«Из какого сора»: как Джеймс Джойс придумал и издал «Улисса». Три главных дня из жизни писателя
В 2022 году одному из главных романов европейской литературы XX века — «Улиссу» ирландского писателя Джеймса Джойса — исполнилось 100 лет. Армен Захарян, филолог, переводчик, автор литературного канала "Армен и Фёдор" и «Джойс-проекта» (видеопутеводителя по «Улиссу»), рассказывает о трех днях из жизни Джойса и его романа: от первой идеи до первой полной публикации.
30 сентября 1906. Рим
Сегодня в Риме по адресу Виа Фраттина, 52, находится магазин одежды Sandro. Чуть выше, справа от входа, — мемориальная табличка, которой надпись говорит о славе прошлой и о том, как удручен своим венцом, такой-то Джим в такой-то год влачил по Риму свой поход:
«Здесь с августа по декабрь 1906 года жил Джеймс Джойс, добровольный изгнанник. Он пробудил историю Улисса, превратив свой Дублин в нашу Вселенную».
Джойс приезжает в Рим в августе 1906-го. Никому в этом городе не известный и не интересный двадцатичетырехлетний ирландец останавливается с женой Норой и сыном Джорджио в скромной комнате на третьем этаже на Виа Фраттина. В Рим, разумеется, ведут все дороги, но Джойс прибывает по наименее героической — это был пример не гоголевского «паломничества» к любимым местам, а типичный relocation. Прокладывая путь будущим великим клеркам двадцатого века — Кафке, Кавафису и Элиоту, — Джойс переезжает в Рим на работу — служащим в отдел корреспонденции банка «Наст-Колб и Шумахер».
Каждое утро он начинает с короткой прогулки по одной из главных римских улиц — Корсо. Доходит до Пьяцца Колонна, где располагается офис банка, а затем, цитируя одно из писем, «девять с половиной часов просиживает на жестком соломенном стуле без подушки». Более того, даже в жару Джойс не снимает своего длиннополого «фрака», потому что на штанах у него две заплатки. Денег на новые штаны нет, а перед коллегами стыдно.
Деньги в тот период (как, впрочем, и после) в письмах у Джойса встречаются гораздо чаще, чем в карманах. 6 сентября он пишет брату: «Вчера ко мне пришел новый ученик (Джойс периодически давал частные уроки английского, чтобы подзаработать. — Прим. АЗ). Я попросил его заплатить вперед. Он дал мне двадцать лир, так что, если экономить, мне хватит этих денег до утра понедельника. Мы договорились на тридцать занятий, которые обойдутся ему в пятьдесят лир. Так что он должен мне еще тридцать лир. Но я, конечно, не знаю, когда он заплатит вторую часть... Уроки будут каждый день. Из банка я выхожу, как правило, около половины восьмого, с восьми до девяти у меня урок, так что расписание довольно плотное. Но это все неважно, если мне только удастся благополучно дожить до тридцатого числа».
Конечно, говоря «дожить до тридцатого числа», Джойс имел в виду «дожить до конца месяца», но в контексте того, что тридцатого числа произойдет, эта формулировка все же кажется мне слегка мистической.
Однако это будет позже. А пока, в середине сентября, Джойс придерживается диеты («За весь день я съел только тарелку супа — чтобы сэкономить»), устает и раздражается на работе («Сегодня тот немецкий клерк в банке любезно сообщил нам, какой должна быть его „идеальная супруга“: вкусно готовить, шить, следить за домом и музицировать... Как же мне тяжело выносить подобные разговоры») и — главное — постоянно ждет новостей из Британии о судьбе «Дублинцев» — сборника его рассказов.
В 1906 году Джойс пытается заключить с издателем Грантом Ричардсом контракт на публикацию сборника. В это время ему уже кажется, что эпопея с изданием затянулась: год назад, в сентябре 1905-го, Джойс надеялся опубликовать сборник «следующей весной». Но ей на смену пришла уже следующая осень, а цыплят все еще невозможно было пересчитать — в силу их полного отсутствия.
Наконец, в середине сентября 1906 года, Джойс получает очередное письмо с отсрочкой: Ричардс, который, по всей видимости, в это время еще колебался, пишет: «Простите, что мой окончательный ответ относительно „Дублинцев“ задерживается. Он последует, я надеюсь, в ближайшие дни». Джойс мрачно прокомментирует это в одном из писем: «А он чертовски обнадеживающий человек! Помнишь его открытку два года назад? „Я надеюсь написать вам очень скоро“. Надежды полные штаны!»
Джойс тогда еще не знает, ни сколько эпопея «Дублинцев» продлится, ни чем закончится. И это, наверное, к лучшему. Волокита со сменой полудюжины потенциальных издателей, которые — из страха публиковать столь смелые для начала XX века рассказы — будут один за другим отказываться от сборника, продлится до 1912 года. Тогда 1000 экземпляров будет наконец напечатана... а потом сожжена.
Словом, в этом образе нищего молодого таланта, прислушивающегося не к голосу лиры в груди, но к ее шелесту в кармане, безуспешно бьющегося за публикацию своих рассказов, в прямом смысле слова «просиживающего штаны» на жестком соломенном стуле, занятого скучной и неинтересной работой и скрывающего от окружающих заплатки чуть ниже спины, — весь римский Джойс.