Завтрак на траве
Дом Клода Моне в Живерни — такое же произведение художника, как и его картины. С травой, прудами, цветами. Рассказывает Алексей Тарханов (“Ъ”).
Клод Моне любил кувшинки. Это знает каждый, кто бывал в музее Оранжери в Париже. В оранжерее дворца Тюильри раньше разводили цветы и выращивали фрукты к императорскому столу, а теперь все стены обвиты его свитками-холстами с изображением японских лилий на поверхности воды. Одна лилия, другая лилия, третья, четвертая. Искрометное произведение.
Художественное завещание Клода Моне считалось образцом единства архитектуры и живописи. Но истинное единство существовало не на холстах, а в жизни. Чтобы по-настоящему насладиться кувшинками, надо отправиться к нему в гости в нормандскую деревушку Живерни. Там их буквально пруд пруди. Художник ровно так и сделал — разбил сады, запрудил ручьи, заселил их водными лилиями и больше не знал проблем с капризными натурщицами.
Дом-мастерская в Живерни — длинный двухэтажный барак не самого художественного вида, словно предназначенный для общежития железнодорожников. Кстати, рельсы проходили когда-то точно по границе участка. Художник с 1883 года снимал у местных жителей ферму, где раньше собирали яблоки, давили сок и делали сидр. Она называлась “Пресс”. В 1890‑м Моне ее выкупил. Так и не став своим для соседей, он все больше времени проводил в своей новой нормандской усадьбе, благо до Парижа было недалеко. Сначала на поезде, а потом, когда рельсы заменили шоссе, и на автомобилях, к коллекционированию которых художник пристрастился под конец жизни, став бесстрашным лихачом, грозой местных регулировщиков.
Моне перевел в Живерни масштабное производство картин и скульптур (которых с увеличением славы и расходов требовалось больше и больше) и огромную семью (постоянно растущую по мере прибавления детей и жен, детей жен и жен детей). Чтобы всем найти место, художник раздвинул и без того длинный фасад направо и налево. В итоге дом протянулся на сорок метров вдоль улицы — которая называется теперь, понятно, улицей Клода Моне.
Это не дом-мастерская, который с нуля спроектировал архитектор. Моне легко преодолел соблазн всё снести и придумать заново. Старое здание зажило с новым хозяином в трогательном единстве, меняясь вместе с ним. Итог этого симбиоза поражает до сих пор. Снаружи ровные стены под скатной крышей и две линии окон с одинаковыми зелеными ставнями. Внутри — невероятное, простите за штамп, “буйство красок”. Декорация жизни была писана широкой кистью вопреки всем тогдашним законам хорошего вкуса, да и многим теперешним тоже. В доме художника каждая комната имела свой цвет вырвиглаз от лимона до лазури. Моне выбирал самые неожиданные оттенки. Вроде знаменитой ярко-желтой столовой, для которой он взял не матовую охру, а два кричащих оттенка хрома. Блестяще-желтым стало всё, кроме разве что потолка: буфеты, стулья, стены, балки,