Мой ласковый и нежный сталкер: история женщины, для которой преследователь стал единственным родным человеком
«Мне не нравилось, что сталкер преследует меня, но не могу не признать: есть нечто стабильное и даже успокаивающее в том, что на протяжении двадцати лет за вами следит один и тот же человек». Публикуем историю американской журналистки, которая отчаянно искала смысл жизни, а нашла телефонного маньяка.
Несколько лет назад, после того как я предприняла целенаправленную попытку умереть, я решила продолжать жить, и не просто жить, но жить хорошо и счастливо и, по возможности, не пытаться свести счеты с жизнью. Я перепробовала самые разные образы жизни – в одиночестве; с другими; в одиночестве, но с незнакомцами; – но ни один из них не подходил мне, пока я не открыла для себя «Круговорот жизни» и не почувствовала, что только его принципы помогут мне выжить.
У меня нет собственного дома. Я не владею вещами, которые не могу носить с собой. Я обитаю в разных скудно обставленных домах в обыкновенных американских городах. Просуществовав месяц в тишине и покое, по его истечении я, как и все остальные приверженцы «Круговорота», еду на автобусе или поезде навстречу следующей точке на карте. Это отчасти похоже на игру в музыкальные стулья, только у каждого есть стул, их количество не уменьшается, а только увеличивается по мере того как к легкому образу жизни приобщаются новые люди. Коэффициент успешности «Круговорота жизни» равен ста процентам. Иными словами, никто пока не умер, по крайней мере не умышленно, по крайней мере не в апартаментах «Круговорота жизни», или, по крайней мере, мне об этом неизвестно. Двадцать пятого числа каждого месяца приходят уведомления, сообщающие следующий пункт назначения, – новый адрес и маршрут.
Я не знакома ни с кем из своего круговорота лично – они всегда выходят из места, к которому я подъезжаю, или входят в место, которое я только что покинула, – но, полагаю, все согласятся, что наша жизнь стоит того, чтобы жить, при условии, что мы не живем собственными жизнями. У нас общие дверные коды и почтовые ячейки, но мы знаем друг друга лишь по тени и никогда в лицо. Мы читали оставленные друг другом отзывы — простая регистрация при въезде. Хорошее спальное место. Тихое место. Место. И этого достаточно. Знать людей исключительно по их мыслям — вполне достаточно.
Однажды ночью я ехала в автобусе из одной жизни в другую, и мужчина, сидящий через проход, спросил меня, что означает моя татуировка. Мне не хотелось разговаривать ни с ним, ни с кем-либо, поэтому я притворилась, что не слышу, но он еще раз окликнул меня...
– Простите...
Я попыталась перестать дышать. Я попыталась умереть.
– Мисс, ваша татуировка...
Я чувствовала, что он показывает пальцем на татуировку, на скрывающуюся за татуировкой меня.
– Я бы хотел знать, в чем ее смысл. – Он повысил голос, словно я его просто не расслышала, и замахал руками перед моим лицом. – Простите, мисс? Что она означает?
– Не могу сказать, – прошептала я, не поворачиваясь к нему.
Одна из причин, по которым я не хотела объяснять значение татуировки, состояла в том, что я самодостаточна; «Круговорот жизни» научил меня, что больше чем достаточно одинокого обладания собственным рассудком и заботы о нем, и в жизни просто нет места для мыслей других людей. Вторая причина, по которой я не хотела разговаривать с этим незнакомцем, крылась в том, что по своему опыту до «Круговорота жизни» я знала, что иногда незнакомцы убеждали меня отправляться в места и совершать поступки, которые не заканчивались ничем хорошим. Все проблемы исходили от незнакомцев, стоило только взглянуть им в глаза и заговорить, а мне больше не нужны были проблемы.
Еще одна причина заключалась в том, что я очень устала. Я не спала уже тридцать шесть или тридцать семь часов, потому что всю ночь старалась не оставить никаких следов в доме, драила каждую поверхность и тщательно обследовала ковер в поисках выпавших волосков, что вошло в привычку еще до «Круговорота». Я отмывала ванную комнату с хлоркой, когда зазвонил телефон.
В том доме мой телефон, казалось, вступил в сговор с сетью колонок – акустической системой, установленной в каждой комнате. Акустическая система проявляла необъяснимое своеволие, принимая и делая вызовы; иногда после первого же звонка раздавался щелчок, и дыхание звонящего исходило из каждой колонки в доме, словно мы были единой дышащей амебой.
Я связалась со службой поддержки «Круговорота жизни», чтобы узнать, нельзя ли расторгнуть соглашение между акустической системой и телефоном, но оператор охарактеризовал проблему как «современное удобство». Он с такой уверенностью объяснил, что никак не может помешать технологиям улучшать жизнь, что мне оставалось лишь рассыпаться в благодарностях и повесить трубку, вспомнив, что я попала в этот странный дом прежде всего потому, что совершенно не приспособлена к миру.
Когда телефон зазвонил, я осознала, что заняла позу животного, чтобы вымыть пол в душевой. Я замерла, надеясь, что на этот раз все обойдется и акустическая система переведет звонок на голосовую почту, но раздался щелчок и рокот какого-то далекого мира.
– Алло? – нерешительно произнесла я.
– Это я, – отозвался мужской голос, но я не знала никого, кто мог бы представиться таким образом, а потому сказала мужчине, что он ошибся номером.
– Нет, – сказал он, – я набрал правильный номер.
Он попросил меня к телефону, назвав по имени.
– Я слушаю, – сказала я, начиная подозревать, что этот мужчина — один из тех, кому платят деньги, чтобы он звонил людям и просил у них денег. Но мои деньги его не интересовали. Интересовала я. Звонил мой сталкер.
Я уже давно не получала от него вестей. Он задавал обычные вопросы — «Где ты?», «Ты одна?» и так далее, – а я выдавала неизменно уклончивые ответы, на цыпочках ходила по дому, надевала толстовку, выключала свет в комнатах, искоса выглядывала в окна и запирала двери. Мне не нравилось, что сталкер меня преследует, но не могу не признать: есть что-то умиротворяющее в том, чтобы подвергаться преследованиям одного и того же человека больше двадцати лет. Эти преследования были единственным постоянным явлением в моей жизни, помимо меня самой, и служили своеобразным заменителем друзей или брака.
Поэтому, когда мужчина в автобусе спросил о татуировке, я не хотела отвечать ему еще и потому, что пыталась полностью воссоздать в памяти и запомнить разговор с моим сталкером. Я часто забывала, что на самом деле мой сталкер – не хороший человек, переживающий трудные времена, а психически неуравновешенный. Я забывала содержание наших телефонных разговоров и его многочисленных безумных писем, а помнила лишь, что он беден и одинок, хоть он и обвинял меня в том, что я клевещу на него в прессе, пытаюсь отравить его собак, настраиваю его бывшую жену против него, несу ответственность за то, что он сходит по мне с ума, и мимоходом убеждаю его соседей подать на него в суд. Сомневаюсь, что я хоть раз в жизни видела его бывшую.