и определить на оную лекаря, дабы все едущие из Малой России, кто бы то ни был, там остановлен и окуриван был».
А 14 ноября 1770-го императрица предписывает тому же Салтыкову: организовать карантины на всех проезжих дорогах, пропускать к Москве только тех, кто имеет письменные свидетельства, что по их маршруту «заразительная болезнь не оказывалась»; те, кто ехал через зараженные места, должны были предъявить документ о прохождении карантина, но их все равно помещали в дополнительный, на двое суток. Вещи и одежду проезжающих надлежало окуривать дымом, а депеши и пакеты «в уксусе обмачивать и потом на огне курением обсушать».
Увертюра в военном госпитале. Без паники!
Однако в декабре 1770 года чума все-таки объявилась — в Московском военном госпитале: 27 служителей заболели некоей «злой лихорадкой», выжили только пятеро. Главный врач Афанасий Шафонский быстро понял, с чем имеет дело, и сделал все, чтобы не выпустить заразу за пределы госпиталя. Для начала Шафонский доложил об опасности начальству — Медицинской коллегии. В ответ… его обвинили в напрасном сеянии паники. Мало того: о происшествии не доложили генерал-губернатору, и никаких дополнительных мер по борьбе с чумой в городе не приняли.
В итоге инициативу в свои руки снова берет императрица: в конце декабря она пишет графу Салтыкову, что из его донесений «усмотрела с великим сожалением», что «опасная болезнь» в госпитале «уже с месяц как продолжается и что о том вам никто не репортовал». Салтыков отчитывался: «Взяты всевозможные осторожности».
Екатерина велела оставить «только открыто несколько въездов в город, на коих поставить заставы». В Москве императрица приказала «умножить публичные огни» и в них «жечь можжевельнику и других материй, кои в подобных случаях в употреблении». Помимо этого она приказала назначить «нарочитых попов, кои бы уже ни с кем сообщения не имели, окроме с зараженными для всякой церковной потребы». «Жителей, естьли сие приключение их привело в уныние, всячески старайтеся ободрить»,— советовала Екатерина.
Ободренный заботой, граф Салтыков 7 февраля 1771 года доносит Екатерине: «Вся опасность от заразительной болезни в Москве миновалась». Увы, ни граф, ни императрица не подозревали, что уже больше месяца чума свирепствует в двух шагах от Московского Кремля. Им и об этом тоже не доложили вовремя.
Карантин: монастыри и генералы
Рядом с Большим Каменным мостом располагалась крупнейшая московская мануфактура того времени — Большой суконный двор. С 1 января по 9 марта 1771 года на фабрике умерли 130 человек. Фабричная администрация то ли не поняла поначалу, от чего, то ли слишком хорошо поняла: объяви, что на Суконном чума, и о сбыте продукции придется забыть .
Карантина не ввели, болезнь обозвали «гнилою горячкой», а умерших тайно хоронили по ночам, пока количество смертей не стало невозможно скрывать, а рабочие не начали разбегаться, разнося заразу.
В момент врачебной проверки в марте на Суконном дворе обнаружилось 16 больных с сыпью и чумными бубонами, а сколько разбрелось по городу, уже никто не узнал.
Фабрику закрыли, здоровых рабочих перевели на другие предприятия, а больных увезли в подмосковный Николо-Угрешский монастырь, ставший первым чумным госпиталем. При этом Суконный двор так и не был окружен караулами, и многие рабочие сбежали после оглашения диагноза.
Что же власти? Граф Салтыков доложил в Петербург об очередной победе над эпидемией, однако императрица его реляциям, похоже, доверять перестала. В марте 1771 года она чуть ли не ежедневно дает Салтыкову указания по борьбе с чумой: что делать с сукном, выработанным во время эпидемии, как обеспечить безопасность складов, как поступать со скотом, «гонимым из Малой России на продажу» и т.п.
Мало того, 25 марта, убедившись, что в Москве «прилипчивая болезнь распространяться начинает», императрица запрещает хоронить умерших внутри города. Для чумных больных Екатерина предписывает Салтыкову открыть еще один госпиталь в каком-нибудь мужском монастыре «по примеру Угрешского», а еще один монастырь отвести под карантин. Так в борьбу с эпидемией включились Симонов и Данилов, позднее и Новодевичий монастыри.
Не забыла императрица и про разбежавшихся рабочих: «Прикажите публиковать в городе, чтобы бежавшие с большого суконного двора фабричные немедленно все явились для выдерживания карантина… естьли же после публикации кто из них по городу шатающийся найден будет, таковых в полиции высечь плетьми и отсылать в карантин».
Видимо, понимая уже, что граф Салтыков обуздать чуму не в состоянии, императрица командировала ему на помощь генерал-поручика Петра Еропкина. Его задачей объявлялась борьба с «прилипчивыми болезнями».
Генерал-поручику Еропкину придется вскоре воевать в Кремле и на Красной площади, и отнюдь не с чумой.
От весны до осени: Москва зачумленная
Императрица одной из первых поняла и другую вещь: настала пора заботиться о том, чтобы зараза не дошла до Петербурга. Интересны детали.
Тридцать первого марта Екатерина велит окружить зачумленный город карантинами «для всех из Москвы выезжающих» по всем дорогам в радиусе 30 верст. А саму «Москву, ежели возможность есть, запереть и не впускать никого без дозволения». Возы с продовольствием для первопрестольной предписывалось останавливать в семи верстах от города. Туда московские жители должны были приходить в определенные часы и под присмотром полиции покупать продукты бесконтактным способом: «Между покупщиками и продавцами разложить большие огни и сделать надолбы… чтоб городские жители до приезжих не дотрогивались и не смешивались вместе; деньги же обмакивать в уксусе».