Александр Фадеев
Портретная Галерея Дмитрия Быкова
ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА. |
1.
Мы вспомнили об Александре Фадееве, чьих романов сейчас никто не читает, а самым памятным поступком стало самоубийство, — в связи с награждением героя-молодогвардейца Виктора Третьякевича званием Героя России.
Думаю, это единственный шаг Владимира Путина не только за весь этот год, но и за всю его карьеру, который вызывает у меня однозначное 1. одобрение. Более того — сделать это надо было давным-давно. Третьякевич был оклеветан и обвинён в гибели подпольной организации «Молодая гвардия», которую он в действительности создал. Теперь несправедливость устранена.
Александр Фадеев был, между нами говоря, так себе писатель, и во всём его четырёхтомном наследии (не включаем сюда огромное количество установочных статей, писавшихся по долгу службы) не найти ни одного великого художественного произведения. А между тем писатель он был настоящий, такое бывает. Одним из доказательств этой подлинности было, кстати, его самоубийство — вызванное бесповоротным разочарованием в собственном творческом пути: дано было, реализовано не было. «Нельзя поправить» — слова из его предсмертного письма. Вторым доказательством было то, что в предательство Третьякевича он не поверил, и потому героя с такой фамилией в его романе попросту нет. Каким уж там чутьём он угадал правду — вопрос отдельный, но среди бесчисленных преувеличений и натяжек обеих редакций «Молодой гвардии» нет самой катастрофической и вредоносной: имя героя там не замарано.
Фадеев родился в 1901 году в Кимрах Тверской губернии, вырос на Дальнем Востоке, куда семья переехала в 1908 году; наибольшее влияние на него всегда имела мать, которую он пережил всего на год и в предсмертном письме просил, чтобы его похоронили рядом с ней. В 1918 году он вступил в РКП(б), участвовал в партизанской войне на Дальнем Востоке, был ранен. В 1921 году, будучи делегатом Х съезда партии, подавлял с другими делегатами Кронштадтское восстание, снова был ранен, остался в Москве и поступил в горную академию. Здесь он начал писать, дебютная повесть «Разлив» была одобрена критикой, а роман «Разгром» (1926) снискал ему подлинную славу.
Причины просты: на фоне прочей прозы двадцатых годов, орнаменталистской либо экспрессивной, вообще не чуждой наивного советского модернизма, «Разгром» выделялся нормативностью и правильностью языка, ориентацией на классическую традицию (прежде всего толстовскую) и вообще традиционностью. РАППу он понравился идейной правильностью и антиинтеллигентской направленностью (отрицательным героем был эгоист, романтический эсер-максималист Мечик), попутчикам — установкой на психологизм и даже некоторой неоднозначностью трактовок: в конце концов, речь шла о разгроме партизанского отряда, и всякого этого триумфального восторга в духе Всеволода Вишневского отнюдь не наблюдалось. Психологизм, однако, был не бабелевский, гуманизм — не буржуазный: если раненого Фролова надо было отравить для спасения остальных, то и травили; если у корейца надо было реквизировать свинью, обрекая тем самым его семью на голодную смерть, — то и не особенно заморачивались. Командир отряда Левинсон вошёл в русскую литературу с финальной фразой романа, выражающей его кредо: «Надо было жить и выполнять свои обязанности».
Роман написан довольно суконно — Фадеев вообще не был стилистом, не тем ценен, — но одно в нём угадано верно: большевики победили именно потому, что традиционные моральные ограничения для них недействительны, архаичны, отправлены в область безнадёжно прошедшего. Эта констатация понравилась и оголтелым идейным коммунистам, и интеллигенции, потому что она, в общем, верна. Иное дело, что делать трусом любого интеллигентного героя, «много об себе понимающего», — грубейшая, очень советская ошибка: как раз упорными бойцами в безнадёжных положениях бывают интеллигенты, которые действуют по уму, а не по инстинкту. Но Фадеев думал иначе, ему нравился Морозко и не нравился Мечик, и его взяли в главписы.
После «Разгрома» Фадеев ничего хорошего не написал. Его эпопея «Последний из удэге» увязла, как большинство советских эпопей, — потому что для масштабного романа нужна концепция, а тут её не было. Фадеев сначала был в РАППе, потом оказался чуть ли не единственным из рапповцев, кого пощадили и сделали начальником Союза писателей, потом активно выполнял все партийные поручения в руководстве литературой (но жестоко при этом страдал и спивался; страдать-то страдал, но против линии партии ни разу не пошёл). Во время войны он выезжал на фронт, в том числе на самые опасные участки, и писал хорошие военные очерки. Из такого очерка «Бессмертие» (1943) выросла и «Молодая гвардия». Фадеев писал её по зову сердца, без всякого партийного поручения, и написал очень быстро — роман в 50 листов написан буквально за год, хотя потом, во второй редакции, самим автором испорчен. Этому роману суждено было стать самой известной книгой Фадеева — хотя настоящей популярности в читательской среде она так и не обрела, в отличие от фильма с блистательными дебютами самых красивых советских актёров. Для взрослого читателя этот роман слишком прямолинеен и напыщенно романтичен, для подростков — чересчур задан и идеологичен: про подпольщиков можно написать интересно, тому порукой Юлиан Семёнов, но Фадеев этого не умел. «Молодая гвардия» вообще не очень хороший роман, но судьба его показательна и гораздо интересней самой книги.
2.
Начнём с того, что представления советских людей об эффективности подпольных организаций были сильно завышены — о пользе подполья можно наглядно судить сегодня: под оккупацией не расшалишься. Максимум того, на что способна подпольная организация, во имя чего она рискует жизнями (в том числе жизнями близких), — распространение информации об истинном положении дел на фронтах. Можно ещё предостеречь от мобилизации (угона в Германию). Оружия нет, за хранение его положена смерть; достать его можно — скажем, что-то раздавали при отходе наших войск и создании партизанских отрядов, — но это опять-таки сопряжено со смертельным риском, и много этим оружием не навоюешь. Подпольная организация создаётся главным образом ради того, чтобы люди не растерялись и их не подавило окончательно сознание собственной беспомощности: как всякое безнадёжное сопротивление, оно нужно главным образом самим сопротивляющимся. Так диссиденты диссидентствовали ради того, чтобы не противно было смотреть на себя, а результат их деятельности — тоже главным образом информационной, чтобы знали хоть, кого взяли, сослали или выслали, — состоит скорее в поддержании чести нации: не все легли под оккупантов, было сопротивление. Во Франции, кстати, было примерно так же.
Вокруг «Молодой гвардии» с самого начала были наворочены горы лжи. Организации такой, по сути, не было: было несколько не связанных между собой подпольных групп, руководил ими комиссар Третьякевич с опытом участия в партизанском отряде, он и назвал «Молодой гвардией» всё краснодонское подполье, по возрасту главным образом подростковое. Правда — и, думаю, далеко не вся — была сказана в конце девяностых, когда последний из выживших молодогвардейцев Василий Левашов дал интервью «Комсомольской правде». Там он открытым текстом сказал, что организацию никто не выдавал, а провалилась она по случайности: после налёта молодогвардейцев на грузовики с рождественскими подарками для немцев одну пачку папирос отдали за молчание пацану, который крутился рядом, когда эти подарки прятали. Он понёс её продавать на базар, там попался и выдал Третьякевича, который ему эту пачку отдал. Зинаида Вырикова и Ольга Лядская, которых Фадеев описал как предательниц, ещё до его приезда в Краснодон были обвинены в предательстве — как выяснилось, облыжно. Они дожили до полной реабилитации, произошедшей после многочисленных проверок только в 1990 году. В лагере, где сидела Лядская (вышла в 1956-м), показывали иногда фильм Герасимова «Молодая гвардия». И показывали потом на неё пальцем: вот, это она их выдала! Вырикову после недолгого пребывания в тюрьме выпустили, не наказав и не оправдав, она сменила фамилию на Симоненко, жила в Макеевке, заговорила только в 1990 году, дав интервью газете «Комсомольское знамя». О существовании «Молодой гвардии» и уж тем более о составе подпольных организаций Краснодона обе они не знали ничего. Подробные их биографии