Как вскарабкаться на вершину пищевой цепочки
Наши производители БПЛА пока не могут начать экспансию на мировой рынок развлекательных дронов. Сначала им нужно удержать лидерство в сегменте промышленных беспилотников и придумать новые способы их применения. И только после этого они будут готовы вступить в борьбу за потребительский сегмент
Едва ли не все исследовательские компании уверенно прогнозируют, что уже через пять лет объемы реализации гражданских беспилотных летательных аппаратов (БПЛА) во всем мире вырастут почти вдвое и впервые превысят продажи военных дронов. А емкость этого рынка вплотную приблизится к 20 млрд долларов. Но даже серьезные эксперты не могут внятно объяснить, за счет чего это произойдет. Между тем уже сейчас ясно, что доставка пиццы на мультикоптерах или посылок из книжного магазина не способна обеспечить взрывной рост этой индустрии. Так, может быть, мир переоценивает перспективы использования беспилотников в народном хозяйстве?
О том, как будет развиваться ситуация на этом рынке, в каких его сегментах Россия уже стала лидером и где нам еще только предстоит борьба за первое место, в эксклюзивном интервью «Эксперту» рассказал председатель правления ГК «Геоскан» Алексей Семенов.
— За счет чего все-таки будет расти рынок гражданских беспилотников?
— Бурный всплеск спроса, который мы наблюдали последние годы, связан прежде всего с индустрией развлечений: у нас на планете примерно миллиард человек, которые могут позволить себе такой аппарат. Многие мечтали испытать ощущения полета. Конечно, запустить летающую видеокамеру не то, что самому подняться в воздух, но в данном случае это и не надо — достаточно увидеть картинку своими глазами. То есть, грубо говоря, летаешь не ты сам, а твой мозг. Но сейчас этот хайп уже проходит. Сегмент энтертейнмента никуда не денется, но он, скорее всего, как-то трансформируется. Правда, пока не очень понятно, что еще там можно придумать помимо внедрения искусственного интеллекта. Например, могут появиться какие-то новые игры или любительские бои с участием дронов: парни выйдут на улицу не в футбол гонять, а сражаться на беспилотниках. Но в любом случае такого роста, как прежде, мы здесь уже не увидим: этот сегмент еще может вырасти в два раза за десять лет, но никак не на порядок. А вот применение БПЛА в промышленности, в геодезии, картографии, в сельском хозяйстве, в строительстве все время будет увеличиваться. Именно там наиболее вероятен взрывной рост.
Наконец, еще одно перспективное направление — образование. Там может появиться принципиально иная модель обучения детей и программированию, и «большим» наукам — математике и физике. И прежде всего через написание ими программ для БПЛА.
— Эти тенденции наверняка нашли отражение в планах развития «Геоскана»…
— Мы пока не видим возможностей на равных сражаться с мировыми лидерами на рынке беспилотников для развлечений. Этот сегмент уже поделен, там господствуют гиганты вроде китайской DJI, которая ежегодно продает БПЛА примерно на 1,4 миллиарда долларов. А мы чуть ли не на два порядка меньше. И чтобы составить ей конкуренцию, нам надо предложить примерно такие же цены, выйти на сопоставимые объемы продаж. И в этой ситуации у нас есть только один путь. Мы должны найти какой-то другой рынок, который еще не развит, где конкуренции пока нет. Им вполне может стать рынок дронов для сферы образования. Просто потому, что он только-только формируется. А значит, у нас есть реальная возможность стать здесь мировыми лидерами. И только после того, как это произойдет, можно будет говорить и про сегмент развлечений. Кстати, это соответствует логике НТИ, Национальной технологической инициативы, — идти на большие рынки, которые только формируются.
— А как процесс образования будет выглядеть на практике? Дети на уроках информатики займутся написанием программ для управления дронами?
— Не только о программировании идет речь — там можно придумать все, что угодно, вплоть до «тяжелой» математики или физики. Ведь на дроне установлено множество датчиков — гироскопы, акселерометры, магнитометры, ГНСС-приемники, и их показания надо комплексировать, и дроном надо управлять, и, если погружаться в понимание, как все это работает, то школьник незаметно для себя разберется со многими дисциплинами, далеко не только с программированием. Это интереснее, чем формула на доске, это вовлечение — основа обучения будущего.
— Кому вы будете продавать дроны для образования? И какова емкость этого рынка?
— Потенциальные потребители — это прежде всего школы. Но не только они. Есть кванториумы, движение WorldSkills, кружки робототехники. Государство вкладывает приличные деньги в повышение престижа инженерных профессий, в развитие профессионального образования, в тиражирование лучших практик в этой области. Предпринимается попытка уйти от модели «доска—мел» и прийти к чему-то принципиально иному — тому, чего еще нет. Мне сложно оценить потенциальную емкость рынка БПЛА для этой сферы, но думаю, что школам и кружкам в ближайшие четыре года понадобится не менее ста тысяч новых беспилотников общей стоимостью пять–десять миллиардов рублей.
— А в мире?
— Конкретно такой специализации в мире нет. Я не слышал, чтобы президент какой-нибудь страны лично поддерживал движение WorldSkills или чтобы в школы в обязательном порядке закупались дроны. И это дает России шанс стать лидером в этой области.
— На Западе нет подобных государственных проектов?
— Там есть проект STEM (Science, Technology, Engineering & Mathematics). Но все же мировой мейнстрим — это энтертейнмент. Именно на этом выросла DJI. А у нас беспилотники больше применяются в экономике. И здесь мы видим нераскрытый потенциал.
— Почему?
— Потому что Россия — большая страна. Нам больше, чем другим странам, надо собирать информацию о себе, чтобы принимать правильные управленческие решения. Наш рынок крупномасштабной геопространственной информации, который революционизируют БПЛА, уже сейчас можно оценить в полмиллиарда долларов. И он наверняка будет динамично развиваться, как, впрочем, и на Западе, где все это дело пока находится в зачаточном состоянии. Приведу конкретный пример. Недавно в Норвегии местная энергокомпания объявила тендер на обследование линий электропередачи. Там надо было пролететь всего-то порядка тысячи километров и составить 3D-модель ЛЭП. Но на этот тендер никто не вышел. Просто потому, что тысяча километров для них — это очень много, и компаний, которые могли бы это сделать, не нашлось. А мы, например, летаем десятки тысяч километров в год — и это норма. То есть на Западе в реальной экономике беспилотники применяются мало, значительно меньше, чем в России.
— Какую долю российского рынка занимает «Геоскан»?
— Наш конек — геодезическая аэрофотосъемка. Мы делаем точные цифровые копии или 3D-модели территорий, которые используются в кадастровом учете, при инвентаризации земель, создании проектов землеустройства, в строительстве. И здесь мы лидеры, как и в геологоразведке с применением БПЛА. А на рынке видеонаблюдения, например при мониторинге трубопроводов, мы практически не работаем. То есть наш главный продукт, на котором, собственно, и построена вся компания, — это софт для создания трехмерных моделей. Мы первыми в мире решили эту задачу — как из обычных фотографий автоматически реконструировать трехмерную модель объекта.
— И как вы это сделали?
— Смотрите, на столе стоит кружка. Вы видите ее трехмерной, но реально эта трехмерная картина воссоздается в вашем мозгу из двух изображений и сохраняется там до тех пор, пока вы на нее смотрите. Если вы закрыли глаза — она пропала. У нас происходит все то же самое, только информация никуда не пропадает — мы автоматически получаем документ, со всеми размерами и геодезической привязкой. То есть сначала мы создали необходимое программное обеспечение, а уже потом начали выпускать беспилотники, чтобы получать исходные снимки.
— А как вам удалось создать это программное обеспечение для автоматического конструирования трехмерных моделей? Эти компетенции появились же не на пустом месте — должна быть сильная школа программистов…
— Скорее математиков. Первую задачу, с которой все и началось, решили физики-теоретики и хорошие программисты с прекрасной математической подготовкой. Для них это был своего рода вызов — сделать то, что не мог сделать никто в мире. Они его приняли и выдали решение. Собственно, эти люди и создали нашу фирму. То есть мы специально никого не нанимали. И в этом, кстати, особенность всех технологических фирм — их невозможно создать только деньгами. Если копнуть любую такую компанию поглубже, то готов поспорить, что там всегда есть какое-то ядро, которое создано не деньгами, а талантом. Безусловно, дальше все это нужно правильно упаковать, представить и так далее. Поэтому мы всегда идем туда, где больше математики, — это именно тот свет, на который надо лететь. Через сто лет в нашем деле только математика и останется.
— Какова стратегия развития вашей компании?
— У нас в проработке сейчас две ключевые темы — геологоразведка и световые шоу на беспилотниках. Геологоразведка интересна тем, что для беспилотников надо делать специальное измерительное оборудование. То есть задача становится сложной в квадрате: нужно не только научиться правильно летать, но и создать весьма непростой физический сенсор. И мы его сделали. Это оптический квантовый магнитометр, который измеряет величину магнитного поля с очень высокой точностью. Ну а дальше по аномалиям этого поля можно делать выводы о том, что находится под землей.
— Искать полезные ископаемые?
— Не только их. Это могут быть различные археологические исследования или какие-то сугубо технические задачи — найти под землей трубу, которую оставили в шестидесятых годах при разработке нефтяного месторождения. Или, скажем, используя тот же магнитометр, посмотреть, прохудился этот трубопровод или нет. Но самое важное, конечно, геологоразведка. Например, недавно при помощи этого прибора мы провели доразведку Сутамской железорудной площади в Якутии и нашли там порядка трехсот миллионов тонн руды общей стоимостью под триллион рублей. Никаких других вариантов сделать это не было. Там такие условия, что люди просто не могли пройти — сплошные болота.
— А чем вас привлекают все эти шоу на БПЛА?
— Это несколько иной вызов. Шоу интересны тем, что здесь мы на практике можем воплотить наши разработки в области автоматического пилотирования БПЛА. Главный элемент беспилотника, или, если угодно, его мозг, — это автопилот. И мы очень много потратили времени и усилий для того, чтобы он получился надежным. А это критически важно именно в шоу, когда одновременно летают сотни дронов: если хотя бы один откажет, конструкция начнет рассыпаться. Недавно мы это продемонстрировали в Москве — подняли в воздух одновременно пятьсот БПЛА, что стало рекордом для Европы.
— Какие цели вы ставите перед компанией по выручке, по прибыли?
— Здесь нет каких-то четких показателей. Выручка и прибыль нам нужны для того, чтобы заниматься тем, что мы делаем, развивать новые проекты. Чтобы крепко стоять в России на ногах, компании необходимо иметь оборот хотя бы несколько миллиардов рублей. У нас, может быть, несколько наивная цель — мы хотим войти в число мировых лидеров по каждому направлению, где мы работаем. По нескольким направлениям это уже удалось — в программном обеспечении для аэрофотосъемки, в геологоразведке, в услугах аэрофотосъемки. Теперь надо удерживать эти позиции и подтягивать остальные.
— А какая выручка у «Геоскана» сейчас?
— Если говорить о группе компаний в целом, то порядка полутора миллиардов рублей. При этом мы ежегодно растем в среднем на двадцать-тридцать процентов. Это нормальный показатель для развивающегося рынка. Если он меньше, значит, происходит уже что-то не то.
— А какова у вас доля экспорта?
— Непосредственно по беспилотникам процентов пятнадцать, а по софту, наверное, девяносто восемь. В среднем получается чуть больше половины. При этом если БПЛА мы продаем примерно в полтора десятка стран, то программное обеспечение — в сто сорок государств.
— Но гораздо выгоднее продавать не сам продукт, а услугу…
— Да, выгоднее. У нас были хорошие контракты на магниторазведку в Лаосе, аэрофотосъемку в Сербии. Но услуги сложно продавать из России, потому что БПЛА — товар двойного назначения и перемещение их через границу затруднено. Разрешительные процедуры занимают порядка сорока пяти дней. И, как правило, покупатель услуги не готов так долго ждать. Ему надо все сделать как можно скорее. Поэтому мы не можем взять и сразу заняться кадастровыми работами где-нибудь в Зимбабве или Малайзии. Надо сначала открыть там представительство, доставить профессиональное оборудование, найти людей, которые готовы туда поехать, и так далее.
Если же речь идет просто о продаже БПЛА, то в этом случае покупатели намного более охотно проявляют терпение.
— Как в этих условиях можно увеличить экспорт? Какие новые продукты будете создавать?
— Победить можно только за счет качества. Недавно мы сделали принципиально новый продукт — коптер для геодезической аэрофотосъемки, который сейчас запускаем в серийное производство. Такие БПЛА, к сожалению, в мире уже есть, поэтому нам придется побороться. Но у нас есть для этого все шансы. Наш аппарат Gemini весом всего один килограмм восемьсот граммов за один пятидесятиминутный полет может отснять до двух тысяч кадастровых участков, тогда как у западных беспилотников такого класса производительность примерно на сорок процентов меньше, да и точность, по нашим данным, заметно хуже.
— У всех на слуху проект «Геоскана» по созданию геодезической 3D-модели типового региона, который был реализован в рамках НТИ. Известно, что ваши БПЛА провели в небе чуть ли не девятьсот дней. Но какова практическая польза от всех этих наблюдений?
— Это был самый крупный в мире проект, выполненный с помощью БПЛА. Мы обследовали почти миллион кадастровых участков. В основном выявляли самозахваты. Точные данные называть не стану, но если экстраполировать их на всю страну, то получится, что кадастровая стоимость самозахватов земель в целом по России превышает два триллиона рублей, стоимость неиспользуемых земель сельскохозяйственного назначения — полтриллиона, примерный объем недополученных налогов — порядка двух десятков миллиардов рублей.
— А как вся эта информация может использоваться? Просто для начисления налогов?
— Начнем с того, что в России примерно половина из семидесяти миллионов кадастровых участков не имеет геодезического описания границ — известна только их площадь. При таком раскладе мы не можем быстро спроектировать, например, новую автомобильную трассу, так как в половине случаев не знаем, кому принадлежит земля, не говоря уже о ее стоимости. Без инвентаризации земель вообще невозможно решить ни одну серьезную инфраструктурную задачу. Конечно, рано или поздно ее проведут — страна осознает себя пространственно. Но сопротивление инвентаризации будет неимоверное — этот процесс затрагивает интересы слишком многих людей, в подавляющем большинстве состоятельных.
— Как вообще будет тиражироваться эта модель?
— Мне это неизвестно. Наша дело — продемонстрировать технологию, что и было сделано. Но мы не можем поставить сами себе задачу инвентаризации всей страны. Вообще, кадастровый учет — это очень интересная задача, технически и организационно. Там есть два момента: фискальный и определение прав собственности. У нас права собственности определяются документом, в котором прописаны координаты границ, а не физическим межеванием местности, как например, в Западной Европе, где еще при Генрихе Четвертом в землю вбили кол и все знают, что он отделяет один участок от другого. И здесь у нас возникает масса разного рода проблем, в том числе связанных с системами координат, точностью определения координат, с используемыми техническими средствами и так далее.
— А в чем проблема?
— Если вы начнете погружаться в геодезию, которая и являет нам координаты на местности, то узнаете, что это весьма непростая наука. Для кадастрового учета в населенных пунктах надо определять координаты с абсолютной точностью до десяти сантиметров. И возникают вопросы. Как установить систему координат? Как измерить? И даже — о боги! — не меняются ли эти координаты со временем? Например, Крым движется к материковой России со скоростью примерно три миллиметра в год.
— И какой же выход из этой ситуации?
— Уверен, что в ближайшие несколько лет произойдет революция и в геодезии, и в картографии, и, возможно, в кадастре. В геодезии появится возможность определять координаты непосредственно с помощью спутниковой группировки с точностью примерно три сантиметра, без использования каких-то пунктов государственной геодезической сети. В картографии с помощью беспилотников будут создаваться точные «цифровые двойники» местности, в которых координаты можно будет определить в режиме онлайн, на геопортале. Таким образом, стоимость описания координат станет существенно ниже. Если в Московской области составление кадастрового плана стоит сейчас двадцать тысяч рублей, то через несколько лет стоимость снизится в разы, если не на порядок.
— Но если координаты участка можно точно установить со спутника, зачем тогда использовать БПЛА?
— Спутниковая группировка, например ГЛОНАСС, позволяет точно определить координаты физического объекта — геодезического приемника. Но создать точную цифровую копию местности спутник не может. Есть физические ограничения, так называемый дифракционный предел. Поскольку спутник находится на расстоянии четыреста километров от Земли, а максимальный диаметр объектива — порядка метра, вы никогда не сможете получить разрешение лучше двадцати пяти сантиметров. Для кадастра самых важных объектов, населенных пунктов и садоводств, этого недостаточно. Еще один важный момент не разрешение, а геодезическая точность проекции снимка, которая определяется ориентацией камеры спутника. На лучших космических аппаратах она составляет порядка пяти–десяти метров. А БПЛА летают на расстоянии не четыреста километров от Земли, а четыреста метров, и точность съемки и разрешение гораздо выше.
Вообще, беспилотники создают очень интересную ситуацию. У нас есть система ГЛОНАСС, в которую вложено много денег и которая эффективно работает. Но, к сожалению, наша страна не смогла раскрыть ее коммерческий потенциал на потребительском рынке — мы не делаем микросхем для смартфонов и навигаторов, а сами измерения координат на потребительском рынке бесплатны. Но у ГЛОНАСС есть еще один компонент. Эту систему можно использовать для определения координат в профессиональных задачах, в экономике, где требуется высокая точность. Эти измерения имеют немалую ценность. И вот здесь российские беспилотники становятся тем недостающим звеном, которое позволяет создать исключительно на отечественных технологиях коммерчески цельный продукт.
— И что это будет за продукт?
— Это ГЛОНАСС как средство определения координат, спутниковая группировка как средство получения покрытий низкого разрешения и беспилотники как средство получения геопространственных данных высокого разрешения. Мы отстаем в спутниковом дистанционном зондировании Земли по разрешению? Да и ладно — беспилотники дают значительно более качественный материал, чем зарубежные спутники. И мы можем делать это в любых объемах и больше всех в мире. Никто в мире не снимает беспилотниками целые регионы, не обрабатывает по десять миллионов фотографий в год. Это делают только в России. С этим пакетом технологий мы можем прийти в любую страну и сказать: «Ребята, у вас есть проблемы в картографии или кадастре? Мы решим их лучше всех!»
— А на Западе эта проблема еще не решена?
— Конечно, в таких странах, как Германия или Англия, всё уже давным-давно перемеряно — они занимаются этим века. Но, например, в Латинской Америке и в Азии ничего подобного нет. И наши переговоры, скажем, с Индией показывают, что спрос на эти услуги есть, и довольно большой.
— Какие проекты помимо кадастра представляют для вас интерес? Что нового вы будете делать?
— Очень интересна геологоразведка, потому что беспилотники предоставляют нам новые возможности, которых раньше в принципе не было. Речь идет о комплексной геологоразведке объектов разными физическими сенсорами — магнитометрическая, гамма-спектральная, беспилотная электроразведка и так далее. Мы освоили пока только один из сенсоров и сейчас занимаем второе место в мире по качеству измерительного прибора после канадцев. На третьем месте американцы. А больше никого и нет. При этом мы лидируем в мире в аэромагнитной съемке с помощью дронов. Сейчас будем двигаться дальше, создавать специальный беспилотник.
— Какой?
— Это будет комплекс из беспилотного самолета, сенсора и программного обеспечения для обработки полученных данных. На данный момент мы летаем с магнитометром на коптере, порядка двадцати километров за полет. А на самолете сможем летать под тысячу километров за полет. То есть мы хотим получить значительно больший экономический эффект, чем тот, который есть сейчас.
— А каковы перспективы использования БПЛА в сельском хозяйстве, в строительстве? Пока не видно, чтобы они там активно применялись…
— Это связано с нормативными ограничениями. Любые материалы съемки надо проводить через процедуру предварительного просмотра (в Минобороны России. — «Эксперт»), которая занимает несколько недель. А в сельском хозяйстве и строительстве это недопустимо. Если у вас намечены агрохимические работы, вам нужны свежие данные, а не те, которые получены несколько недель назад. Так же и в строительстве. Между тем хорошо известно, что только дифференциальное внесение удобрений дает порядка шестнадцати процентов прироста урожайности, без каких-либо других затрат. Так что когда будет найдено решение нормативных проблем, и в сельском хозяйстве, и в строительстве начнется стремительное внедрение дронов. А решение может быть очень простым: достаточно разрешить владельцам летать над своими участками.
— Как технологии искусственного интеллекта повлияют на рынок гражданских беспилотников?
— Уж повлияли. Например, наша программа создания 3Dмоделей из отдельных фотографий — это тоже своего рода искусственный интеллект, мы создаем 3D-модели так же, как и мозг человека. До тех пор пока такого программного средства не появилось, беспилотники в картографии не применялись, так как они летают низко, снимают часто, камеры на них ставятся несовершенные, так что специалисты-картографы просто не в состоянии были обработать огромное количество непривычного для них материала. А искусственный интеллект может справиться с любым объемом любого материала. И теперь беспилотники в картографии и в маркшейдерии стали стандартом.
Более того, сейчас искусственный интеллект нужен уже и для анализа информации. Только в России в сельском и лесном хозяйстве, в строительстве будет летать десятки тысяч дронов. Они будут собирать огромный объем данных, по которому можно делать какие-то корреляции, создавать платформенные решения и экспертные системы.
— Все знают, для чего искусственный интеллект применяется в военных БПЛА. Благодаря ему эти аппараты могут устанавливать между собой связь, автоматически распределять цели и синхронно их атаковать. А зачем он нужен гражданским беспилотникам для развлечений?
— Например, последний аппарат, который сделала DJI, оснащается уже несколькими парами стереокамер, которые смотрят в разные стороны, фиксируют окружающую обстановку, используются для уклонения от препятствий, удержания координат, точной посадки и так далее. Далее ИИ будет использоваться для навигации в незнакомой обстановке, для автоматического возврата.
— Но вы на этот рынок сейчас идти не хотите…
— Хотим, но пока не можем. Попасть в верхнюю точку пищевой цепочки мы можем только по спирали. Но не тем путем, который прошла DJI. Потому что там уже все съедено. Мы должны придумать новые рынки, вроде того же образования, закрепиться там и только после этого вступить в конкурентную борьбу за потребительский сегмент.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl