Чарли Чаплин и Соломон Михоэлс: встреча в верхах. О новом спектакле Дмитрия Крымова «Двое» в Музее Москвы
Дмитрий Крымов не перестает удивлять. После двух недавних спектаклей еще одна столичная премьера знаменитого режиссера — «Двое» в Музее Москвы. Главными героями этой театральной фантасмагории стали реальные исторические персонажи — великий комик Чарли Чаплин и великий трагик Соломон Михоэлс. Что их связывало в реальности, зачем они встретились и что из этого получилось — об этом и многом другом размышляет Сергей Николаевич.
На самом деле их встреча заняла, наверное, не больше четырех минут. Ну как обычно: вежливо поулыбались, пожали друг другу руки. А тут и фотограф подоспел. Пара ослепительных вспышек в лицо, пара кадров для вечности. Вот, собственно, и все. Приблизительно по этому сценарию происходила историческая встреча Чарльза Спенсера Чаплина и народного артиста СССР Соломона Михоэлса в Нью-Йорке в январе 1943 года. И даже фотографий не осталось. Зато в соответствующих архивах наверняка сохранились документы за полученную Михоэлсом сумму в 33 миллиона долларов. Именно столько собрали в 1943 году состоятельные евреи для Советского Союза, который тогда в одиночку вел войну с фашистской Германией.
Спустя почти восемьдесят лет Дмитрий Крымов сочинит об этой встрече театральную поэму под лирическим названием «Двое» и поставит ее в Музее Москвы. Хотя если по-честному, то спектакль должен называться «Трое». Третий, как всегда, лишний. Он все время лезет, мешает, пугает своей рябой физиономией, такой устрашающей, что ее можно использовать для изучения кожных болезней. Это Сталин.
Собственно, вся история Крымова — на троих. Два больших огромных человека, чья неуклюжая громадность подчеркнута гигантскими размерами кукол из папье-маше, которыми еле управляют несколько кукловодов. И вот это горбатое, шустрое существо, которое всю дорогу норовит прервать общение гигантов.
Спектакль начинается со сцены ожидания Михоэлса в кремлевской приемной: длинный коридор, в глубине которого виднеется стол, настольная лампа под зеленым фарфоровым абажуром и карта СССР на стене, одна шестая суши, залитая красной краской — кровью. Михоэлс, как и полагается, ждет высочайшего выхода Сталина. Большая грустная фигура, испуганно застывшая на неудобном стуле, — памятник всем сидельцам в этой приемной. А вокруг, как тараканы, шелестят, пробегают, рыскают люди в штатском, которые тоже выжидают. И как будто в воздухе что-то потрескивает и вот-вот должно взорваться, как перегоревшая электрическая лампа.
