14 книг об эмиграции — с XVI столетия и до наших дней
Отъезд за границу, в эмиграцию — в русской истории явление столь же привычное, сколь и постоянные потрясения. Esquire собрал 14 книг — от XVI века до наших дней, которые рассказывают о причинах такого шага и об опыте тех, кто жил в такой ситуации.
Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским
Литературный памятник XVI века, который переписывался вручную, из-за чего дошел до нас в чуть измененном виде, но по-прежнему передает атмосферу тех дней. Андрей Курбский, видный военачальник, воспользовавшись неразберихой Ливонской войны, сбегает в литовский тыл. Оттуда Курбский отправляет Ивану Грозному первое письмо, в котором выражает свое несогласие с политикой царя, критикует его действия и взгляды. Грозный отвечает резко, но все-таки отвечает — так завязывается переписка, которая затрагивает вопросы религии, государственного управления, общественного устройства, природы монархии, свободы и ответственности. Сознательная эмиграция Курбского — одна из первых запечатленных на письме.
Александр Герцен, «Былое и думы»
После восстания декабристов в 1825 году в России наступило мрачное время: усилилась цензура, любой политический протест и почти любая политическая активность подавлялись. Герцен, будучи еще студентом, изучал немецкую философию и знакомился с новейшими социалистическими идеями, участвовал в студенческих волнениях. Уже после учебы, находясь на государственной службе, неосторожно высказался в письме о действиях в полиции и был сослан. В 1847 году он уезжает в эмиграцию, где вскоре начнет издавать оппозиционный журнал «Колокол», который будет выходить десятилетиями. «Былое и думы» начинается как роман взросления (знаменитая сцена клятвы на Воробьевых горах), продолжается описанием его молодости и его соображениями о России тех лет. Большая часть книги посвящена именно жизни в эмиграции, европейским революциям 1848 года, Лондону, Парижу тех дней.
Александра Коллонтай, «Воспоминания»
Коллонтай — революционерка из дворянской семьи, первая женщина на министерском посту в России, организатор сексуального просвещения, дипломат. После того как ее обвинили в призывах к свержению царского правительства, долгое время жила за границей вплоть до падения царского режима. Воспоминания о том времени окрашены также в революционные цвета — панораму европейской жизни тех лет она описала в книгах «По рабочей Европе» и «По буржуазной Европе». Из нашего времени трудно себе представить, как широк был круг дореволюционной эмиграции — политическая оппозиция (и Ленин, и Сталин подолгу жили в Европе), деятели культуры, женщины, стремящиеся получить высшее образование, евреи, спасающиеся от погромов. Воспоминания Коллонтай позволяют это ощутить, к тому же некоторые биографы называют ее пребывание на посту посла уже в поздние годы жизни также вынужденной эмиграцией — и об этом она тоже успела написать.
Юрий Терапиано, «Литературная жизнь русского Парижа за полвека»
После февральской и октябрьской революции в Европу уехало беспрецедентное количество людей, недавно созданной Лиге наций даже пришлось создать специальный документ, удостоверяющий личность для русских эмигрантов, больше не имеющих гражданства, — по фамилии инициатора его называли «нансеновским паспортом» (о котором позже мечтали герои Ремарка, спасавшиеся от режима Гитлера). Именно поэтому круг письменных свидетельств необычайно широк, воспоминания оставили политики, придворные, военные, литераторы, балетмейстеры, промышленники, купцы, рабочие, а затем и их дети. Книга Терапиано сосредотачивается именно на литературной жизни. Он фиксирует ее изменения от расцвета первой волны эмиграции в 1920-е и 1930-е годы вплоть до ее угасания в 1970-е, когда с новой волной эмиграции литературный Париж стал уже совсем другим.
Нина Берберова, «Курсив мой»
Книга Берберовой стоит особняком среди книг первой волны эмиграции. Она уезжает совсем юной девушкой вместе с большим поэтом, значимым для литературной жизни дореволюционной России, — Владиславом Ходасевичем (оставившим, кстати, собственные воспоминания), с которым познакомилась в экзотическом учреждении Петрограда — ДИске (сокращение от Дом искусств), где она ходила на семинары. Уже оказавшись в Париже, познакомившись с Горьким, Гиппиус, Цветаевой, она сформировалась как писательница и автор биографий. «Курсив мой» отличает яркая индивидуальность, стремление писательницы к самостоятельному выстраиванию собственной жизни, к цельному, романному ощущению своего жизненного пути. Кажется, что для Берберовой любая тягота — это возможность сделать шаг вперед, не зря в самом начале книги она вспоминает эдиссонову лампу в пожарной части — которая, кстати, светит до сих пор.