Игра в имена. Ольга Медведкова: «Ф.И.О.»
Ольга Медведкова — прозаик, историк искусства и архитектуры, старший научный сотрудник Национального центра научных исследований Франции, автор романа «Три персонажа в поисках любви и бессмертия». Новую книгу она посвятила истории своего имени: Оля Ярхо — в детстве, в 16 лет автор сменила фамилию и стала Ольгой Анатольевной Медведковой, а после переехала во Францию и теперь в официальных документах пишется Medvedkova, Jarho Olga Ana. Чтобы разобраться с тем, как так получилось, пришлось вспомнить семейную историю, обратиться к философам, поэтам и теологам. «Сноб» публикует отрывок книги, вышедшей в издательстве «Новое литературное обозрение» .
26 марта
1. Я помню, как поражена была, когда мой парижский массажист — аристократ-иранец, воспитанный в буддистском монастыре в Японии (кого только не встретишь в Париже!), — в момент нажатия на какую-то особенно болезненную точку впервые троекратно произнес мое имя, по-французски, но все же с ударением на первом слоге. В ту минуту мне показалось, что будь я мертвой (а я таковой отчасти тогда и была), он бы меня, наверное, воскресил (может, так и было).
2. Что мне особенно нравится в словах Гурунатана, это то, что имена даются в «надежде» на длительность и даже перманентность в нас жизни. Потому, конечно, и детей в стародавние времена, когда они умирали как мухи, поначалу не называли; пока не назвали, вроде и нет никого, а если умрет, то и умрет никто, человек-два-уха, имярек. Это чувство надежды, связанной с именем, мне знакомо с детства — или вернее с отрочества — и связано с одним определенным воспоминанием, превращенным пятнадцатилетней писательницей О. Ярхо в рассказ под названием «На даче». Он у меня сохранился, причем в пяти вариантах, то есть ясно, что
описанный в нем случай, ставший текстом, был для нее чем-то важным. Речь в рассказе шла о поездке данной девочки с ее школьным товарищем и его мамой к ним на дачу. Я помню (но в рассказе об этом не говорится), что моя мама отправила меня туда потому, что поехала сама хоронить своего дядю в Симферополь. Скоро и его жена, тетя Вера, умрет, и придет конец нашим ежегодным крымским каникулам, всегда начинавшимся и завершавшимся в Симферополе, в большом белом доме с толстыми стенами, не пропускавшими жару, в саду, под черешнями и абрикосами, в винограднике, на тенистых, сонных улицах пыльного южного города, научившего