«Киноглаз» против «кинокулака»
История Дзиги Вертова и неслучившейся «кинокизации» всей страны
На ММКФ покажут «Возвращение Вертова» — документальный детектив о том, как киновед и историк кино Николай Изволов нашел и восстановил два фильма великого режиссера-авангардиста Дзиги Вертова, считавшихся утраченными: монтажную «Годовщину революции» и монументальную «Историю Гражданской войны». И восстановил вертовский шедевр «Человек с киноаппаратом». Ксения Рождественская рассказывает, кем был для киноискусства Дзига Вертов и каким могло бы стать, но не стало кино после него.
Давид Абелович Кауфман родился в Белостоке в 1895 году (в 1896-м по новому стилю), сочинял стихи и фантастические романы, учился музыке и неврологии, взял себе псевдоним Дзига Вертов, снимал кино, провозглашал «использование киноаппарата как киноглаза», говорил о «киноправде» и «киновещи», спорил с Сергеем Эйзенштейном, открывал новые миры и закрывал старые, обижался на критику, придумывал технические фокусы, изобрел скрытую камеру, экспериментировал со звуком и с изображением, не вписывался в соцреализм, прожил 58 лет, был на какое-то время забыт. Был гением.
Не только потому, что именно его идеями вдохновлялось европейское «синема верите» («киноправда»), не только потому, что он вспарывал «живот кинематографии рифом революции», но в первую очередь потому, что его фильмы были призваны усовершенствовать сознание зрителя. Расширить зрение. Дать зрителю все преимущества «киноглаза».
Там, где другие кинематографисты (каким ядом веет от слова «кинематографист» в вертовских текстах!) хотели добиться эмоционального потрясения зрителя — такова, к примеру, была одна из целей Эйзенштейна,— Вертов хотел, «чтобы предметы на экране выглядели как «жизненные факты» и в то же время значили гораздо больше».
Вертов был поэтом, он был экспериментатором, он считал, что киноглаз более совершенен, «чем глаз человеческий, для исследования хаоса зрительных явлений, напоминающих пространство». Он был категорически против «литературных скелетов, обтянутых кинокожей» и утверждал, что советское кино должно быть неигровым, без актеров, без декораций, без сценария, не фиксировать события, а «расшифровывать» их.
Он предлагал свое «вижу!».
Но мало кто смотрел.
Собственно, Вертов не умел думать о том, что нужно публике, гораздо больше его интересовал способ съемки и то, что появляется на экране. Он говорил от имени киноглаза: «Я создаю человека более совершенного, чем созданный Адам... Я у одного беру руки самые сильные и самые ловкие, у другого беру ноги самые стройные и самые быстрые, у третьего голову самую красивую и самую выразительную и монтажом создаю нового, совершенного человека...»
Человек революционный
Эйзенштейн и Роом в «Октябре» пересоздали прошлое страны, превратили историю в миф — многотысячный штурм Зимнего или рабочий Никандров в образе Ленина стали для зрителя если не единственно возможной, то, безусловно, главной правдой о революции. Вертов, даже в своем монтажном дебюте «Годовщина революции», как и в следующем фильме — «История Гражданской войны», интересуется не столько мифом, не тем, что свершилось, а движением времени, «коммунистической расшифровкой мира». В «Годовщине революции» есть и Ленин (настоящий), и баррикады у Зимнего, но все это воспринимается не как законченные сюжеты, а как эпизоды вселенской истории, чей сценарий еще не дописан. Вертов сам был революцией, не свершившейся, а совершающейся в каждом кадре.
За «Годовщину революции», которую сам Вертов называл своим первым производственным экзаменом, он взялся случайно — больше некому было. В Московский кинокомитет его привел друг детства журналист Михаил Кольцов в последний день мая 1918 года. Кольцов тогда возглавлял группу кинохроники Наркомата просвещения. Кинематографисты, как всегда, разъехались на лето, а Гражданская война не дала им вернуться. Когда поступил заказ на создание картины к годовщине революции, оказалось, что заниматься этой картиной некому, кроме Вертова, который всего четыре месяца проработал в кинокомитете, монтируя новостную «Кинонеделю».
Негатив «Годовщины революции» использовался для производства других хроникальных фильмов, был разделен на мелкие куски, и фильм, в сущности, растворился. Полный текст титров фильма, позволивший его реконструировать, был обнаружен лишь в 2017 году в РГАЛИ, в фонде Маяковского.