Тысяча ли до могущества
Новый конфликтный многополярный мир ставит перед Китаем вызовы, масштабы которых под стать его достигнутым успехам. Ключевой вызов — технологический: стране предстоит преодолеть критическую зависимость от Запада в ряде отраслей, прежде всего в микроэлектронике
Феномен быстрого экономического роста Китая охватил два десятилетия — с начала 1990-х до начала 2010-х. Он был связан с реализацией потенциала простой модели, базирующейся на заимствовании иностранных технологий и капиталов, масштабировании производств, сборочных с последующей локализацией, массовой номенклатуры обрабатывающей промышленности в расчете на экспорт, которая получила расхожее наименование «мировая фабрика».
В этот период темпы роста Китая в разы опережают среднемировые. В 1990-е душевой доход по ППС растет на 9,3% ежегодно, тогда как в среднем по миру на 1,4%. В 2000-х, после присоединения в 2001 году к ВТО на удачно выторгованных для себя условиях, Китай ускоряется еще сильнее — до 9,9% и не допускает провала в отрицательную область даже во время кризиса 2008–2009 годов (мир в целом в первом десятилетии этого века показывает более скромные темпы — всего 2,3% в год, см. график 1).
В соревновании крупнейших экономик мира Китай ворвался в первую тройку еще в 1997 году, оттеснив на четвертое место Германию. Через четыре года он опередил Японию, став номером два в глобальной экономике. Америка продержалась еще довольно долго, но в 2017-м Китай стал крупнейшей экономикой планеты (см. график 2). Это в расчете по паритету покупательной силы валют — именно эта метрика используется экономистами для международных сопоставлений. Уже в этом десятилетии Китай должен обойти Америку по размеру своей экономики в расчете по текущему обменному курсу и тогда уже станет лидером в двух номинациях.
За последние тридцать лет доля Поднебесной в мировой экономике выросла почти в шесть раз, до 18,5%, а совокупная доля Китая и Индии увеличилась более чем вчетверо — с 6 до 26%. Тогда как совокупный вес ядра «коллективного Запада» (США, Великобритания, ЕС, Япония) за это время столь же кардинально снизился — с 55% глобального ВВП в 1990 году до 37% в 2021-м.
А вот в 2010-х Китай начинает явно притормаживать: среднегодовые темпы прироста душевого ВВП по ППС в 2011– 2021 годах опускаются сразу до 6,4%, определяя в значительной степени более скромные среднемировые темпы (1,8%). Торможение китайского роста стало неизбежным следствием смены макромодели экономического развития — от экспортно ориентированной «мировой фабрики» («две головы снаружи» в китайском дискурсе: сырье и комплектующие поступают извне, готовая продукция идет вовне) на то, что в руководящих документах КПК впоследствии получило название системы «двойной циркуляции», при этом ведущую роль в тандеме играет «внутренняя большая циркуляция» — локальный рынок и внутренний спрос, формируемый главным образом 400-миллионным городским средним классом.
Еще в 2006 году внутренний спрос впервые стал вносить больший вклад в прирост китайского ВВП, чем экспорт. Экспортная квота достигла максимума в 2007 году (36% ВВП) и с тех пор сократилась вдвое (18% в 2016 году, в дальнейшем стабилизировалась около этой отметки, в 2021 году — 19%) — при том что по абсолютной величине товарного экспорта Китай продолжает лидировать, заметно опережая США.
Пандемия коронавируса 2020 года и глобальная санкционная война Запада против России 2022 года активизировали сжатие цепочек добавленной стоимости и масштабный решоринг промышленных производств, ранее делавших Китай точкой конечной сборки. Ключевой вопрос к новой модели — способна ли она обеспечить продолжение устойчивого экономического роста и повышение благосостояния граждан.
Ведь следует отдавать себе отчет в том, что Китай все еще не слишком богатая страна. По среднедушевому ВВП по ППС Китай лишь накануне пандемии обошел Иран и только в прошлом году слегка превысил среднемировой уровень. Среднедушевой доход в Китае составляет лишь 28% американского, 56% турецкого и 63% российского (см. график 3). Правда, в 2,6 раза превосходил индийский, хотя на старте экономического чуда средний китаец был беднее индийца.
Юань готовится к рывку
В валютно-финансовой сфере смена модели экономического развития Китая сопровождалась отказом (в конце 2013-го — начале 2014 года) от политики неуклонной ревальвации юаня к доллару США (см. график 4) и агрессивного накопления международных резервов к более гибкой курсовой и резервной политике (см. график 5). В составе резервов в последнее десятилетие Народный банк Китая резко увеличил долю золота.
Власти Поднебесной также проводят политику постепенной, но неуклонной интернационализации юаня. Важной вехой на этом пути стало включение Международным валютным фондом юаня в 2016 году в корзину SDR. Еще до этого, в 2014-м, Китай запустил международную секцию Шанхайской золотой биржи — иностранцы получили доступ к торгам поставочными спотовыми и фьючерсными контрактами на золото с котировками и расчетами в юанях. А в 2018 году была открыта торговля нефтяными фьючерсами с расчетами в юанях на Шанхайской международной энергетической бирже (подробнее см. «Крадущийся тигр, затаившийся дракон» «Эксперт» № 49 за 2017 год).
Тем не менее позиции юаня как мировой расчетной валюты пока что довольно скромные. По данным SWIFT на сентябрь текущего года, юань обслуживал лишь 2,44% международных расчетов, проведенных с использованием этой системы финансовых сообщений, уступая не только лидерам — доллару США (42%) и евро (35%), но и валютам второго эшелона — британскому фунту (6,5%) и японской иене (2,9%, см. график 6).