Александр Добрынин: "Спартак так и не решился изменить свою жизнь"
Встретил Мишулина в аэропорту. Он выглядел подавленным, мрачным. Признался, что дома совсем плохо, кто-то из театра рассказал жене о Тимуре: "Да уж, есть "добрые люди". Не представляешь, какой поднялся скандал. Жить не хочется..."
На ток-шоу, героями которого стали Тимур Еремеев и Карина Мишулина, я наткнулся случайно, переключая каналы телевизора. И потом несколько месяцев со всей страной внимательно следил за этой историей, поражаясь, насколько парень похож на моего давнего знакомого — артиста Театра сатиры Спартака Мишулина. Вспоминал, как Спартак Васильевич говорил мне много лет назад, что у него родился сын. Прекрасно помню наши беседы.
Я написал Еремееву. Рассказал, что тесно работал со знаменитым артистом и готов подтвердить: Мишулин вовсе не скрывал существование Тимура.
На одном из ток-шоу сообщили, что была проведена экспертиза, доказавшая: Тимур и Карина действительно брат и сестра. Они примирились наконец, все благополучно завершилось. Я искренне порадовался за ребят: родные люди, что им делить? Но неожиданно в середине января прочел в соцсети, что судебное разбирательство продолжается. Истцом выступала только вдова Спартака Валентина Константиновна, а Карина представляла свою мать в суде. Они по-прежнему убеждены, что Еремеев очернил имя Мишулина, и даже требуют возбудить уголовное дело по статье о клевете.
«Заклюют парня», — подумал я. И решил, что молчать больше не стану. Возможно, мой рассказ расставит некоторые точки над i в этой непростой истории, а вернее — настоящей драме большого артиста.
Со Спартаком Васильевичем Мишулиным мы познакомились в 1977 году. Общались больше десяти лет, до конца восьмидесятых. Я возглавлял в Якутии гастрольно-концертный отдел — организовывал выступления в республике столичных артистов. Еще Екатерина II направила моего прапрапрадеда воеводой в Якутск. Тут семья и прижилась. Впоследствии в Москву вернулись лишь несколько родственников, в том числе мой дед по отцу, заслуженный деятель искусств скульптор Прокопий Добрынин. В числе его работ — знаменитые фонтаны «Каменный цветок» и «Золотой колос» на ВДНХ.
Видимо, я пошел в деда: сколько себя помню, всегда интересовался творчеством. В юности занимался в театральном кружке, снимался в фильмах-спектаклях якутского телевидения, впоследствии поступил на актерский факультет. Но в какой-то момент понял, что это не мое, и бросил. Устроился в концертно-эстрадное бюро администратором и начал строить карьеру.
Кто только в наших краях не выступал! Все — от Кобзона (Иосиф Давыдович «чесал» чаще других) до Филиппа Киркорова. Постоянно прилетала певица с уникальным голосом Маргарита Суворова. Со многими артистами у меня сложилась настоящая дружба, например с Ренатом Ибрагимовым или знаменитой пианисткой, профессором «Гнесинки» Марией Степановной Гамбарян, баянистом и тоже профессором «Гнесинки» Фридрихом Липсом, актрисой Руфиной Нифонтовой...
Звезды любили у нас бывать. По большому счету, в те годы прилично заработать они могли только гастролями. Платили в Якутии щедро. В СССР в сфере культуры действовали строгие нормативы: у каждого артиста была фиксированная ставка, соответствующая его категории, актер имел право давать не более четырнадцати концертов в месяц. Но гастроли в наши края, случалось, включали сотню — полторы выступлений! Скажу по секрету: мы не всех принимали, только проверенных или по протекции, чтобы кто-нибудь, не дай бог, не накляузничал. Поскольку жалоб не поступало, вышестоящее начальство на нарушение нормативов закрывало глаза. Билеты на концерты столичных знаменитостей расходились как горячие пирожки.
В 1980-м звонит мой друг, директор Магаданской филармонии Владимир Александрович Рубан. Мы с ним часто «делили» артистов. Он предупредил:
— Сейчас тебе позвонит Владимир Семенович.
— Кто такой? — не сразу понял я.
— Высоцкий! Хочет приехать с концертами. Но в одном Магадане не наберем много зрителей. А Якутия большая.
В те времена звезды еще не обзавелись штатом директоров и общались с организаторами лично. Когда позвонил Высоцкий, мы договорились, что в октябре он и у нас выступит, и в Магадане. Владимир Семенович, кстати, просил за концерты в Якутии только семьсот рублей. Для понимания — автомобиль тогда стоил пять тысяч. К несчастью, прилететь он не успел: тем летом его не стало.
На моей памяти только один артист отказывался с нами сотрудничать — Валерий Леонтьев. Он тогда работал в Горьковской филармонии, и его выступления шли по плану Росконцерта. Гастроли были тоже запланированы на осень 1980-го. Но летом он получил «Золотого Орфея» на конкурсе в Болгарии. Узнав об этом, я сказал на заседании совета по культуре: «Теперь Леонтьев зазнается и не приедет, скажет — заболел». Так и вышло! Однако у меня были связи в Минкультуры СССР и на певца надавили. Он прилетел жутко злющий, но положенное отработал.
Выступать у нас действительно было непросто. Условия тяжелейшие. Даже в лучших гостиницах, какими в Якутске считались «Лена» и «Тайга», туалет и умывальник — только на этаже. Горячей воды нет, система отопления часто барахлила, зимой приходилось спать в шубах.
К тому же концертные залы и Дома культуры в республике были наперечет. Искусство в массы несли на заводах, в стойбищах оленеводов... Дальневосточные гастроли в те годы — школа выживания и проверка на прочность характера. В крупных городах представления начинались в десять утра. Через два часа переезжали на другую фабрику. Потом еще куда-то... Вечером предполагалось выступление в ДК или театре. Иной раз выходило по восемь выступлений в день!
Города отработаем — отправляемся на «чес» в таежные поселки на пазике. А то и на вертолете или «кукурузнике». Я тоже ездил: начальники у нас в кабинетах не рассиживались. До цивилизации двести — триста километров, клубы часто не отапливались, случалось, приходилось выступать на сколоченных ящиках вместо сцены. Из удобств — жестяное ведро. После последнего вечернего концерта переночуем у кого-то из местных, а чуть свет — снова в дорогу. Сказать, что артистам приходилось тяжело, — не сказать ничего.