Преображение гуманизма. Эпизод 2. Вернуть гуманизм
Мы публикуем еще одну часть книги секретаря Совета по гражданскому обществу и правам человека Валерия Фадеева «Преображение гуманизма»
Где искать основания для выхода из кризиса? На место распавшегося мировоззрения человека Возрождения и Просвещения должно встать новое мировоззрение — безусловно гуманистическое. Распаду нужно противопоставить целостность и деятельность. Точками концентрации усилий следует выбрать образование и науку. И пора возвращать труд как ценность, а не как обузу, труд, конечно, созидательный, труд как общее дело. «Познание и созидание — вот те центры, вокруг которых так или иначе сосредоточены все человеческие поиски», — писал великий учёный и просветитель Вильгельм фон Гумбольдт.
Если следовать идеям Питирима Сорокина о социальной и культурной динамике, а, на мой взгляд, теория Сорокина весьма адекватно описывает тот кризис, что переживает западный мир, а вместе с ним и большая часть всего мира, поскольку влияние Запада остаётся чрезвычайно большим, то нужно надеяться на переход Запада к интегральному типу культуры. (Я использую термин интегральная культура, хотя Сорокин чаще говорит об идеалистической культуре. Эти два термина фактически равнозначны в текстах Сорокина, но термин «интегральная культура» интуитивно понятнее.) Вряд ли возможен переход к идеациональному типу — этот тип представляется слишком жёстким, учитывая сложность, образованность, многосвязность современного общества. Переход к идеациональной культуре в этих условиях предполагал бы жестокое разрушение или трансформацию большинства социальных, политических и экономических структур, которые сопровождались бы огромными бедствиями и жертвами. Всё-таки разум ещё не покинул человечество: оно смогло избежать ядерной войны в прошлом веке, — хотя, к сожалению, гарантий, что такой войны никогда не будет, ещё нет.
Питирим Сорокин писал в «Социальной и культурной динамике»:
«Самая насущная потребность нашего времени — это человек, способный контролировать себя и свои желания, с сочувствием относящийся к своим ближним, понимающий и ищущий вечные ценности культуры и общества, глубоко осознающий свою личную ответственность в мире. Если покорение природной стихии — это главная функция чувственной культуры, то обуздание человека, его “гуманизация”, облагораживание путём приобщения к Божественному Абсолюту всегда было важнейшей функцией идеациональной или идеалистической культуры… Отсюда — настоятельная необходимость перехода от чувственности к идеационализму или идеализму, от покорения природы человеком и контроля над ней — к контролю человека над самим собой».
Как же будет «гуманизирован» человек, как он будет облагорожен? На мой взгляд, путь лежит через интеграцию ценностей античности, Возрождения и Нового времени: этические добродетели и философское осмысление мироздания в античную эпоху; идеал человека как личности сильной, творческой, всесторонне развитой в эпоху Возрождения; научное проникновение в тайны природы, использование науки на благо человека в Новое время. При этом религиозная составляющая в жизни общества должна быть весьма заметна, как, впрочем, это и было на протяжении тысячелетий, за исключением последних двух-трёх веков, и то если говорить только о Западе (включая в этом отношении и Россию).
Приведу мнение Владимира Плигина, известного российского юриста, из интервью журналу «Эксперт». Речь шла о возможном обеднении функций государства, о концентрации деятельности государства в ближайшем будущем почти исключительно на безопасности.
«Эксперт»: Это очень странно, что мы как цивилизация пришли в такую опасную точку, когда нас должно интересовать только выживание. Мы же еще нормально живем.
Владимир Плигин: Мы должны вернуться, может быть, немного назад, к сущности человека. Сущностей человека две. Одна сущность — физиологическая, вторая сущность — мегаидеальная. На мегаидеальную функцию был всегда ответ: это бог. И когда говорят, что это был плохой, ненаучный ответ, я, честно говоря, с этим не согласен. Сейчас у нас идеалистического ответа нет. Мы «убили» бога в себе и ищем эту вторую часть своего существа. И не можем найти.
«Эксперт»: То есть мы потеряли религию как основание нашей социальной жизни?
Владимир Плигин: Это не просто потеря веры, конечно. Потеря какого-то уголка мозга, какой-то основы мысли или цельности своего собственного бытия. В результате идеалистическая модель была потеряна, и когда она потеряна, мы выходим, собственно говоря, только на физическое выживание.
О науке
Какой должна стать наука? Почему я так долго рассуждал о ценностной рациональности?
Интеграция ценностей разных эпох предполагает некую цельность миропонимания, принятие того, что целое не сводится к своим частям, что, как говорил ещё Аристотель, «целое больше, чем сумма его частей». В этом тексте показана такая несводимость на двух примерах. Иммануил Валлерстайн призывал уйти от антагонизма свободы и равенства, он говорил о равносвободе, которая позволит избежать катастрофы мирового апартеида. Другой пример — это противоречия между правами человека «первого поколения» — личными свободами, и «второго поколения — социальными правами. Первое поколение прав требует слабого государства, в минимальной степени вмешивающегося в социальные процессы и частную жизнь людей, второе поколение, напротив, предполагает усиление государства, в том числе в финансовой части, чтобы оно могло выполнить взятые на себя социальные обязательства. Никакого формального решения здесь нет, потому что важно и то и другое.
Цельность не означает, что надо взять нечто лучшее из этих эпох, из этих типов познания и как-то их соединить в попытке создать новую идеологию. Александр Зиновьев заметил, правда в несколько ином контексте: «Теория, согласно которой можно построить идеальное общество, взяв хорошие черты западнизма (так он называл идеологию Запада. — В. Ф.) и коммунизма и отбросив плохие, есть просто безграмотный бред». Речь идёт о расширении мировоззренческого поля, которое, может быть, позволит найти новые идеи социального развития. Надо погрузиться в это смутное целое, «отдаться» ему в надежде, что родится нечто новое.
Такая цельность называется в философии «холизм», как раз от древнегреческого слова «цельный». Холизм, конечно, противостоит редукционизму, то есть такой методологии познания, которая сводит сложное к простому, сначала разлагает простое на части (анализ), а затем собирает вновь (синтез). Редукционизм — главный метод познания Нового времени. Система «анализ—синтез» дала выдающиеся результаты — на ней развились все современные естественные науки. Её, конечно, нельзя отбрасывать, нельзя же прекращать исследования микромира, в которых материя раскладывается на всё большее количество всё более мелких частиц, или исследования в области микробиологии. Речь идёт в первую очередь о социальной и политической жизни, об общественных науках, об образовании. Редукционизм не может больше оставаться базой мировоззрения людей, эпоха безраздельного господства редукционизма заканчивается; пора вспомнить, что цельность была основой миропонимания на протяжении тысяч лет, как и религиозность, и, конечно, в том числе в античную эпоху.
Однако и в естественных науках лучшие умы понимали ограниченность позитивизма и редукционизма. Один из величайших физиков Вернер Гейзенберг в работе «Часть и целое» вспоминает, как Нильс Бор процитировал шиллеровское стихотворение «Изречение Конфуция»: «Лишь полнота ведёт к ясности, и истина обитает в бездне». Гейзенберг развивает эту мысль:
«Полнота здесь не просто полнота опыта, но также и понятийная полнота, полнота различных способов говорить о нашей проблеме и о явлениях природы. Лишь благодаря тому, что мы всякий раз в различных понятиях говорим о странных отношениях между формальными законами квантовой теории и наблюдаемыми явлениями, освещаем их со всех сторон, осознаём их кажущиеся внутренние противоречия, может осуществиться то изменение в структуре нашего мышления, которое и является предпосылкой для понимания квантовой теории».
И далее:
«Квантовая теория оказывается поразительным примером того, как можно понять некоторые обстоятельства с полной ясностью и тем не менее всё же знать, что о них можно говорить лишь в образах и символах».
Казалось бы, что есть более «естественнонаучное», более формализованное, использующее сложнейшие математические модели, чем квантовая теория. И тем не менее Гейзенберг говорит об образах и символах, которые только и ведут к пониманию. При этом, конечно, эксперименты и математические модели ничто заменить не может, без них не возникнут и образы.
Вернер Гейзенберг много размышлял о науке и религии. По его мнению, наука не может опровергнуть религиозные идеи и убеждения. В лекции «Шаги за горизонт» он говорил: «Правота подтвердившихся естественнонаучных выводов не может быть в разумной мере поставлена под сомнение религиозной мыслью, и наоборот, этические требования, вырастающие из самой сердцевины религиозного мышления, не могут быть подорваны чересчур рационалистическими аргументами из области науки».
Не удержусь и приведу цитату о религии ещё одного великого физика — Альберта Эйнштейна:
«Науку могут творить только те, кто охвачен стремлением к истине и к пониманию. Но само по себе знание о том, что существует, не указывает, что должно быть целью наших устремлений. В здоровом обществе все устремления определяются мощными традициями, которые возникают не в результате доказательств, а силой откровения, посредством мощных личностей. Укоренение этих традиций в эмоциональной жизни человека — важнейшая функция религии. Высшие принципы для наших устремлений даёт еврейско-христианская религиозная традиция».