Умиротворение
В середине августа 1940 года тысячи немецких самолётов совершили первый массированный налёт на Великобританию, которая после поражения Франции оставалась единственным противником рейха. Впрочем, ещё за месяц до этого Гитлера не оставляла надежда договориться с британцами. Питала эту надежду история двусторонних отношений всего предыдущего десятилетия.
После того как в Германии в 1933 году к власти пришёл Гитлер, в Великобритании резко увеличился интерес к внешнеполитическим взглядам фюрера. А они были противоречивы: как можно выступать за союз с Англией и Италией для того, чтобы свести счёты с Францией (притом что Англия и Франция были союзниками), и при этом целью любого союза считать войну?
Ответа на этот вопрос у британских экспертов не было. Оставалось наблюдать за практикой, а она казалась не столь тревожной. Да, Гитлер установил жестокую диктатуру внутри страны, но в этом он не был одинок — за десятилетие до этого то же самое в Италии сделал Муссолини, к которому в Европе уже привыкли. В 1927 году Черчилль, бывший в то время канцлером казначейства, посетил Рим и остался доволен лидером фашистского режима: «Я не мог не поддаться, как это было со многими другими людьми до меня, обаянию, благородной и простой манере держаться синьора Муссолини, его спокойного и беспристрастного поведения». Зато во внешней политике Гитлер поначалу демонстрировал умеренность — в 1934 году была подписана декларация о неприменении силы с Польшей, а фюрер отказался поддерживать неудачливых нацистских заговорщиков в Австрии, убивших канцлера Дольфуса.
В общем, в Британии распространились настроения, что с Гитлером можно иметь дело, — политика соглашений, основанных на уступках, получила название «умиротворение».
Наследие Версаля
Если считать результаты Версальской конференции одной из ключевых причин того, что через два десятилетия началась новая война, то главной проблемой, как представляется, стали не репарации и не территориальный передел Центральной Европы, а нежелание и неспособность ведущих европейских государств — Великобритании и Франции — гарантировать результаты этого передела, которые были утверждены ими же в Версале. Создав новую систему международных отношений, лидеры Антанты не смогли обеспечить механизм соблюдения правил игры. Слабая Лига Наций таким механизмом стать не могла из-за отсутствия у неё соответствующих полномочий.
Ситуацию осложняло и отсутствие уверенности у политиков в справедливости всех решений Версальской конференции. Яркий пример — Роберт Ванситтарт, британский дипломат, в 1930-е годы — постоянный заместитель министра иностранных дел и критик политики умиротворения Германии. Но он же искренне считал, что Чехословакия должна предоставить судетским немцам автономию, — лидер пронацистской Судето-немецкой партии Конрад Генлейн убедил его, что его амбиции дальше не распространяются. Ванситтарт в 1937 году говорил Генлейну, что «не следует опасаться серьёзного вмешательства в пользу чехов со стороны Великобритании и, вероятно, также со стороны Франции», что стимулировало амбиции не только Генлейна, но и стоявшего за ним Гитлера. Если уж Ванситтарт, пользовавшийся в Третьем рейхе репутацией германофоба, был готов к уступкам, что уж говорить о других. Когда Ванситтарт понял, что речь идёт не об автономии, а об отделении Судет, то он порвал с Генлейном, — но многие его коллеги продолжали считать, что с немцами поступили несправедливо и, в крайнем случае, можно и согласиться на сецессию — что и произошло в Мюнхене в октябре 1938 года.
