Разговор после апокалипсиса
Дональд Трамп набивает себе цену для разговора с Владимиром Путиным о грядущей войне с Ираном
Ядерные и санкционные истерики улеглись, и в осевшей пыли от подорванных десятками ракет сирийских сараев стало видно поле боя, оставшееся за Россией. В целом за последние четыре года ничего не меняется: информационный Рагнарёк остается за западными СМИ, Москва же неизменно отвечает решениями по существу, принуждая оппонентов привыкать к неотвратимости наказания за необдуманные решения. Проблема в том, что для «глубинного» американского государства конфликт с Россией является периферийным, а серьезная конфронтация выстраивается по линии Китая и Ирана. Поэтому антироссийские меры (будь то санкции или даже локальные войны в Сирии и на Украине) отданы на откуп популистской политике Дональда Трампа и европейских союзников и сквозят ситуативными, импульсивными решениями. Которые, тем не менее, вполне могут привести мир к ядерному конфликту.
Россия закрывает ближневосточное небо
Эмоции вообще крайне плохой помощник в геополитическом анализе, особенно если оппонент делает ставку на зрелищность и медийную эффектность постановки. Ракетный удар западной коалиции по Сирии был именно такой постановкой известного шоумена и рестлера Трампа и отличался от прошлогодней атаки по авиабазе Шайрат лишь количеством ракет и твиттерной подводкой. Постановка с успехом прошла для западного зрителя (вне зависимости от оценки эффективности ударов) и помогла труппе отвлечь аудиторию от внутренних неурядиц.
Имидж российско-сирийско-иранской коалиции, казалось, серьезно пострадал. Вот только Москва никогда и не играла с американцами в информационных драмах. Поспешные критики дискутируют о количестве сбитых ракет и о важности пораженных целей. Иные усердно разоблачают фейки в «деле Скрипалей» или химической атаке в сирийской Думе. Все это уже отыгранные истории, их политическая перспектива равна нулю, даже если будут найдены исполнители, заказчики и идеологи. Санкции введены, удар нанесен, обратного хода нет. Потом могут извиниться или затянуть разбирательство на годы, как с печально известным малайзийским «боингом», сбитым в украинском небе. Вот уже доподлинно известно, что никакие русские хакеры не вмешивались в избирательную кампанию США, — и что? В санкционных документах просто подкорректировали формулировки.
Россия ответила реальным усилением своих позиций на ближневосточном фронте и готова поставить правительству Сирии зенитно-ракетные комплексы С-300 «Фаворит». «У нас были моральные обязательства, мы обещали этого не делать еще где-то лет десять назад, по-моему, по просьбе известных наших партнеров, и мы приняли во внимание их аргумент о том, что это могло бы привести к дестабилизации обстановки, хотя средство чисто оборонительное, но тем не менее мы вняли просьбам, теперь у нас такого морального обязательства нет», — заявил глава МИД России Сергей Лавров.
Если С-300 будут поставлены (а по некоторым данным, они уже выгружаются в порту Тартуса), наши известные американские и израильские партнеры получат гораздо более плотное небо над Сирией и перспективу возросших потерь при атаках на суверенную территорию. Вероятно, Москва, не имея больше моральных обязательств, поделится с союзниками и другими компонентами ПВО — средствами радиоэлектронной борьбы и радиотехнической аппаратурой. Свою технику Дамаску подбросил и Иран.
Впрочем, ответ Москвы стоит рассматривать шире. Фактически в регионе создается общая система российской ПВО, которая серьезно усиливает военно-технический потенциал нашей группировки. Напомним, что дивизионы С-300 стоят в Армении и Иране. Согласованы поставки С-400 в Турцию, идут переговоры с рядом других стран региона. И это не считая авиационной и морской российских группировок в Сирии, а также развернутых С-400 на авиабазе Хмеймим.
Именно такого поворота событий опасались и в Израиле, и в самих Штатах. Дзюдоистская тактика Владимира Путина в действии: вы нам Майдан — мы вам Крым, малайзийский «боинг» — спасение Сирии, санкции — взятие Алеппо, поддержка курдов — разгром Халифата, ракетный удар — закрытое небо, и так до победного.
Но разве такого сценария ожидал Дональд Трамп, объявляя о возмездии Башару Асаду за фейковую химическую атаку? Тут дело в другом. Американский президент действует по «корейскому» сценарию минувшего полугодия: нагнетание военного давления и ядерной истерии в информационной сфере с последующим понижением ставок. Ни Ким Чен Ын, ни Владимир Путин на твиттерную войну не явились. Однако северокорейский лидер в конце концов предложил Трампу беспрецедентную личную встречу, что в Белом доме могли воспринять как позитивную оценку избранной стратегии. А недавно Трамп сам позвал Путина на тет-а-тет в Вашингтоне, и происходящее вокруг Сирии, а также ранее назначенные санкции очень напоминают прелюдию к этому разговору.
Через Иран к Китаю
Новые главки холодной войны (Скрипали, санкции, Сирия) Запад открыл сразу после послания президента Федеральному собранию. И дело не только в исчерпанности старых тем, связанных с Украиной или допингом, которые, надо признать, всем изрядно надоели. Триггером конфликта стоит считать ядерную часть послания, в котором Владимир Путин фактически обозначает новую конструкцию международных отношений: ядерный паритет больше не работает, у нас есть уникальные средства обороны и возможности гарантированно уничтожить агрессора. И вообще мы готовы ко всему. «Зачем нам мир без России» — очень сильное заявление, на которое Запад впрямую не ответил, если вы заметили. Отвечать-то в военно-техническом плане нечем.
Таким громким и непривычно откровенным для себя заявлением Владимир Путин сознательно обнулил всю предыдущую повестку отношений. Вышел из клинча, в котором соперник при отсутствии судей использует тактику мелкого лицемерного фола. Стало окончательно ясно, что бороться с нами по правилам, выработанными ответственными оппонентами в рамках предыдущей холодной войны, не будут. Ни договариваться, ни размениваться с нами никто и не собирался изначально — для России разработали план долгой контролируемой деградации в статусе региональной державы, с минимальным расходом собственных средств — в горниле информационной войны. Мы отказались, предъявив козыри.
В итоге Дональд Трамп оказался в слабой переговорной позиции. Прежнее санкционное давление не принесло результатов, дипломатическая изоляция не удалась, в Сирии американцев переиграли, украинский конфликт удалось заморозить, и далее по списку. А теперь оказалось, что ПРО бесполезна, а ядерной угрозы Москва не боится. На чем же играть? Вашингтону пришлось резко повышать ставки, искать аргументы. Не стоит забывать и о сложной внутриполитической ситуации в США, а также о десятилетиями конструировавшемся имидже Трампа: затеять разговор с Путиным американский президент сегодня может исключительно с позиций обличающих, угрожающих и подавляющих. Никак иначе.
Но о чем разговаривать с Россией? Казалось бы, Москва может предложить крайне узкую с практической точки зрения повестку — переговоры о сокращении ядерных сил да умиротворение северокорейского лидера. Последний, как мы знаем, решил контактировать с Трампом напрямую. А ядерный дискурс не удавался еще во времена более лояльного в этом плане Барака Обамы. Чем мы можем быть интересны?
Надо понимать, что Россия не является актуальным объектом агрессии США и не находится в центре их богоизбранной модели мира. Собственно, мы лишь элемент большой конструкции, который на данный момент просто оказался в более выпуклом ракурсе. Ситуативно.
Основная же цель в борьбе за американскую исключительность — Китай, который по объективным причинам пока не может оказаться в когтях американских «ястребов». Слишком завязана КНР на глобальную и американскую экономику. В США прекрасно понимают, что игра с Пекином — на ближайшие полвека-век. Поэтому пытаются работать на периферийных территориях Красной империи и ожидают системных ошибок китайской компартии, как ждали ошибок от СССР.
В Тихоокеанской акватории инициатива упущена — Пекин тщательно работает с региональными партнерами и быстрыми темпами строит флот. Даже многочисленные конфликты вокруг спорных островов ушли в прошлое, никто не рискует проверять «красные линии» китайцев. Есть сухопутные регионы игры: Корейский полуостров с непредсказуемым Кимом, ядерные Индия и Пакистан, которые лучше лишний раз не будоражить, Средняя Азия и Иран.
Однако Среднюю Азию американцы быстро уступили Китаю. В ближайшее время мы увидим там совершенно новый регион, который преображается благодаря китайским инвестициям и встраиванию в торговые транзитные проекты. Среднеазиатские режимы приобретают субъектность и самостоятельность, преодолевают взаимное недоверие, начинают договариваться друг с другом и совместно решать давние проблемы — бедность и экстремизм. Таким образом, сужаются возможности зажечь регион цветными революциями и создать предпосылки для вторжения апологетов истинной демократии.
Сегодня Штаты сосредоточились на двух других геополитических театрах — корейском и иранском. Быстро преображается ситуация вокруг Северной Кореи. После несостоявшейся ядерной войны Трампа и Ким Чен Ына северокорейский лидер внезапно согласился говорить о денуклеаризации полуострова, заручился поддержкой Пекина и готов уже в конце апреля подписать мирный договор с южными соседями. В мае, вероятно, может состояться встреча лидеров США и КНДР. А Дональд Трамп впервые после выхода из Транстихоокеанского партнерства (ТТП) внезапно обмолвился, что может вернуться в организацию на более выгодных для США условиях. Цепочка этих событий на самом деле логичная и последовательная, хотя и несколько запутанная в том межэлитном хаосе, который сегодня царит в Вашингтоне. Замирение Корейского полуострова позволит снизить собственные военные затраты на оборону союзников и поставить ребром вопрос об экономических взаимоотношениях, прежде всего о серьезном торговом дефиците Штатов с Южной Кореей и Японией. В этом интерес Трампа. А неоконы стремятся через перезапуск ТТП в перспективе усилить давление на Китай, частично отвязав союзников от экономики Поднебесной и снизив риски шантажа корейскими боеголовками.
Это «двуглавие» американской политики наглядно зафикисировано в последних перестановках в Белом доме. На смену госсекретарю Рексу Тиллерсону и советнику по национальной безопасности Герберту Макмастеру пришли Майк Помпео и Джон Болтон. Считается, что «ястребы» сменили умеренных реалистов. Но тут иной разворот. И Тиллерсон, и Макмастер отстаивали идеи консервации прежнего внешнеполитического курса — давления на КНДР и сохранения иранской ядерной сделки. Но политическая логика сменила вектор. Трампу дозволено играть в большую экономику, а неоконы вернули под свое управление курс на длительное противостояние с Китаем и скорую военную конфронтацию с Ираном.
В этой точке и столкнулись интересы России и США. За минувшие три года Москва не только остановила распад и деградацию Сирии и всего региона, но и коалиционной поддержкой подняла статус Ирана. А он не только геополитический оппонент Израиля и саудитов, но и один из ключиков к китайскому Шелковому пути, потенциально крупнейший поставщик нефти в КНР, страна, которая будет бесконечно тревожить проамериканские режимы региона, не позволяя подобраться к китайским границам. Эти аспекты и делают Тегеран целью американской внешней политики, дезавуируя любые договоренности по ядерному кейсу.
Есть у Трампа и другие мотивы атаковать Иран — прежде всего предвыборное обещание мощному израильскому лобби с представителями в семье президента. Это не только расплата по векселям, но и мостик ко второму сроку, которым Трамп очевидно грезит. Вот только проблема в том, что разобраться с аятоллами и не потревожить Москву уже не получится. Дело вовсе не в союзнических обещаниях — Россия очень аккуратно выстраивает партнерские отношения и с Ираном, и с Турцией, предпочитая заключать короткие, ситуативные договоры. Однако успех сирийской коалиции не только привел к поражению запрещенного в России «Исламского государства», но и обеспечил военно-транзитный коридор из Ирана к Средиземноморью и израильским границам, а также сформировал двухсоттысячную армию проиранских регуляров и прокси, сдобренную многолетним военным опытом и российской техникой. Эта армия нужна России для достижения конечной цели — окончательного возвращения Дамаску суверенитета на своих землях, изгнания интервентов и гарантий окончательной гибели Халифата. Здесь наши интересы с иранцами совпадают, хотя Москва прекрасно понимает и обеспокоенность израильских партнеров. Потому нет-нет, да и «пробивали» израильские ракеты российский зонтик ПВО.
Арсенал для переговоров
Итак, никакая война с Россией Штатам не нужна. Они настроены на долгое противостояние с Китаем. Элементом этого противостояния является конфронтация с Ираном. А тут придется искать компромисс с Россией в рамках обнуленного дипломатического поля. Понятно, что Москва не продаст союзника, но может уступить под сильным давлением — по крайней мере, так считает Трамп, раскручивая элементы нового переговорного плеча по нескольким линиям.
Первая — пропаганда и дальнейшая демонизация Москвы. В западном общественном мнении Россия должна встать в один ряд с Ираном и Северной Кореей. Токсичными должны считаться любые контакты с российским бизнесом, дипломатами и даже с простыми туристами. Для этого будет задействован старый испытанный арсенал с провокациями и фейками вроде «дела Скрипалей» или химической атаки в Думе. В созданном на сегодняшний день информационном поле доказательств потребитель не требует.
Далее — усиление санкций, которые раньше преследовали цель расколоть российские элиты, а теперь ставят вопрос о формате ведения бизнеса в глобальной экономике, подчиненной интересам США. Не многие олигархи готовы перевести операционную деятельность в мобилизационный и изоляционный режим работы. Видим мы и слабую стрессоустойчивость российской экономики к серьезным ударам извне. Здесь, очевидно, арсенал еще не исчерпан.
Наконец, в духе разгоночной фазы холодной войны нас ожидают серия региональных конфликтов и угроза прямых военных столкновений на территории третьих стран. По сути, мы уже вросли в гибридные войны с Западом. На Украину идет американское оружие, приезжают военные советники. Киев подходит к экономическому финишу — близятся выплаты по долгам, а МВФ отказывается спонсировать украинскую клептократию. Если и была задумка построить на Украине витрину идеального государства, то она провалилась. Сейчас у местных элит выход один — война с Россией. Нас ожидают вызывающие провокации, наподобие захвата судов и нападения на дипмиссии. Рано или поздно Москве придется ответить жестко. Альтернативные форматы в виде минских соглашений и «нормандской четверки» перестают работать. А на носу, кстати, чемпионат мира по футболу — удобный момент для удара исподтишка.
В Сирии же мы уже сошлись в клинче с Западом. В зоне действий курдско-американской коалиции (в районе Ракки и Дейра) работают партизанские группы, связанные с Дамаском, которые опираются на недовольство местного населения оккупационными властями. Американские базы обстреливают из минометов, на дорогах ставят мины и растяжки. Уже есть жертвы из числа западных интервентов. Штаты не остаются в долгу — обстреливают отряды российских ЧВК. То есть прямые столкновения — уже свершившийся факт.
Будет ли война? Хватит ли разума у политиков, чтобы не перескочить стадии холодной войны и не ввергнуть мир в ядерный хаос? В былых региональных конфликтах прокси-столкновения не раз оборачивались жертвами, стороны теряли людей и технику, но правила игры имели рамки. Правда, тогда решения принимали генералы, которые помнили большую кровь и Великую войну. Сегодня же власть в руках у деградировавшего политического класса, который способен к безответственным ядерным вызовам в соцсетях и готов взорвать мир, чтобы прикрыть пятую точку во внутриполитических скандалах.
Карибский кризис — это еще цветочки
Как воспринимать нынешний виток санкционного давления на Россию в исторической перспективе? Своим мнением с «Экспертом» поделился доцент факультета мировой политики МГУ имени М. В. Ломоносова, доцент МГИМО Алексей Фененко.
— Как расценивать чрезвычайно жесткие американские санкции? Это дорога к новому Карибскому кризису или попытка спровоцировать Россию на неосторожные шаги во внутренней или внешней политике?
Алексея Фененко
— Во-первых, Карибский кризис — это еще относительно благоприятный период. Я бы сказал, что у нас роль Карибского кризиса невероятно преувеличена. Ведь, собственно, что показал Карибский кризис? Первое — что мы не хотим воевать друг с другом. Ни СССР, ни США.
Второй момент: он показал, что и мы, и американцы хотим сохранить мировой порядок. Никто не потребовал разрыва дипломатических отношений, выхода из ООН. Или, например, отзыва послов, каких-то введений санкций друг против друга. Так даже вопрос не ставился в ходе Карибского кризиса.
Теперь, если уж проводить параллели, ситуация больше похожа на кризис накануне Первой мировой войны, когда стороны работали скорее на приближение войны, чем на ее отдаление. Вспомните риторику Вильгельма Второго, Николая Второго и прочих. Что лучше война и смерть, чем бесчестие, и так далее. Тогда стороны сами себе отсекали возможность для отступления. Так что если и проводить параллели, то мы вернулись не в холодную войну, а, скорее, в модель рубежа девятнадцатого-двадцатого веков с весьма высокой опасностью вооруженного конфликта.
И, кстати сказать, когда мы сейчас читаем о «деле Скрипаля», я удивляюсь, насколько у нас уже выработался пацифистский антииммунитет. Мы не удивляемся ультиматумам Австрии и Сербии, России и Германии, но почему-то нас удивляет «дело Скрипаля». Мы уже привыкли к миру, к тому, что Вторая мировая — это последняя война, и многие из нас не могут себе представить, что наш мир вполне может точно так же рухнуть, как рухнул, например, Венский порядок в 1914 году. Или как в свое время рухнул Вестфальский порядок с наполеоновскими войнами и Французской революцией. А кто нам сказал, что наш порядок не рухнет точно так же? И почему мы считаем мир ООН, мир Ялтинско-Потсдамской системы вечным, воспринимаем его как данность?
Относительно санкций. Американцы будут продолжать санкции до тех пор, пока Россия жестко не ответит на них. Это логика американской системы. До тех пор, пока Россия не назначит за санкции неприемлемую для США цену. Например, посмотрите, санкции санкциями, но мы ни разу не подняли вопрос о денонсации Договора о сотрудничестве в космосе 1992 года. Хотя могли бы полностью отказать в этом США. И это было бы очень болезненным ударом для них.
Ну и, наконец, третий момент: я думаю, что если начнется военный конфликт между Россией и США — локальный, в Сирии, — то встанет вопрос, насколько вообще эффективны все эти санкции, если мы будем в рамках конфликта восстанавливать ту или иную форму мобилизационной экономики. Мы сейчас говорим: проблема с курсом рубля к доллару. Если мы вводим ограничения на доллар, если разрушается сама модель единой мировой экономики, то, согласитесь, это будет совершенно другая ситуация.
Говорят: как это возможно? А как это было возможно в межвоенном мире между Первой и Второй мировыми войнами в 1920–1930-е годы? Вот именно так, вполне возможно, это и будет — с ограничениями на хождение той или иной валюты, с более жесткими государственными директивными методами. Я бы не сравнивал это именно с холодной войной, потому что в холодную войну Советский Союз по факту прекрасно взаимодействовал с мировой экономикой. Особенно в брежневские времена. А вот если мы отказываемся от самой модели инвестиционной экономики и возвращаемся к миру протекционизма, опоры на собственные силы, жесткого государственного вмешательства, то, наверное, это будет смотреться несколько по-другому.
Другое дело, что нам всем нужно некое событие, которое минимизирует переход к протекционистской экономике. Вот, кстати, крупный военный конфликт может стать таким событием.
— Стоит ли ожидать дальнейшего усиления санкций США против России?
— Если Россия назначит неприемлемую цену за санкции — то не стоит, не назначит — стоит. Если Россия скажет: каждая санкция — минус один международно-правовой режим. Вы нам санкцию — мы уничтожаем, например, Договор открытого неба. Вы нам санкцию — мы уничтожаем Договор о запрещении ядерных испытаний. Вот тогда санкции могут прекратиться.
— До какого предела могут деградировать отношения России с Западом?
— До военного конфликта. Прямого военного столкновения.
— Как России следует реагировать на ситуацию? Следует ли приступить к мобилизационному сценарию во внутренней политике?
— Мы давно уже к нему приступили. Вопрос в том, как теперь окончательно к нему перейти и ужесточить. И не только мы: посмотрите на США. Что такое пошлины Трампа, как не возращение к протекционистской экономике? Что такое действие Китая, как не возращение к протекционистской экономике? Что такое эмбарго и санкции, как не протекционизм в условиях существования ВТО? В принципе, мы уже приходим к этому, вектор направлен на постепенный отказ от глобальной экономики и возвращение в мир национально ориентированных экономик. Как это было в межвоенный период. Другой вопрос, что должно легитимировать крах второй глобализации, как Первая мировая легитимировала крах первой глобализации.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl