Мама, я не хочу здесь учиться!
В наш негуманный век уроки литературы и русского языка для современных родителей оказались важным способом научить ребенка думать, переживать, рефлексировать. Накануне 1 сентября мы решили узнать, как современные родители относятся к стандартам преподавания литературы в школе и что они хотели бы в них изменить
Активный родитель
Мария, запыхавшись, забегает в кофейню. Садится за столик, поправляет густые рыжие волосы. Мария — мама троих детей. Средний в этом году окончил школу. Младшая учится в шестом классе.
— У меня сегодня такой бешеный день, — говорит она. — Мы сегодня с дочкой школу меняли. Теперь это будет маленькая частная школа.
— Теперь будете платить за школу? — спрашиваю ее.
— Да, но мы и со старшим ребенком тоже платили. В старой школе мы пытались договориться, но поняли, что ситуация не изменится.
— А что вас в старой школе не устраивало?
— Школа для меня из разного складывается. В основном из круга семей, которые приводят туда своих детей. А интересные семьи приходят в школу, когда там хорошие учителя и хорошая атмосфера, которую создает директор. Это школа, которая не живет по формальным правилам и не делает все для галочки. Для меня важно, чтобы дети в школе получили то сообщество, которое им близко и интересно. И чтобы ребенок понимал, что он тут нужен. Мне трудно вывести формулу хорошей школы, но там всегда открытая атмосфера и родителям хочется туда прийти. А иногда бывает так, что твой ребенок перерастает школу. Не в силу возраста. Когда родитель хочет для своих детей не просто формального образования, это реально требует от него огромных сил.
— А что вас в формальном образовании не устраивает?
— Очень многое. В среднем меня не устраивают учителя в школах и их такое… очень неэмоциональное отношение к детям. На меня тут впечатление произвел список литературы этого года. Те же книги, что были у меня тридцать лет назад. Но дети хотят читать новое. Они совершенно не способны сами прочитать ту русскую классику, которую в них пытаются запихнуть. И при этом я вижу, как в других школах прекрасно переплетают классику с современной литературой. Дети летом классику прочтут, только если родители будут вбивать в них чтение гвоздями, но после этого дети возненавидят эту классику.
— О каких конкретно книгах классиков вы сейчас говорите?
— О Достоевском. О кусках Гоголя в пятом, шестом, седьмом классе. Это вообще невозможно ребенку читать самому. Их в принципе нельзя давать в качестве летнего задания. При этом есть масса интересных современных книг, которые те же проблемы поднимают.
— Например?
— Толкин «Властелин колец», там масса тех же тем, тот же путь героя. Та же тема власти, что в «Дубровском». Ее пытаются обсуждать с детьми через Троекурова, но она страшно интересна для детей через власть колец. Больше всего меня пугает то, что учителя сами эту современную литературу не читают. Им вообще не о чем разговаривать со своими учениками. Вот такой формальный подход к образованию во многих школах меня категорически не устраивает. Тут многое от самой школы зависит. Потому что это все-таки тот возраст, когда любовь к предмету к большинству приходит от значимого взрослого. Одним словом, ищите того, кто будет зажигать.
— А вы высказывали какие-то свои инициативы учителям?
— Иногда бывает возможность поработать с учителем. Но далеко не все готовы меняться.
— Учитель не говорит вам «куда вы лезете?!»?
— Иногда говорит. Но если он так говорит, то это не та школа, в которой мой ребенок будет учиться. Я верчусь в разных родительских сообществах, читаю, что пишут разные родители. Многие из них вообще ни на что не реагируют. Привел ребенка на полдня, вот и отлично.
— И сколько в процентном соотношении таких родителей в тех сообществах, где вы крутитесь?
— Я бы сказала, две трети. У меня разные стратегии. Если я понимаю, что есть возможность договориться, я пытаюсь со школой договориться. Но когда я понимаю, что нет… Сейчас после дистанционного обучения дочке было, с одной стороны, трудно, с другой стороны, у нее за время карантина был невероятный прорыв. Я много всего смогла ей дать. И школьные уроки мы смотрели вдвоем, потому что были дома. Но после дистанционного обучения она мне сказала: «Я больше не хочу учиться у этих учителей».
— Но ведь дистанционно уроки проводили те же учителя?
— Да, но теперь мы с ней могли обсудить их вместе и отчетливо увидеть, что это просто бредятина. Учитель математики сам скачивает презентацию с ошибками. А на уроках литературы ничего не происходит.
— А как понять, что там ничего не происходит?
— А ребенку неинтересно. Что должно быть на уроках литературы? Попытки театральных постановок, проигрывание разных ролей, написание эссе от имени разных героев, попытки побыть в шкуре каждого персонажа. Ты вживаешься в разные образы и пытаешься понять, почему герой совершает именно такие поступки. Книги рождают образы. Когда ты умеешь сам формировать образы, это потом тебе невероятно помогает в жизни в разных ситуациях. А они очень мало пишут. Нынешняя проблема — дети плохо формулируют прочитанное в письменном виде. И их совершенно не учат это делать. Они пишут какието крошечные сочинения. И в какой-то момент Соня мне сказала: «Знаешь, а мне просто не хочется у них учиться». Я сама в какой-то момент работала в школе и понимаю: надо очень гореть тем, что делаешь, чтобы зажигать тех же двенадцатилетних.
— А как заставить взрослого учителя поменяться, если он действительно привык работать по своему шаблону?
— Они абсолютно уверены, что все делают правильно и ничего другого не существует, а если существует, то только испортит детей. И эта негибкость присуща учителям российского образования. Но и в тех правилах, которые для них прописывают сверху, остается очень мало возможностей добавлять что-то свое и открывать для ребенка новые двери. Получается, что при нынешней системе образования ребенку будет интересно учиться только в том случае, если у него кроме учителя есть влиятельный взрослый, который готов расширять его кругозор.
— Но в таком случае разве учитель с горящими глазами, попадая в школу, не становится рабом системы?
— А это очень зависит от администрации школы. В обычной школе невыгоревшие учителя быстро подстраиваются под выгоревшее сообщество. Ну вот учитель начальных классов… Он проходит с детьми четыре года, потом начинает заново со следующим классом, со следующим. Из этого замкнутого круга он не выходит. Ему неоткуда получать новое. Вокруг него должны быть какие-то люди, которые его вдохновляют. Методисты, психологическая служба. Учителя очень быстро затухают. Огонь должен подпитываться.
— А у учителей достаточно хорошая зарплата, чтобы всего этого от них требовать?
— Финансовая проблема тут огромная. Но она связана не с тем, что учителя мало получают. Школы не могут брать совместителей, которые могли бы прийти и просто поделиться своими знаниями. Очень много людей, занимающихся наукой, бизнесом, хотели бы раз в неделю уделять время детям в школах. Но школе это невыгодно. Она не может их оформить, потому что эти часы придется отбирать у учителей.
— Мария, а сколько времени вы уделяете образованию своих детей?
— Очень много. Да, я нестандартный родитель. Но я знаю, что увлечь ребенка может только сам родитель. Если вы сами дома не читаете, не обсуждаете книжки, то и для вашего ребенка чтение будет неважно. У ребенка в начальной школе был волшебный учитель — Татьяна Павловна. За десять минут до урока она им читала. Каждый раз хорошую книжку. И дети из очень разных семей, которые, казалось бы, никогда не будут читать, начинали читать.
Мария пьет свой кофе, который остывал за время разговора. Она коротко подводит итоги: школе следует дать значительно больше возможностей управления в том, как формировать учебную программу, как формировать классы, дать чуть больше свободы директорам, уменьшить школу в размерах. Школа должна быть маленькой, и в ней должна быть своя культура. Дать школам возможность приглашать не только сертифицированных учителей. И читать. Читать с детьми много больших текстов.
Кофе уже выпит, но по Марии видно — у нее припасена еще одна история. Улыбнувшись, она принимается за рассказ уже на другой эмоциональной волне. На зимних каникулах ее старшая дочь ездила с учительницей литературы в Санкт-Петербург. Там ученики кутили в ресторанчике, вечером гуляли по Невскому. Оттуда на другой день учительница отвезла их на электричке в Жижицу (деревня в Псковской области). У ее знакомых там большой старый деревянный дом. Стоял ноябрь. Дом промерз. Дети затопили печь, обжили дом за вечер, переночевали, а утром вышли в сад. Вернувшись из поездки, они взялись за Онегина. И только прожив сначала жизнь Онегина, а потом — в том деревянном доме — Татьяны, они смогли рассуждать о том, почему Татьяна вообще Онегина полюбила. Дети были увлечены, легко вживались в образы. Но скоро учительница пригласила родителей и объявила: «Дорогие родители, а ЕГЭ ваши дети не сдадут. Мы с ними написали тестовые сочинения. И там, где они должны высказывать одну мысль, они высказывают минимум четыре. Ни один эксперт не примет такого. Поэтому сейчас я вынуждена буду потратить время на то, чтобы научить их формулировать одну мысль, которую эти егэшники примут. Дайте мне хотя бы полтора месяца на то, чтобы затушить творческие порывы ваших детей».
Большие и малые формы
Марина работает в Московской консерватории. Занимается изучением фольклора. У нее трое детей. Она, зная предмет разговора, первая начинает его и сразу говорит, что главная проблема современной школы — отсутствие индивидуальных групп для детей. А остальным в школе она относительно довольна.
— Трое моих детей по-разному относятся к литературе, — говорит она, — хотя они из одной семьи. Например, мой второй ребенок довольно рано начал протестовать против литературы, ориентированной на подростков. Он говорил: «Не подсовывай мне эту литературу для подростков, я хочу читать большую литературу». Он говорил, что у подростковых книжек плохой стиль, они неумело написаны и пишут часто об одних и тех же подростковых проблемах. А дочери нравятся современные книги. Поэтому, наверное, надо разделять в школе детей по интересам.
— А у школ есть такая возможность разделять класс на группы?
— В нашей Донской гимназии такая возможность есть, и в школе 1651, где учится моя младшая дочь, сделано по такому же принципу. Там класс, как университетский поток, состоит приблизительно из девяноста человек, и дальше уже внутри него они делятся по группам. То есть ты можешь ходить с одними детьми на английский, с другими — на математику, с третьими — на литературу. В принципе, такое возможно, но технически в обычном классе сделать сложнее.
— Вы платите за обучение?
— Нет, дети ходили и ходят в обычные государственные бесплатные школы. Школа 1553, куда ходили мальчики, начинается с седьмого класса. А девочка пошла в 1561 только в пятый класс. Но она тоже стремится в Донскую гимназию, хотя та по общему принципу сделана. Тут рецептов мало: если учитель интересный, он будет преподавать интересно. Некоторые учителя сейчас это делают вызывающе, модерново, некоторые ведут инстаграмы от лица Онегина, чтобы детей заинтересовать. Некоторые просто ставят детям интересные задачи. Я консерватор, я считаю, что литература способна ответить на множество вопросов. И даже в самых трагических ситуациях в жизни человек может обратиться к книгам, они ему помогут. Книги — это помощь, это радость, это счастье, за которым ты можешь уйти в другой мир, иногда спрятаться в нем. Не хочется лишать детей такого громадного куска жизни.
— Почему бы не находить все это в коротких текстах? Зачем обязательно детям читать большие формы?
— Для меня большой текст — это хорошо, ты не хочешь из него выходить. Маленькие тексты я не люблю, ты еще в него не погрузился, а он закончился.
— Марина, вы занимаетесь фольклором. То есть теми же историями. Они как-то влияли на жизнь поколений одной страны?
— Мы записываем поколение двадцатых-тридцатых годов. Они часто обходились без литературы. У них в качестве базовых текстов были прежде всего передающиеся из поколения в поколение рассказы. В основе — их представления о мире: какие мы, какие они, и как следует себя вести. Из них они брали установки для своей жизни.
— То есть если бы они могли читать большие тексты, они бы из них брали понимание не только о том, что так бывает, но и почему так бывает?
— Я не считаю Достоевского какимто воспитателем, но когда мы его читаем, мы узнаем все это в себе, мы видим движения души и понимаем, почему его герои поступили так или иначе. В народной жизни в длинных протяжных песнях мы часто наблюдаем сюжет. Он примитивно слажен, упрощен. Но там могут быть те же линии ревности, убийства, как в «Идиоте». Там тоже он ее любил, зарезал, дети плакали. Мы понимаем из коротких текстов те же движения, но у нас меньше рефлексии. Поэтому те, кто не знаком с литературой, относятся к происходящему как к данному — оно всегда так было. Но когда к людям в двадцатом веке пришла литература, они ее очень оценили. У моей мамы в Казахстане было мало книг, гораздо меньше, чем у нас, но они могли из них черпать гораздо больше смыслов, чем черпаем мы при нашем обилии книг.
— А в школьном обучении вас точно все устраивает?
— Я пыталась в первую очередь найти детям хороших учителей, чтобы потом меньше вмешиваться в процесс обучения. Мне кажется, ребенок сильно доверяет учителю, и нехорошо ломать это доверие. У многих детей сейчас часы, через которые родители слушают учителей. Я так никогда не делала. Если я привела ребенка в школу, я должна ей полностью довериться.
— А как вы оцениваете этот прием — давать ребенку прослушивающие часы в школу?
— Мне кажется, что это нехорошо. Школа не сервис, куда мы можем прийти и требовать, чтобы нам выложили знания. Я понимаю, что с ребенком не должны говорить грубо, но это можно иными путями выяснить. Ведь учителя — это люди, которые не только дают знания в сухом остатке, они еще на мировоззрение детей влияют, особенно учителя литературы. Но подслушивающее устройство говорит уже о другом — о нашем отношении к школе. Родители стали очень требовательны. Учителя часто жалуются на негативное отношение со стороны родителей. Моя сестра живет в провинции, и я знаю, что там выбора нет. Но в Москве много школ, если тебе школа не нравится, отвернись и уйди в то место, где лучше.
В обычных школах меня не устраивает куча всего. Не устраивает, когда учителя отворачиваются от детей, как только прозвенел звонок. Не интересуются их проблемами. Мне не нравится механистичность преподавания литературы. Когда человеку нечего сказать. А ведь очень многим людям нечего сказать, даже если они учителя литературы. Может быть, с этими учителями должны работать другие заинтересованные учителя? Проводить для них мастер-классы, какие-то курсы переквалификации. И тогда учитель, у которого горящие глаза, сможет показать обычным учителям, как учить детей.
Волшебный учитель
Через час у Татьяны Павловны урок чтения — через Zoom. Книга, которую она с классом читает летом, — «Момо» немецкого писателя Михаэля Энде. В аннотации к книге говорится: написанная в 1973 году, сегодня она звучит как никогда актуально. В ней рассказывается об удивительной девочке Момо, обладавшей редким даром — уметь слушать других. Девочка, ходившая в мужском пиджаке с подвернутыми рукавами, Цветком Времени и черепахой под мышкой, вступила в борьбу с миром Серых Господ.
— Я не очень показательный человек, — говорит Татьяна Павловна. — Я работаю в Московской технологической школе ОРТ (гимназия 1540) пятый год. Мне очень повезло с руководством, они дали мне полный карт-бланш на выбор программ, на внедрение нового. Поэтому я буду рассказывать только о своем опыте.
— Но прежде скажите, если бы ваша школа, где вам дали свободу, сейчас закрылась, пошли бы вы работать в обычную?
— Теперь бы я уже искала школу. А в начале своей работы, наверное, пошла бы в обычную. Но сейчас — нет, уже не пойду. Мы на ЕГЭ работаем с учителями из разных школ. Там у нас очень много времени на то, чтобы поболтать и обсудить, что происходит в разных школах. А я уже не в том возрасте, чтобы заниматься не тем, чем хочу. Не хочется заниматься фигней.
— Школу для работы вы искали бы по каким критериям?
— Я бы поискала руководство, которое разделяло бы мои идеи и мое представление о том, какой должна быть начальная школа. Которое дало бы мне свободу работать по тем учебникам, по которым я работаю, дало возможность потихонечку реализовывать мои наработки и пробовать что-то новое. В общем, не очень высокие требования. Но работать по той программе и тем учебникам, которые навязывают… Моя подруга тоже учитель, она не может работать по учебникам, которые ей предлагает школа. И ей самой приходится их закупать.
— На весь класс?
— Да. Но она может. И ее случай тоже не показательный.
— Что у вас за наработки?
— Когда я пришла в школу, я сразу с первого класса начала работать с детьми по целым произведениям. В учебниках обычно окрошка из разных произведений, чтобы дети калейдоскопом познакомились с кучей всего. Но мы сразу начали читать большие вещи, много заниматься драматизацией, ставить спектакли по кусочкам этих произведений. А потом я встретилась с учебниками Троицкой и Петуховой, сразу их погуглила, нашла кучу их лекций и поняла, что есть доктора наук, которые обо всем этом подумали давно и, более того, создали учебники. С третьего класса я уже начала работать с детьми по учебникам Троицкой и Петуховой. Они предлагали работу над большими произведениями, это я все разрабатывала на коленке, сама что-то придумывала, а у них уже были рабочие тетради к этим произведениям. И они продумали все лучше, чем я.
— А зачем ребенку читать большое произведение в первом классе?
— Хороший вопрос… — Татьяна Павловна задумывается. — Потому что вся эта окрошка как-то не по возрасту получается, детям дают куски произведений, которые в детском возрасте сложно переварить. И поэтому дети в конце года выходят пустенькие. В них из этой окрошки ничто не задерживается особо. Если произведение большое, есть возможность прожить его с героем. А если с ребенком заниматься еще и драматизацией, то он может прожить его по-настоящему.
— То есть большие тексты читать полезнее, чем короткие?
— Просто мне всегда казалось, что содержательно большие тексты больше дают детям. Я каждый день читаю детям книжки в Zoom. Этим летом мы с ними успели много чего прочесть. У нас в школе есть такой один день, когда на урок чтения они приходят со своими книжками и весь урок сидят читают свою книгу. Здесь что работает? Во-первых, они смотрят, кто что читает. Потом я прошу их рассказать своему соседу о своей книжке. У нас на стене висит листочек, и когда кто-то из учеников хочет выступить, рассказать про свою книжку, он записывает себя на этом листочке. Это все работает.
— Вы говорили, что общаетесь с учителями из других школ во время ЕГЭ. Какое впечатление они на вас производят?
— Я извлекаю из этого общения вывод: в школах действительно работают очень разные люди. Чаще всего это учителя, которые рассказывают о том, как их заставляют что-то делать, как им трудно живется и как с каждым годом становится все сложнее. Это довольно печально.
— А почему они такие?
— Мне кажется, что школа сейчас — это коммерческое предприятие. Я бы не хотела работать столько, сколько я работаю сейчас. А я работаю много, сплю мало. Была бы моя воля, я бы работала в два раза меньше и не хуже, а лучше. Но наше прекрасное правительство, департамент образования, задрали планку по зарплате. При этом ту зарплату, которую они обозначили, никто не платит. Но они требуют, чтобы такие деньги зарабатывались внутри школы. Это значит, что департамент нам платит за часы, которые мы отрабатываем, плюс за классное руководство, еще за какую-то ерунду, а остальное, будьте добры, заработайте сами. И если вы не можете зарабатывать сами, то до свидания. Нам нужно брать дополнительные услуги, за которые заплатят родители. Я все эти годы вела еще подготовку к школе. Из этого складывается приблизительно та сумма, которую называет департамент образования.
— То есть, образно говоря, департамент называет зарплату сто рублей. Сам выдает школе пятьдесят. А остальные пятьдесят вы должны получить с родителей?
— Да, остальные пятьдесят мы должны заработать сами. Но это по силам далеко не каждому. Из-за этого сразу отпадает огромное количество людей, которые могли бы работать в школе и приносить ей пользу. Это и молодые мамы, которые не могут бросить своих детей во второй половине дня, и пожилые люди. А сейчас люди работают на износ. Какие там горящие глаза? Какой там энтузиазм, если у тебя просто физических сил нет на то, чтобы подготовиться к следующему учебному дню. А от тебя еще требуют новых технологий, проведения уроков в Zoom. Учителя — расходный материал, их держат в клещах и на них зарабатывают.
— Если взять и отменить уроки литературы в школе, что потеряет ребенок?
— Беда будет большая. Человек потеряет культуру и потеряет возможность стать человеком. Извините меня за пафос. Литература — это все. Через слово родного языка человек приобщается к культуре. У него появляется возможность осмыслить какие-то вещи, которые другие поняли и осмыслили до него. А учитель — проводник в этот мир.
— Принято говорить, что язык — это наше все. И если ты говоришь на русском, например, языке, то ты уже часть русской культуры. По-вашему, язык — это совсем не все, если забрать у человека литературу?
— Да. Мы же не помним себя до того, как научимся говорить. До того как человек не научится говорить, у него нет возможности себе этот мир как-то присвоить, как-то отразиться в нем, как-то понять его. Поэтому — да.
— Но и школа может сказать родителям: «Чего вы от нас хотите? Вы приводите своих детей, мы их бесплатно учим читать, правилам русского языка. А вы хотите еще и пять уроков литературы в неделю! Это уже излишество!»
— Но язык не дается нам как просто умение говорить. Язык человек потихоньку себе всю жизнь присваивает. Человек, который научился говорить, пока что не культурный человек. А становится он культурным по мере того, как знакомится с разными формами языка.
Девочка, которая умела слушать
В 17:00. Татьяна Павловна ждет учеников в Zoom. Первой появляется Соня — она сидит на пустой двадцатилитровой бутылке, на экране хорошо видна бутылка и Сонины коленки.
— Здравствуйте, Татьяна Павловна! А я на бутылке катаюсь! А школа же будет первого сентября? А вы будете в маске? — заваливает учительницу вопросами Соня.
— Хороший вопрос… — отвечает Татьяна Павловна.
— А по новостям говорили, что все учителя будут в масках!
На экране появляется еще одна девочка с темными волосами — Саша. В руках у нее черная кошка.
— А я не буду носить маску, точно, — говорит она, строго заглянув в экран. — Я не боюсь коронавируса.
— Ну детям он просто не вреден, — говорит Соня. — А бабушку заразишь.
— Да, Сашка, — говорит Татьяна Павловна. — Для взрослых это серьезно. Девочки, вы не забыли, что у нашей Алиски сегодня день рождения?
На экране появляется девочка с хвостиком на боку — Алиса. Она сидит нарядная на диване.
— Алиска, ура! С днем рождения!
— Алисочка, я тебя поздравляю, — Соня просовывает голову между коленками, раскачиваясь на бутылке. — Я не видела тебя целых пять месяцев. Желаю, чтобы ты не заболела коронавирусом и чтобы твоя семья не заболела тоже.
На экране появляется кудрявый светловолосый мальчик — Леня. За его спиной детская кроватка. Рядом с ним сидит маленькая большеглазая сестра.
— Алиса, я тебе желаю хороших оценок и чтобы ты не заболела коронавирусом, — говорит он.
— Ребята, а вы знаете, что Алиска сделала на свой день рождения? — спрашивает Татьяна Павловна. — Она не захотела подарки, а собрала все деньги и отправила их в приют для животных. Алиса, я тобой горжусь! Алиска, я поздравляю тебя с твоим восьмилетием! Какая же ты у нас маленькая и какая хорошенькая, Алиска!
Алиса благосклонно кивает, сидя посередине дивана.
— А я хочу вам напомнить, что пока Момо была у мастера Хора, ей казалось, что прошел всего один день, а на самом деле год в обычном мире. И за это время Серые Господа расправились со всеми ее друзьями. Джиги, который прекрасно рассказывал истории, они разрекламировали так, что он стал зарабатывать кучу денег. Человека, подметающего улицы, отправили в психушку. Но до этого он рассказывал всем о Серых Господах, но ему никто не верил.
— Татьяна Павловна! — перебивает Алиса. — А мне все равно мама с папой подарили самокат!
— Алиска, а я переживала, что ты останешься совсем без подарков! …Итак, вчерашняя глава закончилась на том, что у Момо появилась надежда встретиться с Джиги. Она нашла в своей каморке письмо от него, которое он написал год назад, в нем он говорил, чтобы она шла к Нино, который ее накормит. И как только она там появится, он ее сам найдет. Глава четырнадцатая…
Татьяна Павловна читает о том, как Момо, взяв под мышку черепаху, ушла к Нино и не нашла старой рюмочной. На месте старого домика с дождевыми потеками на штукатурке она обнаружила длинный бетонный ящик с блестящей вывеской. В нем стояли рядами длинные столы, в стеклянных ящичках стояли блюда, и большая очередь тянулась к кассе, за которой сидел Нино. Момо набрала поднос еды и пыталась пробраться к Нино, чтобы расспросить его о пропавших друзьях. Но стоило ей заговорить с ним, как из очереди на нее начинали кричать — она всех задерживала.
— Что у вас там, семейный совет? — рычала Татьяна Павловна. — В некотором роде, — переходила она на спокойный извиняющийся голос Нино. — Где дети? — нежно ворковала голосом Момо. — Не имею понятия, — переходила на уставший голос Нино. — К черту! Это просто невыносимо что здесь творится! Лопнуть можно от нетерпения! — снова рычала разозленной толпой.
— Татьяна Павловна! — перебивает ее Леня. — Я пойду на улицу!
Он убегает из Zoom, на полу с открытым ртом остается сидеть его маленькая сестра.
— Вы помните, у Нино была рюмочная, где собирались старички? — спрашивает Татьяна Павловна. — Они могли там сидеть и болтать. И Нино страшно поссорился с женой, когда разогнал этих старичков, потому что они не приносили ему денег. Но после разговора с Момо… разговора в ее манере, когда она сидела и просто слушала, он пошел и извинился перед этими старичками и вернул их в рюмочную. Но видите, пока Момо не было, Серые Господа взяли его в оборот.
В следующей главе Момо находит Джиги. У него большой дом и три агента. Она едет с ним в машине и больше не узнает в нем прежнего друга. Пока Татьяна Павловна читает, на экране в окошках мелькают пластиковая бутылка и коленки, Алиса с видом принцессы, неподвижно сидящая на диване, маленькая девочка с открытым ртом, черная кошка. Возвращается Леня с цветочком в руках.
— Татьяна Павловна! — перебивает Саша. — У богатых очень трудная жизнь! Особенно если они еще и знаменитые. За ними постоянно бегают с камерами!
— Это как в карантин! — говорит Соня. — Выйдешь из дома, и за тобой смотрят камеры!
— Действительно, — говорит Татьяна Павловна, — когда у человека нет денег, до него особо дела нет никому. Но когда они появляются или появляется известность, то уже ни шагу шагнуть. Джиги стал богатым и знаменитым. Но он уже сам себе не хозяин, его жизнь отдана в руки агентов. Он очень несчастен. Он ведь живет в аду, хоть его ад очень комфортабелен. Он говорит Момо, что она ему очень нужна, но почему же у нее такое чувство, будто она его потеряла?
— Потому что он с ней как-то странно поговорил, — приходит ответ из квадратика, в котором сидит черная кошка.
— Да-да! — подтверждает квадратик с бутылкой.
— Потому что она ему не нужна! — говорит Леня.
— Но ведь она его так искала, — говорит Татьяна Павловна. — Она так хотела к нему прийти. И он сказал ей: «Оставайся со мной». Откуда же у нее это чувство?
— Она… — говорит Леня. Лицо его вздрагивает, рот открывается, глаза становятся большими — через экран видно, что его прошибла какая-то мысль. — А-аа-а! — кричит он. — Потому что он стал Серым Господином! Они поработили его! Он стал одним из них! А-а-а-а!
— Да, да, очень точно, Леня, — говорит Татьяна Павловна.
В конце пятнадцатой главы дети прощаются до завтра и снова желают друг другу не заболеть коронавирусом. Саша требует от кошки поздравить Алису с днем рождения. Кошка убегает. «Одной из таких кошек Алиса помогла в приюте!» — говорит на прощание Татьяна Павловна — тот самый волшебный учитель из рассказа Марии, которая говорила: задача родителя — выбрать для своего ребенка интересных учителей, особенно учителя литературы, который будет гореть. А Марина — фольклорист — дополняла: на этом этапе, когда учитель найден, родитель может успокоиться и довериться школе, которая научит ребенка вычитывать глубинные смыслы из больших текстов, недоступные тем, кто не читает. Или читает короткие тексты в своих смартфонах, и получается, что современный человек прочитывает за день гораздо больше, чем, например, те люди, которые жили в двадцатых годах прошлого века и слагали свои короткие истории, фиксирующие действительность. Но он — современный человек — из всего этого объема коротких сообщений не получает смыслов, глубины переживаний, не получает развития. И, кажется, многие российские родители это чувствуют: успешным в жизни будет тот ребенок, который умеет читать именно длинные тексты, а уметь читать и знать буквы алфавита — это не одно и то же.
Чат родителей учеников 5-го класса одной из московских школ
Татьяна Г.
У нас в школе на уроках литературы поднималось очень много моментов про дружбу, про родину, много моральных для детей моментов. А сейчас они только проскальзывают. У нас слова «родина», «мать» на уроках литературы муссировались. А у них — нет.
Евгения П.
А зачем детям муссировать эти слова?
Славик З.
Молодым учите л ям все по барабану.
Татьяна Г.
Дети растут, они должны понимать, что такое дружба. Дети в классе не дружат между собой. Вам об этом сами учителя говорят.
Юлия В.
Вам уже сказали, что школа не отвечает за воспитание детей. Забудьте про то, что она вам была должна.
Татьяна Г.
Илья подошел к учительнице литературы после урока с вопросом, она убежала курить, даже не посмотрев на ребенка. Ее время истекло. В наше время учителя оставались после уроков с детьми.
Евгения П.
Вы вообще о чем? Учителя отчетами завалены.
Татьяна Г.
На экскурсии, это где нашу математичку замещала молодой педагог, я спросила этого педагога, почему в нашей школе преподавателей 50 лет стали менять на молодых. Она мне прямым текстом сказала: «А что вы хотите? У них старая закалка, они все равно не понимают, когда им говорят: вы должны только направлять, не воспитывать. А конечный этап — у репетиторов. Или родителей. Мы даем вашим детям информацию, а доходить до нее они должны сами».
Евгения П.
Правильно сказала. Вы сами не хотите заниматься своими детьми.
Татьяна Г.
Да что вы говорите? А сами-то в какой школе учились? В советской? Вас самих в советской школе не направляли, а учили. Может быть, поэтому вы сейчас не работаете уборщицей?
Юлия В.
Меня не устраивает тестирование. Что за тупой вопрос — во что был одет персонаж?
Славик З.
Герасим?
Юлия В.
Нет, Муму.
Галина П.
Нужно больше подростковых современных книг.
Татьяна Г.
А вы это дерьмо читали? Вот сначала почитайте.
Галина П.
Татьяна, вы сами какие современные книги своим детям читали?
Татьяна Г.
Я это дерьмо даже не читаю. Моему сыну «Заколдованное место» Гоголя очень понравилось.
Галина П.
Разговор как об стену.
Татьяна Г.
Этими тестами по литературе они хотят обнулить наших детей до середнячков. Государству нужны только серые середнячки. Не буду называть маму из нашего класса, но она мне жаловалась, что ее дочь не умеет писать сочинения и даже прочитанный отрывок не может пересказать. А она хорошистка! Эта тестовая система вместо нормальных контрольных, как было у нас, дает только выбор из четырех ответов, мысли в голове у детей сами не поднимаются. И они еще поговаривают о том, чтобы убрать Куприна!
Скука смертная
На вопрос «Довольны ли вы качеством преподавания литературы для ваших детей в общеобразовательной школе?» отвечают подписчики автора в социальной сети «ВКонтакте».
Всего в опросе приняли участие сорок три человека, выразившие благодарность за возможность высказать свое мнение. Все они оказались недовольны примерно одним и тем же: списком чтения, в который входят устаревшие книги, и отсутствием современной литературы, с которой учителя сами оказываются незнакомы. Нехваткой часов литературы, неинтересным изучение классики, тестированием по литературе и — а на этом родители сделали особый акцент — неспособностью детей излагать прочитанное и делать из него самостоятельные выводы.
Катерина Шагаева (Шатура)
Мне кажется, давно пора освежить список литературы. При всем уважении к каждому автору, например, «Чук и Гек» — это немного не то… И примеров таких архаизмов немало. Многого не хватает. По-моему, лет в пятнадцать уже пора почитать того же «Коллекционера» Фаулза. Но ничего похожего в списках не значится. Если цель — вынудить прочитать какой-то условный список культурного человека, то не стоит удивляться стойкой нелюбви к литературе. В общем, если хочешь выиграть у смартфона — стань интереснее смартфона. Мне кажется, при творческом, а не формальном подходе задача решаема.
Екатерина Серегина (Москва)
Список литературы перестал быть актуальным для современной жизни, дети просто не понимают, про что они читают, либо ценности настолько изменились, что принятая в школе трактовка ситуации уже не соответствует действительности.
Например, старуха-процентщица из «Преступления и наказания» преподносилась нам старой учительницей как однозначно отрицательный персонаж. И это на фоне того, что сейчас стало в тренде быть инвестором, делать деньги из воздуха, торговать на бирже или хотя бы работать в банке. Отрицательными персонажами в реальности стали безмозглые потребители, которые берут кредиты на все подряд и живут не по средствам.
Сергей Асхахалян (Александров)
Я по образованию физик, работаю учителем информатики. Ссылаюсь на личный опыт. С детства любил читать: сказки народов мира, всю доступную фантастику. В раннем детстве у нас не было не только телевизора, но даже и радио. Да и электричества не было. По вечерам наша мама, знаток литературы, пересказывала нам произведения разных авторов. Больше всего нам (у меня было две сестры) нравились страшные рассказы и повести Гоголя. Но однажды летом меня обязали прочитать «Мертвые души». По школьной программе. Может быть, потому, что обязали и контролировали, а может, по другой причине, у меня выработалось стойкое отвращение к чтению художественной литературы вообще. Уроки литературы в старших классах еле терпел. Ситуация стала меняться только на втором-третьем курсе университета.
Думаю, что вопрос преподавания в школе литературы очень сложный и очень тонкий. Список изучаемых произведений должен регулярно обновляться в соответствии с меняющимися реалиями жизни, соответствовать интересам школьников, их возрасту. Это для всех. А для способных детей, с повышенным интересом к литературе, должны проводиться дополнительные занятия, где этих избранных будут знакомить с шедеврами мировой литературы.
(Этот подписчик специально завел себе аккаунт в социальной сети, чтобы иметь возможность отправить автору свои соображения об уроках литературы.)
Виктория Маркова (Тюмень)
Я, конечно, не со школьниками работаю. Со студентами. Но проблема одна: они не умеют читать. Поэтому начинаем именно с этого — читаем по абзацам практически, а потом пытаемся понять: что и как нам автор пытается сказать, какую идею и каким образом, почему именно этими словами, этой структурой? И ребята такие счастливые, будто впервые Америку открывают. А казалось бы — ну ведь в средней школе же можно было бы всё это делать, без ЕГЭ всяких.
Полина Мурар (Тюмень)
Список литературы на лето печальный. Ребенок идет в третий класс, у него — Гайдар, Осеева, Драгунский… Все это прекрасно, конечно! Но, во-первых, ребенку уже десятый год, и все это прочитано сто раз к этому возрасту! Во-вторых, мир изменился, дети изменились! Столько прекрасной современной литературы детской отечественной и еще больше зарубежной. Программу и стандарты однозначно нужно пересматривать!
Юлия Селионова (Омск)
Для меня и моей семьи чтение очень важно! Сын привык, что читаем всегда, ежедневно, и не протестует, втянулся. В начальной школе выбор был еще куда ни шло, но потом… Зачем кучу произведений галопом изучать, если можно вдумчиво небольшой объем прочитать? И еще выбор произведений должен быть по возрасту, чтобы ребенок вообще понял его. Вот читала я в школе «На дне», а поняла его, когда в тридцать лет прочла еще раз. Не лучше ли приключения, фантастику да фэнтези хорошие включить в программу?
Виталий Пастухов (Оренбург)
Список по литературе на лето вогнал в депрессию. Сам, помню, всегда болел от русской классики. Как там все беспросветно. Сказал Машке: «Все, перерыв. Кончай эту тоску. Возьми почитай Гайдара». В программе нужно больше книг про «Бороться и искать, найти и не сдаваться».
Марина Шишова (Владимир)
Здравствуйте! Я, с вашего позволения, прокомментирую ситуацию глазами человека, который потом перехватывает эстафету преподавания литературы в университете. Причем немецкой, то есть произведения студенты читают новые, а я имею возможность оценивать их читательские навыки и умения. Начитанность бывает очень приличной, но менее пятидесяти процентов схватывают на лекциях отсылки к отечественной литературе (стараюсь работать в интерактивном формате, а не бубнить материал под запись). Но самое грустное, что подавляющее большинство ждет некой «правильной» интерпретации, которую потом надо рассказать на экзамене. Нет осознания права на собственные мысли и идеи. Если коротко — не воспитывается самостоятельное мышление.
Диана Джафарова (Новосибирск)
Я совсем недавно окончила школу. Очень люблю литературу. Но могу точно сказать, что подается она неправильно. Моим одноклассникам на литературе было плохо, потому что учеников буквально заставляли что-то читать. Говорили, что так надо. Но ребят ведь нужно заинтересовать. Я думаю, что уроки литературы были бы гораздо интереснее, если проводили бы какой-то интерактив (что-то вроде литературных вечеров), если бы мы писали сочинения не по шаблонам. Тогда бы всем больше нравилось читать классику и школьники бы так сильно не плевались от нее.
Татьяна Лойко (Калининград)
Мне кажется, что основная проблема сейчас в том, что уроков литературы в школе мало. Когда я оканчивала школу, их было пять в неделю. У моих детей — два. И зачем, спрашивается, надо было вводить предмет светской этики, если все вопросы этики есть в курсе русской литературы, но, в отличие от косноязычных учебников по этике, описаны ярко и талантливо? Я слышала, что в мире в среднем литературы в школах меньше, чем мы привыкли. Ну а у какого народа найдется такое количество писателей первой величины, как у нас? Значит, надо изучать их, не спеша и вдумчиво. А что касается списков для чтения на лето, так их выполнение обычно никто и не проверяет. Сын у меня летом в основном читал военную литературу — «Сын полка», «Повесть о настоящем человеке», «Александр Матросов» Журбы, «Иван» Богомолова, рассказы Кожедуба. Я обеими руками за такое чтение.
Игорь Общих (Улан-Удэ)
Уроки литературы в школе — важнейшая тема. Дети или научатся думать, соизмеряя мысли с моральными принципами, или все будет в соответствии с «целесообразностью».
Что родители хотят изменить в школе в целом и в уроках литературы в частности
1. Школе следует дать значительно больше возможностей управления в том, как формировать учебную программу, как формировать классы, дать чуть больше свободы директорам, уменьшить школу в размерах.
2. Школа должна быть маленькой, и в ней должна быть своя культура.
3. Дать школам возможность приглашать не только сертифицированных учителей.
4. Читать с детьми много больших текстов. Строить на их основе драматургические произведения. Учить ребенка вычитывать глубинные смыслы из больших текстов, недоступные тем, кто не читает.
5. Учителей надо учить. С учителями должны работать другие заинтересованные учителя. Проводить для них мастер-классы, курсы переквалификации.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl