«В республике не было вора без куратора из Москвы»
Рамазан Абдулатипов, спецпредставитель президента по Каспию, рассказал РБК о связи его отставки с поста главы Дагестана с арестом Магомедовых, заступничестве за опальных чиновников и московских кураторах дагестанских взяточников
«С Игорем Ивановичем Сечиным мы старые друзья»
— После подписания конвенции о разделе Каспия в августе остались спорные вопросы?
— В свое время на Каспии было два хозяина: СССР и Иран. Но образование новых государств создало другую политическую и правовую ситуацию. Мы почти 30 лет потратили, чтобы определиться с правовым статусом Каспия. Конвенция меняет регулирование зон влияния, промысла, защиты экологии и защиты от вмешательства третьих стран, открывает новые возможности.
Теперь суверенитетом над Каспием владеют пять стран, и никто не имеет права влезать туда без согласования с ними. Раньше другие страны заявляли о том, что Каспий является регионом их национальных интересов, начиная от Америки и кончая ЕС. В регионе стали работать американские, европейские, китайские, вьетнамские фирмы и т.д.
— Но из-за конвенции они не уйдут с Каспия...
— Конвенция никого не выгоняет, но они будут вынуждены подчиниться новым правовым нормам. Каспийский регион играет большую роль в защите национальных интересов России, и нужно решать комплекс вопросов экологии, использования ресурсов и развития транспортных маршрутов. В частности, в 2000 году Россия, Иран и Индия подписали соглашение «Север — Юг», что может приносить огромные прибыли. Но пока миллионы контейнеров уходят, минуя Россию.
На Каспии несколько триллионов кубометров запасов газа. А когда я был руководителем Дагестана, 85% газа республика получала с Ямала. На Каспии десятки миллиардов тонн запасов нефти, а «Дагнефть» была на пороге роспуска.
— Россия начала реализовывать конкретные проекты со странами Прикаспийского региона?
— Есть много убедительных энергетических и транспортно-логистических проектов. Стал налаживаться проект взаимной поставки сельхозпродукции. Нам удалось наладить продажу баранины Ирану из Дагестана и Карачаево-Черкесии. Но из-за отсутствия большого соглашения люди мучаются, и это мясо довозят от Дагестана до Тегерана за 15–17 дней. Чтобы ускорить поставки, нужно выработать соглашение с общими подходами решения таможенных, санитарных и пограничных вопросов.
Мы с Минсельхозом пытались наладить «зеленый коридор», но вопрос затормозился. Каспию не хватает инновационных проектов и пассионарных людей. В моем кабинете в Махачкале окна выходили прямо на море. Я каждый раз спрашивал: что это море здесь делает? Никакой пользы, кроме отдельных споров между странами. От этого моря ни копейки не поступает в бюджет республики и страны. Этим никто не занимается. А потом мы жалуемся, что туда кто-то приходит. Теряем миллиарды долларов и гоняемся за копейками, устраивая шоу по всей стране.
— Предлагаете пустить на шельф Каспия «Дагнефть»?
— А кого же пускать, если не «Дагнефть», которую надо активно подключать к освоению Каспийского шельфа и всего остального. «Даггазу» надо активно там работать. Это же наше, родное.
Вот с [главой «Роснефти»] Игорем Ивановичем Сечиным мы старые друзья. Когда я начал работать в Дагестане, я подошел к нему и говорю: «Игорь, давай это отдадим Дагестану, мы будем привлекать инвесторов». Он говорит: «Кого ты хочешь привлечь»? Я назвал пару фамилий, он говорит: «Мы сами сделаем в 100 раз лучше». Мы подписали соглашение о совместных действиях, поручили исполнителям, но, к сожалению, поручения были провалены или никто не отслеживал их исполнение. Отсюда и такой уровень работы. При этом все докладывают, что работают, а на самом деле польза минимальная.
Над шельфовыми проектами должен быть прямой контроль Сечина, он эффективный управленец. Но он не может каждый день заниматься Дагестаном, когда огромные запасы нефти на Ямале. Тем более каспийская нефть ему не очень выгодна для добычи, потому что это глубокая тяжелая нефть.
Она для «Дагнефти» подходит. Компания в советское время ежегодно добывала 2,4 млн т. Сейчас три бочки — 164 тыс. т. А рядом бедный Дагестан, которому якобы помогают ежемесячно из федерального центра. Чего помогать? Дайте жить! Помогать не надо, мы сами можем себе помочь. Мне так и не удалось до конца довести вопросы собственности. Я докладывал президенту, что самая неэффективная собственность в Дагестане — федеральная. Загруженность морского порта Махачкалы сейчас 25%. Какой хозяин позволит, чтобы такой кусок не давал полной отдачи?
— Но вокруг порта были конфликты, в том числе между структурами Зиявудина Магомедова и Сулеймана Керимова.
— Морской порт находится в собственности Минтранса и Росимущества. Какой конфликт? Я добился акционирования, а хозяином остается Минтранс. Значит, Минтранс должен найти эффективного хозяина и передать ему. А они устраивают разборки. Это не дело Магомедова или Керимова. Минтранс должен сказать свое жесткое слово.
— За много лет так и не сказал...
— Слушай, дорогой мой, это уже вопрос не ко мне.
— Какие проекты обсуждаются с Ираном, с учетом того что против него ужесточаются санкции? С ним можно проводить расчеты?
— Я встречался с заместителем Центробанка Ирана по вопросу возможного использования во взаимных расчетах криптовалюты. Есть вполне нормальные современные механизмы для расчетов. Трудно налаживать экономическое сотрудничество без эффективно работающего межбанковского соглашения. Спрашиваю у иранских друзей: «Вот вы говорите, что США вам объявляют санкции. Мы вам жалуемся, что нам объявляют санкции. А кто объявил санкции между нами? Почему мы активно не работаем?»
— И что они отвечают?
— «Да, мы готовы». И мы готовы. Понимаете, когда оба готовы, а акта нет, то это вызывает сомнение.Я считаю, что мы работаем инертно, а мир очень динамичен. На это неоднократно указывает Владимир Владимирович Путин. Как мы хотим догнать кого-то? Один президент круглые сутки бегает по всему миру, защищая интересы России и ее развитие, а многие заняты своими делами и мелкими разборками. В этой ситуации под подозрения попадают и активность, и эффективность. Моя трагедия в том, что я чересчур активно работал. По теории Гумилева, если общество разваливается или находится в переходном периоде, то в этом обществе очень не любят пассионариев. Их убирают, отодвигают. И таких людей у нас осталось несколько во главе с президентом. А большинство работающих — субпассионарии, которые хотят доесть то, что осталось от прошлых периодов.
«Я пришел в Дагестан не голодный, у меня были и дома, и квартиры»
— Вы связываете свою отставку с поста главы Дагестана с пассионарностью? Решение было неожиданным?
— Нет. Одна из причин заключается в том, что в Москве очень много тех, кто годами перекачивал средства из Дагестана в Подмосковье, строя свои коттеджи. Это целый класс людей. Хотя параллельно были люди, которые из Москвы приезжали, героически боролись и отдавали свою жизнь за Родину. В Дагестане знают, что в республике нет и не было ни одного вора и бандита, у которого нет куратора в Москве. И когда Абдулатипов начал наводить порядок, поступления сюда [в Москву], соответственно, снизились. Я снял с работы четверых министров за коррупционные дела. Снял 22 руководителя городов и районов за коррупцию. А в результате с чем боролся, на то и напоролся. Обвинили за все, что там было, весь бардак, который еще со времен Петра Великого.