Пессимизм в одной отдельной взятой стране
Иван Дубяга: поэзия в живописи
Краснодарский художник Иван Дубяга (род. 1980), автодидакт во всем, кроме музыки, вначале комбинировал поэзию и живопись в абсурдистской, обэриутской картине, а затем занялся абсурдистской анимацией, позволяющей добавить электронный звук к цифровому образу и сетевому слову. А также — к черному юмору, во всех оттенках которого описываются вселенские и российские реалии.
Этот текст — часть проекта «Обретение места. 30 лет российского искусства в лицах», в котором Анна Толстова рассказывает о том, как художники разных поколений работали с новой российской действительностью и советским прошлым.
Иван Дубяга родился в солнечном Краснодаре, вырос в солнечном Кишиневе, а в конце 1990-х вернулся в солнечный Краснодар, где начал рисовать профессионально и прожил двадцать с лишним лет взрослой жизни. «Детям юга» принято приписывать какую-то особенную витальность, неуемную энергию и оптимистическое мироощущение, но искусство Дубяги опровергает дурацкие стереотипы. На календаре его персонажей вечный «***брь» (название картины «***брь», написанной лет десять назад, давно стало мемом), и это не время года, а состояние души, близкое к ядерной зиме и «Внутреннему Чернобылю» (2013). Персонажам, как следствие, холодно, экзистенциальный холодный ветер продувает их мир, чаще всего ограничивающийся домом, улицей и лесом, но иногда раздвигающийся до планетарных и даже вселенских масштабов, где при всей «Изнурительной любви к спиральной галактике NGC 4651» (2014) ледяной холод одиночества переживается еще острее и в макро-, и в микрокосме. Персонажи лечатся от холода старинным проверенным способом, отчего и их самих, и окружающую, давно очеловечившуюся фауну все время выворачивает наизнанку («Птица с богатым внутренним миром блюет на невзрачный пейзаж», 2014), что происходит не только от употребленного вовнутрь, но и от общей удушливой атмосферы («Зевота от удушья», 2017). Помимо духоты зевоту, заставляющую зубастые пасти раскрываться провалами в бездну, вызывает вселенская скука — и жизни как таковой, и немудрящих развлечений, что помогают прожить эту жизнь, не приходя в сознание («В эфире программа „Очевидное — неинтересное"», 2014). Кто-то обуреваем тревогой («Катание бумажных шариков», 2015), кто-то — яростью («Соответствуй, сука!», 2013), но сильные эмоции не приводят к радикальным переменам, разве что — к побегу, да и то ненадолго («*** бабочек ловить», 2013).
Названия, часто написанные прямо на рисунках и картинах, представляют собой рудименты поэзии, с которой начинал художник, и, подобно стихам другого народного поэта-художника Олега Григорьева, моментально уходят в народ, разлетаясь по сетевому пространству тегами и мемами. Эта изобразительно-словесная экспрессионистская лирика заставляет видеть в персонажах лирического героя, а в их авторе — автопортретиста социального дна, пропащих «мудаков картофеля», к чему отчасти располагал образ жизни Дубяги, обитавшего в садоводстве на окраине Краснодара в недостроенном и необустроенном дачном домике вместе с двумя дюжинами приблудных кошек. Но вульгарные социология с психологией в данном случае не работают: мир Дубяги, и в смысле социальной картины, и в смысле позиции все же не вполне включенного наблюдателя, устроен сложнее. В нем находится место и розовому, «всегда немного фрустрированному» «Поросенку Фру-Фру» (2021) из хипстерского кофешопа, и «Зайчику-вертухайчику» (2020), мерзнущему на лагерной вышке,— обэриутский юмор, с которым изображаются эти и другие политические животные, добровольно-принудительно вытесненные из политической жизни, указывает на большую дистанцию между объектом и субъектом «исследований ужаса». Юмор, впрочем, распространяется и на субъекта, называющего свое творчество «дегенеративным искусством». При этом пересказывать пессимистически-философский мир Дубяги можно как бесконечный комикс или мультик. Он и правда экспериментировал с формой картины-комикса, персонажи, как будто бы нарисованные рукой очень юного или очень наивного художника, постепенно обретали близкородственные черты героев единой саги, а триптихи, полиптихи и серии стали составляться в анимационные фильмы. Вначале были простенькие «гифки», закольцованность которых идеально отвечала хождению по кругу и наступанию на те же грабли — любимым ритуальным практикам насельников этого безнадежного повествования. Позднее появились видео и анимация более крупной формы вроде «Наглотавшихся небытия» (2019) или «Рагнерёка» (2023), где к живописи и поэзии добавилась электронная музыка, которую пишет Дубяга, всегда считавший, что «современная электроника очень изобразительна и живописна».