Отношения народа со своим голосом в рассказе Кафки «Жозефина, или Народ мышей»

WeekendКультура

И/ИЛИ

Отношения народа со своим голосом в рассказе Кафки «Жозефина, или Народ мышей»

3 июня исполняется 100 лет со дня смерти одного из главных писателей ХХ века Франца Кафки. В вошедшем в его последний сборник рассказе «Жозефина, или Народ мышей», как и в остальных его предсмертных текстах, практически уничтожена разность между людьми и животными, важнее оказывается то, что их объединяет, в частности, потребность в общности, в некотором мы — и в фигуре, это мы воплощающей. Мария Степанова в своем эссе размышляет о том, как устроена связь народа и его лидера, что они приносят в жертву этой связи, как поддерживают и предают друг друга и кто из них от кого больше зависит.

1.

Мы начнем с утраты. Мы будем исходить из того, что некогда дела у мышиного народа обстояли гораздо лучше.

Что это значит, трудно сказать сейчас — скорее всего, просто то, что он был всего лишь одним из многих и не отличался от прочих ни доброй славой, ни злой, не имея ни особых причин считать себя отмеченным какой-то специальной печатью, не таким, как все, каковая незаметность, если подумаешь, и есть подарок судьбы, который важно не потерять по дороге.

И, как хорошо известно тем, кого эта самая печать когда-либо придавила, а то и расплющила, нет никакой радости в том, чтобы оказаться исключением, о котором рассказывают сказки и пишут хроники,— частью общей трагической истории, заставляющей тебя постоянно соизмерять собственную жизнь с историческим существованием какого-то коллектива, непрерывно прирастающего новыми хвостами и зубками, коллектива, с которым ты связан так неразрывно, словно ты часть древнего животного, многоголового, будто дракон какой, но при этом гораздо меньше, чем дракон, способного о себе позаботиться. Как ты ни суетись, как ни пытайся выскочить из общего ряда, о тебе будут думать как о части целого, о представительнице множества, и если ты позволишь себе какое-нибудь непотребство, есть большой шанс, что оно войдет в историю как поведение, типическое для таких, как ты, как видовая характеристика, позволяющая внешнему наблюдателю сделать нужные выводы — от которых, если речь зайдет о противостоянии, будет зависеть выживание и твое, и твоего потомства, и всех тебе подобных. Неудивительно, что для мышиного народа, вовеки напуганного и готового к самозащите и самопожертвованию, характерен и высокий, так сказать, моральный дух, и слабая толерантность к тем своим представителям, что ведут себя не по правилам, словно думают, что времена переменились, беда миновала и можно жить, как тебе вздумается, не задумываясь об общей безопасности. Неудивительно и то, что — как узнает читатель в конце рассказа о певице Жозефине — сообщество мышей отказывается фиксировать собственную историю.

Если верить безымянному рассказчику, были времена, когда мышиный народ еще не был отрезан от мира и ничем не отличался от других. (Volk, повторяет он многократно, раз за разом, как будто это слово имеет особую силу,— еще не зная, что это слово будет на сто лет вперед скомпрометировано, почти непроизносимо, и не только в краях, где говорят на языке, на котором писал Франц Кафка.) Трудно сказать, какое бедствие послужило началом для всех напастей, которые преследуют мышиный род, а им нет числа, и ни рассказчик, ни автор рассказа о рассказчике не дают себе труда обозначить начальную точку их нового существования, которое иначе как отверженностью не назовешь. Мало того, что живут они в рассеянии, на обширных территориях, где нас окружают бесчисленные враги и подстерегают самые неожиданные опасности; мы не можем выключить наших детей из повседневной борьбы за существование, так как это навлекло бы на них гибель; мало того, что их дни заполнены тяжелым, неостановимым коллективным трудом, в котором каждый помогает каждому и несет на плечах тяжесть, предназначенную соседу, чтобы тот не надорвался. Они еще и находятся в состоянии непрерывной войны с внешним миром — или, вернее, внешний мир, наши враги, как рассказчик их называет, только и ждут возможности напасть из засады и уничтожить хоть сколько-нибудь граждан мышиного государства (а точнее сказать, членов мышиного общества — потому что, хотя мы многое узнаем о его нравах, ничто в рассказе о певице Жозефине даже не намекает на наличие хоть какого-то государственного устройства, словно общество это управляется само собой, силой врожденной сплоченности и общих интересов). При таком нездоровом образе жизни можно не удивляться, что главное желание, главное удовольствие для этого народца — мир или его более доступная разновидность, покой, краткая возможность прижаться друг к другу и даже задремать в тепле коллективного тела.

Но, как мы уже знаем, так было не всегда — и рассказ Кафки недвусмысленно отсылает к другому рассказу, тоже написанному по-немецки и вышедшему в свет за сто с небольшим лет до того, как была написана «Певица Жозефина». Даже их названия похожи, хотя с одной существенной разницей — та, другая книга, тоже повествующая о злоключениях мышиного племени, хотя с меньшим, может быть, сочувствием и пониманием, ибо написана, так сказать, со стороны врага, называется «Щелкунчик и Мышиный король», а наша — «Певица Жозефина, или Народ мышей», так что и и или, как и сами названия, отражаются друг в друге до полной неразличимости. А чтобы читатель не ошибся и держал в уме текст Гофмана в качестве, как сказали бы теперь, приквела, Кафка заботливо размещает в одном из первых абзацев отсылку к щелканью орехов, занятию, которое невозможно принять за разновидность искусства, если кто-то не объяснит нам со стороны, что заурядный щелкунчик не что иное как виртуоз. И это первый и последний раз, когда щелкунчики и орехи возникают в истории Жозефины, потому что мы уже и так все поняли и вспомнили.

Экскурс в историю мышиного народа в «Щелкунчике» запрятан в совершенно другое повествование — о том, как полноценная человеческая девочка влюбляется вдруг даже не в чужеземца, цыгана, еврея (для этого она слишком мала, в книге ей лет десять-двенадцать), а в предмет — в деревянную игрушку, и пребезобразную притом, годную только для того, чтобы щелкать орехи, и любит ее так, словно та наделена и бессмертной душой, и прочими качествами, потребными для удачной партии. Коллизия довольно-таки скандальная, и чтобы ее разрешить, автору придется превратить деревянного щелкунчика с его голыми зубами и глазами навыкате в хорошенького заколдованного принца. И вот тут вдруг начинает разворачиваться рассказ в рассказе, и, желая знать, как принц превратился в раскрашенную домашнюю утварь, мы узнаем об истории мышиного народа.

Если полагаться на Гофмана и его доверенное лицо, крестного Дроссельмейера (в «Щелкунчике», конечно, тоже есть дополнительный рассказчик, большой авторитет в области истории), были времена, когда мышиный народ не только сосуществовал с человеческим, но и считал себя ему родней — частью общей цивилизации, как сказали бы мы теперь, уважающей границы и культурные различия, но составляющей единую семью народов. У мышей тогда было вполне конвенциональное государственное устройство: и собственное королевство, называвшееся Reich Mausolien, что звучит похоронно, но респектабельно, и полноценная королева, состоявшая в родстве с королевскими домами Европы. Царственные особы наносили друг другу визиты, и все это так и длилось бы до сих пор, если бы в один злосчастный день мыши не позволили себе увлечься и перейти границы. Не буду описывать в подробностях прискорбный случай с салом; скажу лишь, что на свою беду мыши обнаружили перед всем светом собственную животную природу, знающую только желания и не признающую приличий и ограничений, соседское сало было сожрано, а человеческий род вступил с мышами в вековую кровопролитную войну, что длилась и длилась, как при Гофмане, так и при Кафке. Так мышиный народ был отчужден от прочих и стал сообществом отверженных, надеющимся только на себя и приобретающим понемногу черты, вовсе отличные от тех, что имелись когда-то.

Известно, например, что мыши теперь вовсе лишены чутья и интереса к музыке; рассказчик Жозефининой истории не питает на этот счет никаких иллюзий. Но он признает, что так было не всегда — и что в старые времена и его собратьям был знаком Gesang, искусство напева и потребность в пении. Сохранилась и память о песнях, и даже сами песни — вернее, слова этих песен. Только никто понятия не имеет, как с ними быть, словно с выпадением из общей, обще-человеческой истории мышиный народ выпал из общей музыкальной колыбели. Слова-то остались на своих местах, как и сам язык,— в конце концов, мы ведь находимся внутри рассказа, и какого кучерявого, продуманного, риторически оснащенного. Но музыка, музыка этот язык покинула, где-то после катастрофы пение превратилось то ли в писк, то ли в свист, безотчетный и бесформенный, как дыхание. А он в свою очередь стал так привычен, что проще всего его не замечать, и так оно и было бы, если бы не Жозефина с ее певческим даром и непомерными амбициями.

2.

Последние, предсмертные тексты Кафки часто заняты тем, чтобы стереть зыбкую границу между животным и человеком и распространить на живое и неживое всесветную демократию страдания. Из предметного ряда последовательно исключается все, что может быть опознано как слишком человекоподобное, — и одновременно натуралистические приметы звериного обихода; то, что остается,— голая душа и еще более голое, уязвимое тело, слишком способное к переживанию страха и боли.

Чем-то это похоже на басни, где звери всегда немного (или слишком много) люди,— но только здесь мы имеем дело с анти- баснями, где человека застаешь в процессе превращения не пойми во что, а животное — только один из возможных вариантов. Кроме того, басне полагается по чину мораль, сервируемая в конце, или хотя бы разгадка, дающая читателю возможность успокоиться: ах, вот что имелось в виду на самом деле! И рассказ про мышь Жозефину словно специально задуман для того, чтобы потрафить такому читателю, специализирующемуся на разгрызании ореховых аллегорий.

Его можно читать десятком различных способов, выбирай любой. Это выглядит так, словно автор, будто Набоков какой-то, закладывает в текст целый сноп потенциальных траекторий, легких, возможных и заведомо ложных истолкований. Тут тебе и постромантический конфликт художника с обществом, и притча о судьбе еврейского народа с его неизбывным сопротивлением натиску внешнего, угрожающего мира, и ветхозаветный сюжет о мальчике, слишком упоенном своими снами о будущем величии, чтобы заметить свое ближайшее будущее — предательство (со)братьев, отверженность, рабский труд,— и пародийные параллели с Новым Заветом, и, в лучших традициях confessional poetry, повседневную муку человека по имени Франц Кафка, принужденного обстоятельствами к полезному труду на благо общества и от души этот труд ненавидевшего, мечтавшего не работать и только писать и писать,

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Гений места Гений места

Настоящие фанаты городов, которые открывают их и для себя, и для других

Новый очаг
Дружеское выгорание: 5 советов тем, у кого пропало желание общаться Дружеское выгорание: 5 советов тем, у кого пропало желание общаться

Почему мы выгораем от общения с друзьями, что с этим можно сделать?

Psychologies
Самый богатый спортсмен за всю историю: жил две тысячи лет назад и получал больше Джордана Самый богатый спортсмен за всю историю: жил две тысячи лет назад и получал больше Джордана

Что, если мы скажем, что Джордан — не самый богатый спортсмен за всю историю?

Maxim
История первого героя СССР: за что Анатолий Ляпидевский удостоился высшей награды История первого героя СССР: за что Анатолий Ляпидевский удостоился высшей награды

Медаль «Золотая Звезда» с порядковым номером 1 в СССР была только одна

ТехИнсайдер
Почему у некоторых собак хвост колечком? Зачем вообще собакам хвост? Почему у некоторых собак хвост колечком? Зачем вообще собакам хвост?

Почему природа для каждого бобика придумала разные хвосты?

ТехИнсайдер
«Извне», «Защищая Джейкоба» и «Дом с прислугой»: 10 лучших сериалов последних лет в жанре триллер «Извне», «Защищая Джейкоба» и «Дом с прислугой»: 10 лучших сериалов последних лет в жанре триллер

Собрали многосерийные триллеры, которые можно осилить за выходные

Правила жизни
Любовный треугольник: можно ли любить одновременно двоих? Любовный треугольник: можно ли любить одновременно двоих?

Что такое любовь? Почему люди заводят романы на стороне?

Psychologies
Закодировать от злого умысла: как криптография защитит от мошенничества Закодировать от злого умысла: как криптография защитит от мошенничества

Как справиться с мошенничеством?

Forbes
Акварелист-виртуоз и фаворит президента. Что нужно знать про художника Сергея Андрияку Акварелист-виртуоз и фаворит президента. Что нужно знать про художника Сергея Андрияку

Как художник Сергей Андрияку относился к искусству и почему стал известным?

СНОБ
Цезарь умер, да здравствует Цезарь! Каким получился блокбастер «Планета обезьян: Новое царство»? Цезарь умер, да здравствует Цезарь! Каким получился блокбастер «Планета обезьян: Новое царство»?

Дарвинистский блокбастер «Планета обезьян: Новое царство»: стоит ли смотреть?

Правила жизни
Симфония трех тысяч голосов Симфония трех тысяч голосов

Интервью с Сумитой Гхош, основательницей социального предприятия rangSutra

Позитивные изменения
Как увеличить шрифт на iPhone и еще несколько полезных фишек, о которых вы могли даже не слышать Как увеличить шрифт на iPhone и еще несколько полезных фишек, о которых вы могли даже не слышать

Если покопаться в настройках своего телефона, можно найти много полезных опций

ТехИнсайдер
«Переедание — это ваша попытка заставить свое тело не чувствовать» «Переедание — это ваша попытка заставить свое тело не чувствовать»

Что такое переедание, о чем оно нам сигнализирует, и как научиться не переедать?

Psychologies
Как Элишка Юнкова стала гонщицей во времена, когда женщины в тайне учились водить Как Элишка Юнкова стала гонщицей во времена, когда женщины в тайне учились водить

История женщины, которой покорялись самые сложные трассы

Forbes
Сказки для взрослых. Мариана Павлюкевич — об искусстве создания маркетинговых арт-проектов Сказки для взрослых. Мариана Павлюкевич — об искусстве создания маркетинговых арт-проектов

Мариана Павлюкевич о том, зачем брендам культурный код, эмоции и ДНК

СНОБ
«От дам-патронесс до женотделовок: История женского движения России» «От дам-патронесс до женотделовок: История женского движения России»

Как появилось высшее женское медицинское образование

N+1
Еще по одной: 10 мини-сериалов, которые можно посмотреть за вечер Еще по одной: 10 мини-сериалов, которые можно посмотреть за вечер

Необычные мини-сериалы, которые вы могли пропустить

Правила жизни
9 героев минувшего сезона РПЛ: от лучшего игрока — до защитника «Зенита» 9 героев минувшего сезона РПЛ: от лучшего игрока — до защитника «Зенита»

Итоги сезона-2023/24 Российской премьер-лиги: кто и за что получил премии

Forbes
Чем полезна черемша: 5 свойств Чем полезна черемша: 5 свойств

Черемша — суперфуд, который можно есть не только в маринованном виде

РБК
Для измерения лунотрясений разработаны лазерные сейсмические датчики Для измерения лунотрясений разработаны лазерные сейсмические датчики

Как распределенное акустическое зондирование позволит измерять лунотрясения

ТехИнсайдер
9 главных разочарований в жизни каждого человека 9 главных разочарований в жизни каждого человека

Подборка того, в чем многие люди разочаровываются чаще всего

Psychologies
Управлять наслаждением Управлять наслаждением

Вы готовы к необычным ощущениям, потрясениям и открытиям?

Psychologies
Как появилось то, без чего вообще нельзя выходить на улицу: история создания солнцезащитных средств Как появилось то, без чего вообще нельзя выходить на улицу: история создания солнцезащитных средств

Кому же мы обязаны за изобретение незаменимых средств, спасающих от солнца?

ТехИнсайдер
Первый советский хакер остановил конвейер ВАЗа… и раскрыл заговор айтишников. Вот как это было Первый советский хакер остановил конвейер ВАЗа… и раскрыл заговор айтишников. Вот как это было

Амбициозный программист сначала стал преступником, затем национальным героем

ТехИнсайдер
Можно ли есть черные бананы? Вы поразитесь ответу западных экспертов! Интересные факты Можно ли есть черные бананы? Вы поразитесь ответу западных экспертов! Интересные факты

Cтоит ли употреблять почерневшие бананы или безопаснее выбросить их в ведро

ТехИнсайдер
Первый пациент с чипом Neuralink рассказал о жизни после операции Первый пациент с чипом Neuralink рассказал о жизни после операции

Первый пациент, которому вживили чип Neuralink, рассказал о жизни после операции

Forbes
Можно ли съесть слишком «много» белка Можно ли съесть слишком «много» белка

Задумывались ли вы когда-нибудь, не может ли избыток белка стать проблемой?

ТехИнсайдер
Медицинский случай: у очень редких «близнецов-пауков» три ноги, четыре руки и один пенис Медицинский случай: у очень редких «близнецов-пауков» три ноги, четыре руки и один пенис

Сиамские близнецы в Индонезии родились сросшимися, как «паук»

ТехИнсайдер
Сложно перестать критиковать себя? Вот что советуют психологи: облегчите жизнь! Сложно перестать критиковать себя? Вот что советуют психологи: облегчите жизнь!

Что нужно знать, если вы все же решились преодолеть внутреннего критика!

ТехИнсайдер
О чем на самом деле мужчины и женщины думают во время секса: 3 частые фантазии О чем на самом деле мужчины и женщины думают во время секса: 3 частые фантазии

Почему в сексе мы пускаемся в разнообразное фантазирование?

Psychologies
Открыть в приложении