Что с живописью?
Стоит ли ее воспринимать как архаичную форму художественного высказывания?
Живопись переживает один из самых странных периодов в своей истории. Она по-прежнему воспринимается как нечто само собой разумеющееся, но ее развитие словно замерло в первой половине XX века, едва ли не после того, как Кандинский и Малевич убедили всех в том, что необязательно изображать на полотнах реальный мир. На картины старых мастеров, выбирающие, кому нравиться, а кому нет, по-прежнему устремлены восхищенные взгляды. Ряды художников, возведенных временем на пьедестал, за несколько столетий так уплотнились, что их последователям втиснуться туда, чтобы получить свою порцию посмертной славы, все сложнее и сложнее. Ни одно из художественных открытий, совершенных во второй половине XX века, так и не перевернуло мир изобразительного искусства. Ему, как старому дереву, вместо того чтобы создать еще один мощный побег, хватает сил только выпустить множество маленьких зеленых ростков, едва пробивающихся сквозь почти окаменевшую кору.
Алексей Морозов, художник и художественный руководитель Московского академического художественного училища, поясняет, что ключевым компонентом в технике живописи является связующее, на котором растирается пигмент — красящий порошок, получаемый из минералов, окислов металлов и веществ органического происхождения: «Собственно краска — это смесь пигмента и различного рода связующих. Для темперы, например, в качестве такового используется эмульсия на основе яичного желтка, а для акварели — гуммиарабик. По преданию, именно братья Ван Эйк первыми (хотя многие эксперты это опровергают) стали растирать краски на высыхающих маслах. Своей кульминации эта техника достигла в семнадцатом веке в Болонской школе живописи, самыми яркими представителями которой были братья Карраччи (основатели классической академии в Болонье), Гвидо Рени, Гверчино. Болонская академия впоследствии стала образцом для большинства европейских академий, в том числе для Петербургской. Техника академической живописи в три-четыре этапа (тушевка, подмалевок, живопись, лессировка) оставалась доминирующей во всей Европе и колониях вплоть до импрессионистов. На сегодняшний день системное обучение такому живописному методу сохранилось, пожалуй, только в наших академически институтах и училищах и только в силу исторических и социальных потрясений, в результате которых Россия свернула с колеи современной истории на свой (запасной) путь».
Россия стала одним из мировых центров обучения традиционной живописи, но ей не удалось стать центром ее продаж. Арт-рынок по-прежнему пребывает в плачевном состоянии. Тем не менее и здесь для современного искусства продажа не является сделкой в общепринятом смысле слова — это, скорее, еще одна манифестация в его поддержку. Петр Баранов, куратор и искусствовед, утверждает, что классическое искусство, в отличие от современного, будет жить всегда: «Современное искусство в цене, пока художник жив. Как только он умирает, оно сильно падает в цене. Другое дело Дмитрий Жилинский — представитель классического направления в живописи, который очень долгие годы был недооценен и его работы почти не продавались за хорошие деньги. Сейчас купить их непросто даже за 100–150 тысяч долларов. А дальше они будут стоить еще дороже. Это очень хороший показатель для всего рынка. Если мы посмотрим на работы придерживающихся академического, традиционного или классического стиля художников, продающиеся на рынке Китая, то они стоят там в десятки раз дороже, чем в России».
Современное искусство, вместо того чтобы всматриваться в реальность, дополняет ее инсталляциями либо дематериализует ее, совершая художественное высказывание в жанре хеппенинга или перформанса. Сам термин «современное искусство», означающий совокупность художественных практик, сложившихся во второй половине XX века, разграничивает их с теми, что складывались на протяжении всех предыдущих столетий. После поражения в негласной терминологической войне художники, обращающиеся к станковой живописи, перестали в общественном сознании существовать в настоящем времени — они все время словно воспроизводят то, что было сделано до них, всегда оставаясь в тени тех, кто успел прославиться до совершенной Малевичем и Кандинским абстракционисткой революции. Но при этом не теряют своих позиций на арт-рынке. На аукционах по-прежнему в топе продаж произведения станковой живописи, в том числе ныне живущих художников.
Виктор Уваров, доктор искусствоведения, обращает внимание на то, что в искусстве всегда существовали и продолжают существовать параллельные течения: «Под современным искусством, art contemporain, мы понимаем ассамбляжи, перформансы, хеппенинги, энвайронменты (одна из форм современного искусства, предполагающая вовлечение зрителя в арт-пространство. — “Эксперт”); они были найдены в шестидесятые годы и имеют своих гениев, своих адептов и свою публику. У каждого искусства есть собственная специфика, в живописи это цвет: если его нет, то, как ни старайся, никакая тема не спасет. Это может быть натюрморт, небольшой по размеру, но при этом производящий неизгладимое впечатление. В большинстве случаев объекты art contemporain способны существовать только в музейном пространстве. Если в интерьер еще можно поместить инсталляцию, то энвайронмент в ней уже недопустим, как и объекты арте повера, которые могут состоять из грязных коробок. Картина не умерла, она развивается, атом неисчерпаем. Так же как и современное искусство, которое тоже должно развиваться и будоражить воображение. Есть вещи, которые смотрят не так уж много людей, но они имеют очень большое значение».
Граница между двумя направлениями пролегает в выставочных пространствах. Современное искусство обосновалось в коммерческих галереях, художники, работающие в академической манере, по-прежнему ориентированы на государственные площадки, и прежде всего на Третьяковскую галерею и Русский музей. По словам Петра Баранова, желаемый статус они по-прежнему могут обрести, проведя там персональную выставку и попав в их коллекцию: «Когда современный художник создает свое произведение из мусора, его себестоимость равна нулю. Когда он пишет картину в академической технике, она стоит как минимум того времени и того труда, которые на нее потрачены. Владелец галереи может больше заработать на современном искусстве: оно дешевле, и поэтому академическое искусство оказывается вне рынка. Но я не считаю, что художник, предпочитающий классический жанр, зарабатывает меньше того, кто работает в жанре современного искусства, порой наоборот. Современное искусство поддерживается на Западе, а классическое — на Востоке».
Китай и стал новой «землей обетованной» для русских художников. Именно там они обнаружили новых почитателей и покупателей. Масляная живопись получила в Китае мощный импульс развития только в 1950-е годы, когда выяснилось, что традиционная китайская живопись Гохуа, в которой используются тушь и водяные краски на шелке или бумаге, невозможно наполнить идеологическим содержанием. До тех пор масляная живопись производилась исключительно на экспорт. Тогда же, в начале 1950-х, Китай заимствовал в СССР методику преподавания масляной живописи. Китайская академия художеств пригласила советского художника и педагога Константина Максимова, который обучал китайских студентов технике масляной живописи. В те же годы китайцев начали отправлять на обучение в Ленинград — в Академию художеств имени И. Е. Репина. В числе учеников Максимова Цзинь Шанъи, экс-президент Китайской национальной академии изящных искусств. Его работа «Таджикская невеста» — одна из самых дорогих когда-либо написанных китайскими художниками. Ее цена — 13,9 млн долларов. Обучение в России в те годы прошли больше 30 китайцев. В 1980-е поток студентов в российские учебные заведения, обучающие живописи, возобновился. Многим из них удалось занять ведущие позиции в китайском изобразительном искусстве.
Еще один фактор, влияющий на положение дел на рынке, — интерес со стороны интеллектуалов. Иногда он является определяющим. Каждый текст, написанный о произведении изобразительного искусства, увеличивает его инвестиционную привлекательность. Здесь преимущество на стороне современного искусства. Именно вокруг него сплачивается интеллектуальная элита. Станковая живопись, в особенности выполненная в академической манере, пребывает на периферии ее внимания. Единственное, чего у нее не отнять, — ее тысячелетняя история. Алексей Морозов справедливо полагает, что «вне зависимости от школы… и у академистов, и у импрессионистов и абстракционистов базовый принцип живописи: нанесение краски на поверхность посредством кисти — остался неизменным. Это по-прежнему универсальная техника для визуализации своих мыслей и образов, предусматривающая минимальное количество посредников между художником и зрителем. Кисть оказалась не менее фундаментальным изобретением, чем колесо».
Анатолий Любавин, ректор Московского государственного академического института имени В. И. Сурикова:
— Отрицать актуальное искусство и говорить, что это плохо-плохо, несправедливо. Все меняется. Форма меняется в пространстве и во времени, хотим мы того или нет. Я лично этого не понимаю, я человек другой формации, других взглядов. Но, приходя на выставки молодежного, мне «непонятного», искусства, начинаю открывать для себя идеи, которые раньше не приходили в голову. Я тоже впитываю из такого искусства что-то новое. И готов принять и понять эту форму. В какой-то степени она влияет на мое развитие. Можно говорить: надо писать, как передвижники. Мне кажется, это не совсем правильно: после передвижников было столько открытий, что их повторение станет возвратом к телеге.
Искусство формирует духовный мир человека, у него огромная воспитательная роль. Человеку необходимо знакомиться с классическим искусством — в театре, в музыке, в живописи. Не пройдя эту школу, не сможешь выразить себя в инсталляции. Это будет непрофессионально. Актуальное искусство тоже должно быть профессиональным, а профессионал в нем вырастает из классического искусства. Сейчас очень многое зависит от собственной инициативы. Никто не будет вести за руку. Ты должен идти сам, ошибаться, но что-то делать. Только тогда добьешься результата. Но и в традиционном искусстве есть много возможностей для новаторства. Здесь тоже развивается форма. Появились новые замечательные художники — со своим лицом, со своим пространством. Художнику необходимо учиться всю жизнь, а не повторять то, чему его однажды научили. Он должен идти вперед, а не стоять на месте. В этом уникальность нашей профессии и ее счастье.
В современных выставках как актуального искусства, так и традиционного очень важна роль кураторов. Ты видишь полотно, где нарисована какая-то точка, а рядом громадный текст, и нужно его прочитать, чтобы понять, что хотел сказать художник. Мне этого мало, но я вижу: молодые люди читают и способны воспринимать такого рода произведения. Начинаю думать, что, возможно, и в традиционном искусстве необходим куратор, который расскажет не о содержании картины, не о ее сюжете, а о глубине станкового пространства, о его цельности, о музыкальной конструкции того или иного произведения.
Художник через краску, через материал вкладывает в картину свою энергию. Именно энергия: его заблуждений, мучений, радости — и наполняет холст, она-то как раз и интересна зрителю: он начинает существовать в этом пространстве. Художник сейчас очень популярная профессия в искусстве. Конкурс в Суриковский институт никогда не был таким высоким, как сейчас. Большой спрос на эту профессию очевиден. В обществе огромный интерес к изобразительному искусству, и у молодых людей появляется желание стать художниками. Даже те, у кого уже есть и образование, и профессия, тоже хотят учиться живописи, понимать ее — они приходят к нам и занимаются с одержимостью!
Семен Михаиловскии, ректор Санкт-Петербургского государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина (Санкт-Петербургская академия художеств):
— Конечно, всегда есть искушение кардинально изменить систему. Но если получится ее изменить, вряд ли мы окажемся в лидерах, скорее где-то на периферии. Потому что у нас другая инфраструктура: галереи мало, коллекционеров тоже, рынок слабыи, заинтересованность, поддержка со всех сторон минимальные… Проблема нашеи системы образования в том, что в неи все направлено на цеховое воспроизводство: мы готовим людеи, с которыми будем работать, а те, в свою очередь, продолжают наше дело. Но это же искусство, в нем по определению должны быть персоналии. И они стали появляться. И меня в какои-то момент перестало интересовать, передовой мы отряд или нет. Все убежали вперед, ушли на новый круг, и мы, вроде бы безнадежно отставшие, оказались впереди.
Волею судеб самим местом — монументальным зданием Императорской Академии художеств — мы связаны с определенной историеи. В мире классических художественных школ остались единицы, а либеральных — сотни, даже тысячи. У нас учатся студенты из 33 стран. Бюджет пополняется почти наполовину за счет иностранных учащихся. Есть отработанные методики преподавания. Их, конечно, можно и даже нужно скорректировать, изменить сюжетные линии, чтобы они оказались связаны с современной жизнью. Сеичас они с неи не связаны: система защищается с помощью одних и тех же тем, сюжетов, приемов. Наша ключевая проблема в том, что ремесло парадоксально может сопутствовать неспособности думать, размышлять, анализировать. У нас учат ремеслу, но не учат мыслить.
Мы очень сильно связаны с китаиским арт-рынком. Эта зависимость началась еще в пятидесятые, когда у нас появились первые студенты из огромной страны. Потом, в шестидесятые, с культурной революциеи, контакты прекратились. А позже возобновились на новой основе. Дэн Сяопин провозгласил политику реформ и открытости, и в восьмидесятые-девяностые там вспомнили, что есть СССР, то есть Россия, Ленинград, то есть Санкт-Петербург, Институт Репина, то есть Академия художеств. У нас китаиских студентов больше трехсот. Все наши преподаватели проводят в Китае выставки, продают там свои картины.
Поэтому нельзя сказать, что мы существуем в безвоздушном пространстве. Огромному количеству людеи нравится фигуративная живопись. Вообще, плохие и хорошие художники есть и в классическом искусстве, и в современном. В академии был период, когда у нас преподавал Татлин. Надо сказать, у него в то время не было большои аудитории. В академию стремились потому, что там всегда учили классической живописи, классическому рисунку. Рисунок у нас и сейчас потрясающии. Считаю, это главное преимущество нашей школы. Нынче все рисуют, кто как может, а у нас фундаментальный подход. Мы вообще, можно сказать, чемпионы мира по классическому рисунку.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl