Идеи Иммануила Валлерстайна и их развитие

ЭкспертНаука

Иммануил Валлерстайн. Наброски к мир-системной биографии

Николай Проценко

Фонд «Дом наук о человеке» был основан Фернаном Броделем в Париже в 1963 году. Почти шесть десятилетий он остается одним из самых влиятельных в мире центров общественных наук. Иммануил Валлерстайн был здесь знаковой фигурой

Развитие идей великого американского социолога Иммануила Валлерстайна, ушедшего из жизни 31 августа, неразрывно связано с трансформациями системы глобального капитализма, которой были посвящены основные труды покойного ученого. За свою почти 90-летнюю жизнь Валлерстайн был свидетелем всемирного триумфа этой системы в годы послевоенного экономического бума, ее надлома в период кризиса 1970—1980-х и заката на стыке столетий, который, по мнению Валлерстайна, неотвратимо породит новую мир-систему еще при жизни поколения «миллениалов».

Список академических регалий Иммануила Валлерстайна достоин той репутации живого классика исторической макросоциологии, которую он стяжал много лет назад, несмотря на то что идеи Валлерстайна всегда резко расходились с респектабельным научным мейнстримом. Некогда самый молодой профессор социологии в Колумбийском университете (1958—1971), профессор Университета Макгилла в Канаде (1971—1976), основатель и руководитель Центра Фернана Броделя в американском Университете Бингемтона (1976—2005), почетный профессор Фонда «Дом наук о человеке» в Париже и старший научный сотрудник Йельского университета (с 2000 года до смерти) — лишь официальные вехи его научной карьеры. Корпус текстов Валлерстайна включает в себя почти три десятка монографий во главе с монументальной «Мир-системой Модерна» (при жизни автора вышло четыре тома из пяти, а то и шести задуманных), которая по масштабу замысла и охвату тематики сопоставима с такими знаменитыми трудами, как «Капитал» Карла Маркса и «Хозяйство и общество» Макса Вебера.

Иммануил Валлерстайн (1930–2019)

Однако широкой аудитории Валлерстайн известен прежде всего не как академический ученый — во всяком случае, в России его «Мир-система» была переведена и опубликована совсем недавно, гораздо позже, чем такие знаменитые сборники статей и выступлений, как «После либерализма» и «Конец знакомого мира», где Валлерстайн выступает, скорее, в роли блестящего политического публициста. «Моя интеллектуальная биография — это один долгий поиск адекватного объяснения современной реальности, с тем чтобы и я, и другие могли действовать на этой основе. Этот поиск был одновременно интеллектуальным и политическим, и я всегда ощущал, что оба эти аспекта нераздельны», — писал он в предисловии к сборнику своих работ, изданному в 2000 году. Хотя в те годы, когда Валлерстайн делал первые шаги в науке, ничего, кажется, не предвещало появления в американских академических стенах нового универсального интеллектуала всемирного — точнее, мир-системного — масштаба.

1953–1968. Модернизация в американской теории и африканской практике

Тема магистерской диссертации Валлерстайна, защищенной им в 1953 году после двухлетней службы в армии, была более чем актуальной: в самый разгар маккартизма 23-летний ученый рассмотрел этот мрачный эпизод в истории США как феномен американской политической культуры. Впоследствии Валлерстайн напишет, что эта работа способствовала его самоопределению в качестве политического социолога, однако параллельно он обдумывал совершенно другие направления исследований, связанные с миром за пределами Европы в широком смысле. Судьбоносным событием стало участие Валлерстайна в молодежном конгрессе в Дакаре — столице Сенегала, на тот момент французской колонии, жителям которой после Второй мировой, впрочем, было предоставлено гражданство метрополии. «Внезапно я ощутил себя посреди хаоса, который вскоре превратится в движения за независимость», — напишет потом Валлерстайн. Африке он посвятит ближайшие полтора десятилетия и три первые книги, которые пока не опубликованы на русском.

Именно в Африке у Валлерстайна сложилось понимание, что исключительно популярные в американском политическом и научном истеблишменте тех лет теории модернизации попросту не работают на практике. Хотя на бумаге все выглядело очень стройно, и Валлерстайн в предисловии к «Мир-системе» признается, что сам был увлечен девелопменталистскими схемами с их четкой последовательностью стадий социально-экономического развития.

«Я придерживался ошибочной идеи, что смогу лучше понять траектории развития “новых наций” ХХ века, изучив то, каким образом такие же “новые” нации XVI столетия стали “развитыми”, — писал Валлерстайн в предисловии к переиздании “Мир-системы” 2011 года. — Ошибочной эта идея была потому, что из нее следовало, будто все государства параллельно следовали независимыми курсами к некоему состоянию “развитости”… В то время книга Макса Вебера о протестантской этике получила расхожую интерпретацию, согласно которой наличие определенного рода ценностей есть необходимая предпосылка для того, что в послевоенный период стремились называть модернизацией, или (экономическим) развитием. Для ученых того времени было обычной практикой экзаменовать страну за страной на предмет существования (или появления) в ней таких ценностей. В результате было создано нечто вроде неформальной хронологической иерархии поступи прогресса. Какая страна была в ней первой? Какая шла вслед за ней? Какая могла бы оказаться следующей? А отсюда проистекал вопрос: что же в настоящее время должна сделать та или иная страна, для того чтобы стать следующей?»

Впрочем, еще Маркс в «Капитале» писал, что «страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего», как бы намекая, что его родная Германия должна поскорее пойти путем, который уже проделала Британия. А после Второй мировой войны разработка универсальных рецептов модернизации для «третьего» мира стала одним из важнейших направлений внешней политики как в «первом» мире (капиталистическом), так и во «втором» (социалистическом). Пример, который любит приводить ученик Валлерстайна профессор Нью-Йоркского университета Абу-Даби Георгий Дерлугьян: когда специалисты советского Госплана прибыли в получившую независимость Анголу, они обнаружили, что все планы на первую пятилетку за них уже сверстали португальские колонизаторы. Другое дело, что ни с той ни с другой стороны рецепты модернизации не сработали: после того как романтический порыв деколонизации схлынул, Африка погрузилась в пучину кровавых конфликтов. Попытка преодолеть отставание от «цивилизованного мира», пересадив на неподготовленную почву европейские ценности и институты, обернулась еще большим отставанием.

«Я благодарен моим африканским исследованиям за то, что они открыли мне глаза на острейшие политические проблемы современного мира», — напишет спустя много лет Валлерстайн. Взгляд на молодые африканские государства изнутри, а не из профессорского кабинета привел его к пониманию того, что самым главным событием ХХ века была борьба за освобождение от контроля Запада всего остального мира. Следовавшие из этого выводы принципиально отличались от идеологических догматов как «первого», так и «второго» мира. Вместо того чтобы рассматривать в качестве центрального конфликта современности борьбу между демократией и тоталитаризмом или между буржуазией и пролетариатом, Валлерстайн приходит к другим противопоставлениям, основанным на специфической пространственной структуре в масштабах всего мира. The West and The Rest (Запад и все остальные), Глобальный Север против Глобального Юга, центр против периферии — таковы важнейшие для мир-системного анализа оппозиции.

Параллельно над похожими проблемами размышляла группа экономистов, работавших в Латинской Америке — регионе, на первый взгляд радикально отличавшемся от Африки, ведь государства этого континента стали независимыми гораздо раньше. Однако и там попытки модернизационных скачков неизменно приводили к увеличению разрыва с Западной Европой и Северной Америки, одним из наиболее явных признаков которого было погружение латиноамериканских стран в пучину долгов: кредиты, бравшиеся на «прорывные проекты», лишь увеличивали зависимость от глобальных центров накопления капитала. «Развитие недоразвитости» — такое емкое определение этому феномену в своей одноименной статье 1966 года дал Андре Гундер Франк, один из главных представителей так называемой школы зависимости, одной из предтеч мир-системного анализа, в основе которой лежало противопоставление центра и периферии глобальной экономики.

Среди ученых, чьи взгляды оказали решающее воздействие на Валлерстайна, необходимо упомянуть великого французского историка Фернана Броделя с его знаменитой парадоксальной установкой «События — лишь пыль истории». Несмотря на постоянное внимание к текущей политической конъюнктуре (в последние годы жизни Валлерстайн регулярно публиковал комментарии по актуальным темам), броделевское «время большой длительности», «время мира» было тем континуумом, в котором развивалась мысль Валлерстайна. В его адрес нередко звучали упреки в том, что предмет исторической макросоциологии — тектонические изменения мировых структур, занимающие десятилетия и столетия, — нельзя протестировать, «потрогать руками», однако лучшим ответом на такую критику была точность многих макропрогнозов Валлерстайна.

1968–1974. Мировая революция и поиск новой парадигмы

События 1968 года — студенческие волнения во Франции и США, Пражскую весну и другие массовые выступления по всему миру — Валлерстайн всегда интерпретировал как всемирную революцию по аналогии с таким же синхронным всплеском восстаний в Европе в 1848 году. Но если та революция предшествовала триумфу капиталистической системы в глобальных масштабах, то 1968 год, по утверждению Валлерстайна, напротив, стал началом ее конца. Или же, используя терминологию другого известного представителя мир-системного лагеря итальянца Джованни Арриги, это был сигнальный кризис капитализма.

К 1968 году сам Валлерстайн был не только состоявшейся в академических кругах величиной, но и вполне перспективной политической фигурой. Еще в начале 1960-х он приглашался консультантом в администрацию президента Джона Кеннеди, а затем слухмейкеры даже называли его в числе кандидатов на должность госсекретаря США. Но однозначная позиция, которую занял Валлерстайн во время студенческих волнений, выступив против полицейского насилия, фактически закрыла ему вход в истеблишмент США.

На несколько лет Валлерстайн уехал в Канаду, где написал книгу, на первый взгляд имевшую очень мало общего с его прежними африканскими исследованиями. Ее темой было заявлено «капиталистическое сельское хозяйство и истоки европейского мира-экономики в XVI веке», а сама книга была озаглавлена The Modern World-System — переводить на русский это название можно как «Современная мир-система» или «Мир-система Модерна». Последний вариант, впрочем, представляется более точным, поскольку Валлерстайн имел в виду не только и не столько актуальную современность, сколько Модерн как историческую европоцентристскую парадигму глобального развития, возникшую где-то в конце XV века. Понятие «постмодерн» в тот момент еще не вошло в моду, но сегодня уж точно нет никаких сомнений, что старый добрый Модерн, который мы еще застали в ХХ веке, окончательно ушел в прошлое.

Обратиться к столь далеким временам Валлерстайна заставило изучение исторической динамики той структуры неравномерного развития, которую он обнаружил на африканском материале, а экономисты школы зависимости — на латиноамериканском. Увидев именно в «долгом шестнадцатом веке» истоки всемирной социальной системы, основанной на резком контрасте между центром и периферией, Валлерстайн полностью переосмыслил само понятие капитализма. Капитализм, утверждается в его главной книге, это не наемный труд и не фабричное промышленное производство — это именно глобальная система неравномерного развития, которая первоначально возникла в Европе, но к середине ХХ века вобрала в себя практически весь мир. То есть капитализм — это мир-система, в которой, в частности, могут сосуществовать разные типы труда: как наемный, так и принудительный. Скажем, крепостное право в России — типичный пример принудительного труда на мировой рынок, а вовсе не некий «пережиток феодализма».

Более того, настаивал Валлерстайн, возникновение капитализма в сельском хозяйстве на рубеже XV–XVI веков было столь же значимым водоразделом человеческой истории, как неолитическая революция, случившаяся примерно десять тысяч лет назад, — в промежутке же между этими событиями никаких эпохальных изменений, в сущности, не было. Иными словами, вся девелопменталистская доктрина с ее стадиями развития (в наиболее привычной для нас версии: первобытнообщинный строй — рабовладение — феодализм — капитализм) отвергалась как таковая. Это, конечно же, незамедлительно закрепило за Валлерстайном репутацию еретика, покусившегося на такие некогда незыблемые догматы, как понятие «способа производства». «Если послевоенные веберианцы думали, что я был слишком марксистом, то “ортодоксальные” марксисты меня марксистом не считали вовсе — напротив, я был для них “неосмитианцем”», — иронизировал потом Валлерстайн.

Для того, кто впервые берет в руки «Мир-систему», эта книга может показаться нереальной для прочтения — она буквально кишит сносками и длинными цитатами из других авторов, которые уводят внимание от основной линии аргументации. Что ж, в таком случае прочтите сначала собственно текст Валлерстайна — он сравнительно небольшой, а потом уже приступайте к сноскам, которые вносят множество дополнительных акцентов в позицию автора и демонстрируют его невероятный интеллектуальный кругозор. Безусловно, Валлерстайн шел на риск, придавая своему magnum opus столь неподъемный вид, однако это не остановило научного редактора издательства Academic Press Чарльза Тилли (в скором будущем — еще одного признанного при жизни классиком макросоциолога), который опубликовал «Мир-систему» в 1974 году. Результат превзошел все ожидания Валлерстайна: когда год спустя его книга получила премию имени Питирима Сорокина от Американской социологической ассоциации, он даже не присутствовал на церемонии награждения.

Из предисловия к первому изданию «Мир-системы» становится очевидным, что Валлерстайн задумал по сути коперниканский переворот в социальных науках. Отказ от лишних элементов (от того же понятия «феодализм» с дальнейшим «переходом к капитализму») и рассмотрение всемирной истории последних столетий в рамках единой мир-системы он недвусмысленно сравнивает с отказом Николая Коперника от птолемеевских эпициклов, позволившим создать гелиоцентрическую систему мира.

Изобрел ли Валлерстайн очередную «теорию всего»? Рассуждения самого Валлерстайна по этому поводу хорошо встраиваются в гносеологическую дискуссию вокруг понятия «постмодернизм», один из главных теоретиков которого Жан-Франсуа Лиотар утверждал, что принципиальным для постмодернистского типа мышления является недоверие к «большим рассказам», или «метанарративам». На первый взгляд Валлерстайн вновь идет против течения, предлагая именно новую всеобъемлющую теорию общества. Однако автор «Мир-системы» настаивает, что его подход не является ни теорией, ни некоей новой парадигмой социальных наук, а лишь «призывом к спору о парадигме». И надо сказать, что этот призыв незамедлительно нашел отклик: сегодня мир-системные исследования — признанное и вполне институционализированное направление социальных дисциплин. Во всяком случае, время их «больших критиков», о которых Валлерстайн со своим фирменным чувством юмора пишет в предисловии к последнему прижизненному изданию «Мир-системы», точно прошло.

В то же время сложно говорить о какой-то «школе Валлерстайна» — он категорически не собирался приватизировать мир-системный анализ, немалый вклад в развитие которого внесли ученые, не являвшиеся его прямыми учениками, но по собственной инициативе присоединявшиеся к этому направлению исследований. Например, Джованни Арриги, автор книги «Долгий двадцатый век», где наиболее детально изложена теория циклов гегемонии, познакомился с Валлерстайном в Африке, а работу в его Центре Фернана Броделя начал уже в очень зрелом возрасте. Был у мир-системного анализа и свой «начальник штаба» — менее известный широкой публике студенческий друг и соратник Валлерстайна Теренс Хопкинс, фактический основатель Центра им. Фернана Броделя в Бингемтоне. Недаром Хопкинсу посвящен первый том «Мир-системы». С Андре Гундером Франком, который считал, что история современной мир-системы насчитывает не пятьсот, а пять тысяч лет, у Валлерстайна были сложные интеллектуальные отношения, но и его имя нельзя исключить из числа основателей мир-системного анализа. Все эти ученые, к сожалению, уже ушли из жизни, однако им наследовало новое поколение мир-системных историков и социологов: Дженет Абу-Лагод, Кристофер Чейз-Данн, Виктор Либерман и, конечно же, наш соотечественник Георгий Дерлугьян, благодаря которому Валлерстайн много раз с удовольствием приезжал в Россию, Украину, Армению. Масштаб их исследовательских интересов предельно широк — от «странных параллелей», которые обнаружил Либерман в исторических траекториях стран Юго-Восточной Азии, с одной стороны, и таких стран, как Россия, Япония и Франция, — с другой до макроисторической динамики постсоветского пространства, которой давно занимается Дерлугьян.

1975–2011. От мира-экономики к геополитике и геокультуре

Одна из главных претензий, выдвинутых к «Мир-системе» ее первыми читателями, заключалась в том, что книга вышла слишком уж экономикоцентричной. Что, впрочем, было неудивительно, учитывая ее главную тему — ту структуру, которую Валлерстайн назвал европейским миром-экономикой, противопоставив его мирам-империям, то есть политическим единствам, основанным на территориальном доминировании и контроле. Типичный пример из «долгого шестнадцатого века» — Священная Римская империя Карла V Габсбурга, который собрал в своих руках большую часть Европы, но не смог удержать эту махину под грузом нараставших финансовых проблем и военно-коммерческого сопротивления англо-голландских протестантов и их шведских союзников. Однако история склонна к жестокому повторению своих уроков. Попытки Наполеона и Гитлера завоевать себе общеевропейскую империю рухнули в противостоянии английскому и американскому индустриальному капитализму, оба раза выступавшему в союзе с царской Россией и СССР.

Почему эти поползновения неизменно терпели фиаско? Ответ Валлерстайна звучит так: главным изобретением капитализма, возникшим еще в эпоху Крестовых походов, был контроль над пространством косвенными, прежде всего экономическими методами. Скажем, венецианцам для господства в Средиземноморье не требовалось больших территориальных приобретений, достаточно было распоряжаться финансами и владеть ключевыми торговыми пунктами. Ту же стратегию взяла на вооружение маленькая Голландская республика, одержавшая победу над Испанией с ее громадной колониальной империей и на некоторое время добившаяся позиции гегемона в капитализме XVII века. Этот конфликт капитализма и территориализма как двух стратегий власти в дальнейшем разрабатывался такими авторами, как уже упомянутые Арриги и Тилли, и сейчас, по большому счету, является общепринятой концепцией.

Однако исходный замысел «Мир-системы» был гораздо шире, чем переосмысление собственно экономики капитализма. При изучении социальных систем, писал Валлерстайн в предисловии к первому изданию, «классические границы разделения дисциплин в общих рамках науки о социуме бессмысленны. Антропология, экономика, политология, социология, в конечном счете история — все это разделение, основанное на определенной (а именно либеральной) концепции государства… Поэтому при изучении социальных систем я призываю не к междисциплинарному, а к цельному унидисциплинарному подходу».

Этот призыв был полноценно воплощен в последующих трех томах «Мир-системы», которые были выпущены соответственно в 1980, 1989 и 2011 годах. В них среди прочих институциональных структур капиталистического мира-экономики подробное рассмотрение получают и межгосударственная система с ее циклами гегемонии, и идейная геокультура. Особенно показателен в этом отношении четвертый том «Мир-системы» с подзаголовком «Триумф центристского либерализма», где на первый план выходит формирование единой идеологии, на которую опиралась капиталистическая экспансия в XIX–XX столетиях. Возможно, уже скоро мы узнаем и о содержании пятого тома, над которым Валлерстайн работал в последние годы жизни.

Подробное описание циклов глобальной гегемонии — голландского, британского, американского (а Джованни Арриги добавляет еще и более ранний генуэзский в XVI веке) — можно считать полноценным научным открытием мир-системного анализа. Гегемония понимается при этом предельно широко — она проявляется не только в экономике, но и в политике и культуре: таким образом, речь идет о доминировании в сфере накопления капитала в самом общем смысле, что сближает Валлерстайна с таким не менее выдающимся социологом, как Пьер Бурдьё. Динамика гегемонии строго циклична: она возникает в производственной сфере, затем утверждается в торговле, а окончательно закрепляется в финансах и идеологии (тот самый символический капитал, о котором столько писал Бурдьё). Сферы финансов и господствующих идей эпохи составляют важнейшие резервы гегемонии. Как Британия после утраты своей индустрии, флота и колониальной империи могла долго сохранять влиятельность за счет «фамильного серебра» — мировых позиций лондонского Сити и «джентльменской» культуры элит, так и США сегодня продолжают пользоваться привилегиями эмитента доллара как мировой резервной валюты, так и всего связанного с этим культурно-идеологического комплекса, включая высшее образование, бизнес- и масс-культуру.

Важнейшим повторяющимся элементом смены циклов гегемонии являются тридцатилетние войны. Первая из них (1618–1648) вошла в историю непосредственно под этим именем, вторая пришлась на эпоху Великой французской революции и Наполеона (1789–1815), третья включает в себя две мировые войны ХХ века (1914–1945). Логично предположить, что завершение американской гегемонии, о котором сигнализировала «всемирная революция» 1968 года, тоже должно привести к мировой войне и появлению глобального гегемона, однако прежде нужно еще ответить на главный вопрос: есть ли будущее у самого капитализма?

1991–?. Конец знакомого мира

«Кризис, в который погружается мир, продлится еще довольно долго и окажется весьма глубоким», — прогнозировал Валлерстайн в своей статье, опубликованной в «Эксперте» ровно десять лет назад в преддверии международной конференции «Возвращение политэкономии», где он был главным спикером (см. «Динамика глобального кризиса: тридцать лет спустя», № 35 за 2009 год). К этим предсказаниям Валлерстайна стоит относиться предельно внимательно, ведь он видел все симптомы будущего кризиса и в начале 1990-х годов, в тот момент, когда казалось, что после распада СССР либеральный капитализм триумфально и безальтернативно шествует по всему свету. Именно в этот момент появилась знаменитая книга Валлерстайна «После либерализма» — первая его опубликованная работа на русском языке.

Кризис, писал Валлерстайн в своей статье 2009 года, «разрушит последнюю жалкую опору относительной экономической стабильности — роль американского доллара как резервной валюты, гарантирующей сохранность сбережений. И когда это случится, главной проблемой всех властей мира — от США до Китая, от Франции до России и Бразилии, не говоря уже о более мелких странах, — станет необходимость уберечься от недовольства оказавшихся без работы трудящихся и средних слоев, которые лишатся своих накоплений и пенсий. Чтобы пригасить народный гнев, власти обращаются к печатанию денег и к протекционизму, которые играют роль первой линии обороны. Подобные меры могут отсрочить те угрозы, которых опасаются власти, и ненадолго облегчить участь простых людей. Но в конечном счете они, скорее всего, лишь усугубят положение. Система заходит в тупик, из которого миру будет очень трудно выбраться. Этот тупик находит выражение в виде все более и более диких колебаний, которые практически обессмыслят какие-либо краткосрочные прогнозы — как экономические, так и политические. А это, в свою очередь, лишь обострит всеобщие страхи и отчуждение простого народа».

События последних лет показывают, что Валлерстайн был прав. Уровень неравенства в мире постоянно растет, противоречия капитализма обостряются без видимых выходов, а новый претендент на глобальную гегемонию — Китай — уже ввязался в войну с уходящим гегемоном — США. Пока, правда, только торговую, но масштаб локальных конфликтов по всему земному шару не оставляет сомнений в том, что очередная тридцатилетняя война — в самом разгаре.

Но сформирована ли альтернатива тому, по определению Валлерстайна, «духу Давоса», который на глазах стремится к чему-то вроде цифрового гиперкапитализма, слишком уж напоминающего антиутопии ХХ века? Десять лет назад Валлерстайн делал акцент на необходимости укрепления «духа Порту-Алегри» — по названию бразильского города, где в 2001 году прошел первый Всемирный социальный форум, заявлявший о себе как о противовесе форуму миллиардеров в Давосе. То были еще вполне романтические времена антиглобализма — далекий отзвук всемирной революции 1968 года, который определенно резонировал с политическими симпатиями Валлерстайна, неизменно остававшимися на стороне The Rest, не-Запада. Отсюда, собственно, и его интерес к России, которую он определял как полупериферию — ту зону мир-системы, где, помимо всего прочего, сломались амбиции не одного западного претендента на гегемонию.

Сегодня, увы, приходится констатировать, что всего лишь «духа Порту-Алегри» для достижения того лучшего будущего, где справедливость и равенство окажутся не пустым звуком, категорически недостаточно. Без организационных ресурсов, о которых куда более подробно пишет в своей монументальной книге «Источники социальной власти» еще один великий макросоциолог, Майкл Манн, этот дух мало на что способен, а ресурсы эти все больше концентрируются на стороне капитала. Незадолго до смерти Валлерстайн написал, что по-прежнему оценивает шансы на выбор между двумя альтернативами как 50 на 50, но этот прогноз, пожалуй, уже чрезмерно оптимистичен.

Однако стоит обратить внимание на другой прогноз Валлерстайна, который он представил в своей статье о Ленине, опубликованной в «Эксперте» в конце 2010 года (см. «Ленин и ленинизм сегодня и послезавтра», № 1 за 2011 год). «С течением времени в России весьма вероятна политическая реабилитация Ленина. Где-то к 2050 году он вполне может стать главным национальным героем», — утверждал социолог, и в этом «где-то», конечно же, прочитывается не только знаменитая валлерстайновская ирония.

Суть этого парадоксального прогноза заключается в том, что лишь спустя почти полтора столетия Россия наконец найдет компромисс по поводу революции 1917 года — примерно столько же потребовалось французам, чтобы прийти к национальному согласию по поводу собственной революции. «Французская революция кончилась» — написал лишь за несколько лет до 200-летия со дня взятия Бастилии историк-«ревизионист» Франсуа Фюре, обратившийся к Алексису де Токвилю, который первым подчеркнул преемственность между Старым порядком и Революцией.

Из той же логики исходит и Валлерстайн, обращаясь к фигуре основателя Советского государства: «Ленин будет представляться великим национальным деятелем и патриотом, который спас Россию от полного распада, вызванного хронической некомпетентностью старого режима по всем направлениям — военной, социальной, политической некомпетентностью… Реформы Витте и Ленина, напишут будущие историки, положили начало российской индустриализации и тем самым послужили отправной точкой как серьезного подъема обороноспособности и науки, так и роста ВВП на душу населения… В Ленине увидят решительного и дальновидного политического лидера».

Для России небольшой текст о Ленине, бесспорно, можно считать политическим завещанием Валлерстайна, сегодня, в условиях безвыходной стагнации экономики, на глазах обретающим злободневность. Вопрос лишь в том, способны ли восторжествовавшие постмодернистская реальность и гиперкапитализм так повернуть нашу историю.

Памяти Иммануила Валлерстайна

Тридцать первого августа умер Иммануил Валлерстайн. Его работа и личность тесно связаны с Фондом «Дом наук о человеке» и Высшей школой социальных наук, в которой он в течение многих лет был заместителем руководителя по исследовательской части. Он стал знаковой фигурой в доме номер 54 по бульвару Распай в Париже, где расположены обе эти организации. Был директором Центра изучения экономики, исторических систем и цивилизаций имени Фернана Броделя при Бингемтонском университете.

В моей научной жизни было несколько Валлерстайнов. Его имя часто упоминали мои научные руководители — Шарль Беттельхейм, поддерживавший с ним теплые отношения во время своих визитов в Париж, и Мишель Альетта, который, не зная его лично, неизменно цитировал его труды. Я прочитал «Мир-систему модерна», а затем и «Исторический капитализм». По окончании работы над второй диссертацией я неплохо знал сочинения Валлерстайна, но как человек он оставался мне неизвестен.

Мне выпала возможность встретиться с Валлерстайном по инициативе Клеменса Хеллера, одного из создателей Дома наук о человеке, руководителем которого он стал после смерти Фернана Броделя в 1985 году. По поручению Хеллера в 1988 году я приехал в СССР, чтобы в течение двух месяцев работать над собственными исследованиями и налаживать контакты между советскими и французскими экономистами. Когда я вернулся, Хеллер предложил мне выступить с докладом и пригласил на эту встречу Валлерстайна. В глазах молодого экономиста, каким был я в то время, Валлерстайн представлял влияние французских историков, в частности Броделя, в Соединенных Штатах. Естественно, в ходе работы я много читал Броделя и Валлерстайна, но на меня больше повлиял великий Александр Гершенкрон, писавший о России и СССР. Первая встреча с Валлерстайном была не менее запоминающейся. Вопросы, которые он мне задал, помогли понять, что историю СССР и России необходимо помещать в контекст истории капитализма. В начале 1989 года Клеменс Хеллер выделил мне кабинет в Научном секретариате фонда «Дом наук о человеке», и я стал время от времени встречаться с Иммануилом Валлерстайном в кафетерии и коридорах Дома.

В июне 1990 года меня избрали в Высшую школу социальных наук. Валлерстайн и многие его коллеги, в частности историки, осторожно, но эффективно продвигали меня вперед, объединившись вокруг научного журнала «Анналы». Я стал регулярно выступать на семинарах по историческим и теоретическим проблемам развития советской экономики. Вопросы, которые задавал мне Валлерстайн на своих семинарах и на семинарах Мориса Аймара, который сменил Клеменса Хеллера в 1992 году, позволили мне углубить исследования. Видное место в моих беседах с Иммануилом Валлерстайном в то время занимал вопрос о изменяющихся формах, исторически принимаемых капитализмом, и их интеграции в постоянно меняющуюся мировую экономику. Хотя Валлерстайн по-прежнему немного пугал меня как личность, постепенно мы стали коллегами.

Четвертый период начался в середине 1990-х годов. В те дни Иммануил Валлерстайн регулярно заглядывал ко мне в кабинет, находящийся по соседству с его владениями, и спрашивал: «Так что там, в России?» Мы долго беседовали на смеси французского (которым он прекрасно владел) и английского языков, и эти разговоры открыли мне его страсть к изучению общественных движений. Его интерес к развитию экономических структур в долгосрочной перспективе не должен затмевать его ненасытное любопытство к конфликтам, восстаниям — словом, к общественной жизни. Тогда я обнаружил, что за великим ученым, которым он был, ни на минуту не изменяя научной строгости, скрывается щедрый, страстный человек, настоящий апологет социального прогресса. Во время августовского кризиса 1998 года в России он находился в США. Каждый день около двух часов он писал мне по электронной почте: «Жак, что происходит в России, где мы?»

Он с большим интересом следил за восстановлением России в 2000-е годы. Он также призывал меня уделять больше внимания вопросам глобализации — и в этом как всегда был прав. В моей книге «Деглобализация», вышедшей в 2011 году, нашли отражение вопросы Валлерстайна и последовавшие за ними дискуссии. Он приезжал в Париж уже не так часто, но все же каждый год. Когда фонд «Дом наук о человеке» и Высшая школа социальных наук переехали в Берси, в новом здании он занял кабинет со стеклянными стенами, который прозвали «аквариумом». У всех на глазах Валлерстайн непрерывно перебирал бумаги и лихорадочно печатал статьи на компьютере. Сохраняя исключительную остроту ума, он постепенно терял силы.

Когда Дом наук о человеке снова переехал на бульвар Распай, нам выделили те же кабинеты. К сожалению, вернуться в Париж Валлерстайну было не суждено. Но память о нем останется с нами.

Жак Сапир, профессор экономики Высшей школы социальных наук (Париж), доцент МГУ имени М. В. Ломоносова, иностранный член РАН.
Перевел с английского Заур Мамедьяров

Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Дикая ягода в цене Дикая ягода в цене

«Альфа-групп» приобрела контрольный пакет ГК «Русбиоальянс»

Эксперт
Петрушки разных широт Петрушки разных широт

Как Петрушка принимал иностранных гостей

Огонёк
За свежим соком — в морозилку За свежим соком — в морозилку

В Москве открылись первые магазины свежезамороженной продукции «Фреш Фрост»

Эксперт
Теперь пришли за зерном Теперь пришли за зерном

К чему приведет появление государственного монополиста на рынке экспорта зерна

Эксперт
Сети знаний Сети знаний

Онлайн-образование — быстро развивающийся бизнес

Forbes
Когда я ем, я глух и нем: как музыка влияет на наш аппетит и решения о покупках Когда я ем, я глух и нем: как музыка влияет на наш аппетит и решения о покупках

Как музыка в ресторанах и магазинах влияет на то, что и когда мы покупаем?

Psychologies
Время назад! Время назад!

Почему с возрастом ход времени будто ускоряется

Здоровье
Инклюзия и разнообразие: как предрассудки мешают компаниям добиваться успеха на современном рынке Инклюзия и разнообразие: как предрассудки мешают компаниям добиваться успеха на современном рынке

Что объединяет Google, Facebook, Twitter, Pinterest, Uber и, например, IKEA?

Forbes
Интриги Единого дня голосования Интриги Единого дня голосования

Ждать ли вторых туров на губернаторских выборах и отмены прямого голосования

Эксперт
Знаменитый телеведущий Александр Мясников упрашивал больную жену сделать аборт Знаменитый телеведущий Александр Мясников упрашивал больную жену сделать аборт

66-летний Александр Мясников сделал откровенное признание о своей личной жизни

Cosmopolitan
Заряди батарейку! Эффект сохранения энергии Заряди батарейку! Эффект сохранения энергии

Городской житель к концу рабочей недели часто чувствует себя как выжатый лимон

Playboy
Грета Тунберг и 11 других детей, которые изменили мир Грета Тунберг и 11 других детей, которые изменили мир

В возрасте всего лишь 16 лет Грета Тунберг из Швеции уже вдохновила миллионы

Популярная механика
Открытая книга Открытая книга

Побывав в Доминиканской республике, осознаешь всю силу магического реализма

Вокруг света
Взрывоопасная ситуация: властям не удалось погасить протестную волну Взрывоопасная ситуация: властям не удалось погасить протестную волну

Согласованный митинг «Отпускай» в воскресенье собрал более 20 000 человек

Forbes
5 шагов от страха к свободе 5 шагов от страха к свободе

Сильный страх перед непредсказуемостью жизни ограничивает многих из нас

Psychologies
Борис Брейча: «Через мою музыку можно понять, что творится в моей душе» Борис Брейча: «Через мою музыку можно понять, что творится в моей душе»

Мы поговорили с Борисом Брейча о его любви к борщу, музыке и планах на будущее

GQ
Стоит ли Netflix волноваться из-за стримингового сервиса Apple? Стоит ли Netflix волноваться из-за стримингового сервиса Apple?

Даже у такого гиганта как Netflix появился серьезный конкурент

GQ
Бедная Настя Бедная Настя

Как Анастасия Заворотнюк борется со смертельной болезнью

StarHit
Россию накрыла волна поддельных номеров. Чем это грозит? Россию накрыла волна поддельных номеров. Чем это грозит?

На автомобилей-двойников из разных регионов жалуются водители

РБК
Штрафы с телефонов: в ГИБДД выступили против Штрафы с телефонов: в ГИБДД выступили против

В ГИБДД не признали фотографии, выполненные при помощи мобильных устройств

РБК
Как бой Хабиба Нурмагомедова и Дастина Пуарье выглядел в реальности Как бой Хабиба Нурмагомедова и Дастина Пуарье выглядел в реальности

Шеф-редактор GQ своими глазами увидел главное спортивное событие осени 2019

GQ
Богатый выбор: как кандидат в президенты США заработала состояние в $12 млн Богатый выбор: как кандидат в президенты США заработала состояние в $12 млн

Выдвиженец от Демократической партии Элизабет Уоррен считает себя капиталистом

Forbes
От a-ha до Shortparis: 8 главных концертов осени От a-ha до Shortparis: 8 главных концертов осени

В ближайшие три месяца у нас немало возможностей встретиться со старыми друзьями

РБК
Спину ровнее: как держать осанку и не сутулиться Спину ровнее: как держать осанку и не сутулиться

Красивая осанка – признак здоровья!

Cosmopolitan
Экономист Сергей Гуриев поддержал «Умное голосование» Навального Экономист Сергей Гуриев поддержал «Умное голосование» Навального

Проект показывает, за кого можно проголосовать на региональных выборах

Forbes
Кто рано встает: «жаворонки» начинают и выигрывают Кто рано встает: «жаворонки» начинают и выигрывают

Что вы за птица — «жаворонок», «сова» или, может быть, «голубь»

Psychologies
«Труп невесты» или «Мальвина» — 10 самых странных образов Билли Айлиш «Труп невесты» или «Мальвина» — 10 самых странных образов Билли Айлиш

Посмотрим на самые экстремальные образы кумира молодежи

Cosmopolitan
Заносчивый характер Заносчивый характер

Как автодорожное хулиганство превратилось в весьма успешный вид спорта

Forbes
Станьте хозяином своей жизни — установите личные границы Станьте хозяином своей жизни — установите личные границы

О важности установления границ сказано немало, но что это значит на практике

Psychologies
Адам Франк: «Что может быть важнее вопроса о жизни в других мирах?» Адам Франк: «Что может быть важнее вопроса о жизни в других мирах?»

Астробиология сегодня стала флагманом в поисках признаков жизни в далеких мирах

Naked Science
Открыть в приложении