Большой французский разворот
Сумеют ли президент-центрист и главный во Франции технологический миллиардер превратить вечно отстающую экономику Франции в рассадник предпринимательства.
Самый крупный в мире инкубатор стартапов Station F располагается в подвале построенного почти 100 лет назад железнодорожного депо — здесь в поисках денег толкутся тысячи три начинающих предпринимателей. Более 30 венчурных компаний от Accel Partners до Index Ventures платят взносы в размере $6100 за право инвестировать «на месте», Facebook и Microsoft реализуют программы, которые помогают им отбирать компании для покупки, а Amazon и Google сосредоточились на поиске молодых талантов. Внутри — инсталляция Джеффа Кунса за $20 млн, качающиеся переговорные кабинки для встреч и затемненная «зона релаксации», куда входят босиком. «Люди здесь, бывает, спят», — говорит, раздвигая шторку, Роксан Варза, уроженка Калифорнии, возглавляющая инкубатор. За шторкой и правда спит молодая женщина.
Самое интересное, впрочем, это земля, на которой стоит Station F. Это Париж, столица страны, известной своими забастовками, 35-часовой рабочей неделей и дорогой рабочей силой ничуть не меньше, чем Эйфелевой башней и пирожным «тарт татэн». Во Франции налог на зарплату — 42%, а законы о труде настолько запутанны, что французский Трудовой кодекс представляет собой фолиант в 3000 страниц. Мало какая из западных демократий показала себя менее открытой к предпринимательству. Station F, открывшийся год назад, создает диаметрально противоположный образ. «Три-четыре десятилетия назад ожидаемой реакцией Франции на изменения было противление этим изменениям», — говорит французский президент Эммануэль Макрон в эксклюзивном интервью Forbes.
В прошлом году 39-летний Макрон стал самым молодым президентом Франции. Но его возраст даже менее важен, чем бэкграунд: Макрон более трех лет проработал инвестиционным банкиром у Ротшильда и сам пытался запустить образовательный стартап. Французские политики, от Ширака до Олланда, десятилетиями говорили о реформах, но не сумели противостоять давлению пенсионеров и профсоюзов. Макрон понимает это. «Возможно, кто-то и захочет бастовать неделями и месяцами, — говорит президент. — Но я не брошу реформы и не буду снижать амбиции, потому что другого выбора нет».
Используя президентские указы, он быстро протолкнул ряд новых законов о труде, упростив процедуры увольнения и найма на работу. Чтобы подсластить пилюлю, он выделил на ближайшие пять лет $18 млрд на переобучение работников и добавил поправку, распространяющую страхование от безработицы на растущий сегмент французских самозанятых и владельцев малого бизнеса. Он сокращает налоги на роскошь, доходы с капитала и компенсацию работникам и вообще «все упрощает».
Как далеко готов зайти Макрон? Он рассказал Forbes, что в следующем году намеревается навсегда покончить с печально знаменитым французским 30%-ным налогом «на выход», которым облагаются предприниматели, пытающиеся вывести деньги из страны. Этот налог делает Францию малопривлекательной для иностранного бизнеса, а для французов служит аргументом, чтобы открывать свои компании за границей. То есть Макрон движется в направлении, диаметрально противоположном политике президента США Трампа. Тот с удовольствием стращает американские компании, которые расширяются в других странах, и обещает субсидии тем, кто остается. «Люди вольны инвестировать куда хотят, — говорит Макрон. — Если ты хочешь заключить брак, не следует объяснять партнеру, что «если мы поженимся, развестись будет нельзя». Это не лучший способ удержать любимого. Так что я за свободу жениться и свободу развестись».
Такая политика очень ко времени. Уже при жизни нынешнего поколения Франция обгонит Германию и станет самой населенной страной Европы, и французы — один из самых образованных народов на континенте, к тому же у них есть масса элитных инженерных институтов. «У Франции чрезвычайно выгодные позиции с точки зрения роста», — говорит Джонас Прайзинг, глава рекрутинговой компании ManpowerGroup. Да и конкуренты делают ошибки. Двигаясь к Брекситу, Великобритания продолжает углублять самый большой в современной экономической истории самопричиненный урон, а Меркель политически обезоружена из-за ослабления своей коалиции. И хотя Трамп хвалится сильной экономикой США, его протекционизм ближе к Закону о таможенном тарифе Смута — Хоули (1930), чем к успехам Рейгана и Клинтона.
Эффект макроэкономических действий Макрона уже заметен. В январе, как только были проведены реформы законов о труде, французский ретейл-гигант Carrefour и автомобилестроительная группа PSA объявили о сокращении 4600 рабочих мест. Конечно, последовали забастовки. Но иностранные компании уже объявили о $12,2 млрд новых инвестиций, говорят экономические советники Макрона. Disney выделяет $2,4 млрд на расширение парижского Диснейленда, немецкий SAP вкладывает $24 млрд в исследовательские центры и ускорители стартапов. Facebook и Google ищут в Париже 150 специалистов по искусственному интеллекту. Ситуация со стартапами тоже улучшается. Пока неопределенность из-за Брексита подрывает венчурный капитал Лондона, французские фонды в прошлом году впервые собрали больше всех инвестиций в Европе, согласно данным компании Dealroom. В январе французские стартапы были лучше других иностранцев представлены на выставке потребительской электроники в Лас-Вегасе, американских было всего на шесть больше.
Перспектива по-прежнему важна. В 2017 году во Франции было только три стартапа, оцененных выше $1 млрд, в то время как в Великобритании — 22, а в США — 105. Десятилетия культуры антипредпринимательства не прошли даром. Но все ингредиенты для изменений есть. «Страны, которые мы считаем медлительными, теперь двигаются в 10 раз быстрее нас, — говорит Джон Чембрес, бывший глава Cisco, который протолкнул $200-миллионные инвестиции во французские стартапы, прежде чем покинул свой пост в 2015 году. Он считает, что теперь у Франции «правильный лидер». Инвестор из Лондона Сол Кляйн, который недавно вложился во французскую «дочку» успешного британского стартапа Deliveroo, отмечает, что его офис в двух шагах от железной дороги Eurostar: «Париж теперь к нам ближе, чем Эдинбург или Дублин».
